В желудке становится неприятно, дрожь бежит по пищеводу, я с трудом спрашиваю:

- Так у вас с Катей что-то было тогда, в доме?

Я не знаю, зачем спрашиваю, почему хочу знать ответ. Может, подсознательно ищу себе оправдания, мол, у меня были причины поступить так, как я поступила. Вряд ли мне станет легче, если так, скорее уж, больнее. Но все равно жду ответа.

Стас усмехается, качая головой, но в этой усмешке столько душащей тоски, что у меня снова все внутри сжимается. 

Он садится за стол, сгибая ногу в колене и ставя ее рядом с собой на стул.

- Она действительно пришла тогда, - Стас смотрит на меня, я теряюсь под его взглядом, - но кроме флирта с ее стороны ничего не было. Я сказал, что у меня есть девушка, которую я люблю, и на этом все. Катя ушла, а я в тот момент понял: правда ведь, люблю, - он усмехается, снова качая головой. - Тут-то ты меня и припечатала. Вот тогда было действительно больно и обидно, потому что я весь такой влюбленный идиот бегаю, тебя ищу, а ты… Я психанул, семья загород собиралась, и я уехал с ними. Не знал, что Зеленцовы приедут, честно… Да мне не до них было. Жутко ломало, хотелось тебе позвонить, написать, бросить все и примчаться. Я терпел, думал, так будет правильно. Наивный юношеский взгляд, - он снова усмехается, вытягивает ноги, запуская руки в волосы. - Хотелось, чтобы ты поняла, как меня задело твое недоверие, и что я не такой. Впервые в жизни, может, я действительно был не такой.

Я прячу лицо в ладони. Больно. По-другому, не так, как непосредственно в момент, когда все происходило. За другое больно: за то, что нас разлучила глупость, обида и череда случайностей. Это так нелепо, невыносимо нелепо, потому что не верится, что такая ерунда могла взять и сломать две человеческих судьбы. О том, как могло бы быть хорошо - страшно даже думать. Потому что будет еще больнее.

- Мать говорила, я в больнице постоянно бредил и тебя звал, - Стас смотрит в сторону, когда на этих словах я убираю ладони от лица. - Она отца попросила в город съездить, привезти тебя, он вернулся один, сказал маме, что ты уехала с Обузовым. Об этом мне уже мама сообщила, когда я в себя пришел. Я не хотел верить, до последнего… Ездил в общагу, потом подругу твою нашел. Но она ничего не знала, сказала, что видела тебя один раз, что ты ждала от меня вестей и мучилась. Ты заблокировала меня везде…

- Я подумала, так будет правильно, - стираю пальцами слезы, скопившиеся в уголках глаз. - Обрубить все разом. Да и не думала, что ты писать будешь, ты же меня бросил. А потом узнала, что ты в больнице был. 

- Почему ты не связалась со мной? - он снова на меня смотрит. Я мелко трясу головой, с трудом сглатывая - горло душит спазмом. 

- Когда я узнала… Я поняла, что все было не так, как я придумала себе. И что ты меня не предавал. И мне стало так плохо… Я понимала: ты будешь думать, что я бросила тебя ради того, чтобы стать содержанкой. И будешь ненавидеть, имея на это полное право. А потом… - я замираю, только дрожат чуть приоткрытые губы, проскальзывает мысль промолчать, пропустить, но Стас упирается таким внимательным взглядом, спрашивая:

- Что потом? - что я только выдыхаю, сдаваясь. Не могу больше все это в себе носить. Не могу.

- Я потеряла ребенка, - произношу, не сводя с него взгляда. - Нашего ребенка.

Лицо Стаса каменеет, черты лица как будто заостряются на бледнеющей коже, он стискивает зубы и только гуляющие желваки сейчас выдают его эмоции, в остальном он кажется неподвижной каменной глыбой. 

- Я не знала, что была беременна. Случился выкидыш. 

Не знаю, зачем говорю дальше, наверное, просто страшно сидеть в тишине рядом с ним.

- Я его убью, - Стас резко вскакивает, отчего его стул падает, я вздрагиваю, пару секунд торможу, и он успевает уйти из кухни. 

Выбегаю следом, через гостиную в коридор и спальню, где Стас натягивает джинсы.

- Куда ты собрался? - подбегаю к нему, цепляюсь за голые плечи слишком сильно, потому что когда отпущу его - будут видны отметины от ногтей.

- В Барвиху, к отцу.

- Нет, - я резко мотаю головой. - Нет, Стас. Не сейчас. Ты наделаешь вещей, последствия которых будут необратимы.

Он отстраняется, на секунду резко выставив руки вперед, как бы пытаясь сказать, чтобы я не лезла, застегивает джинсы.

- Он уже наделал. Он нахер развалил мою жизнь, сломал того, как я любил, и убил моего ребенка! Этого мало?!

Стас тяжело дышит, я тихо говорю:

- Не будь, как он.

Эти слова действуют, словно ушат холодной воды. Плечи Стаса опускаются, напряжение уходит, он прикладывает ладони к переносице, поднимая лицо к потолку.

- А что ты предлагаешь? - спрашивает после. - Сделать вид, что все нормально? Я не могу так, Насть. Я ни хера не всепрощающий. Каждый должен расплачиваться за свои дела. А он наделал их столько… 

- Я просто прошу подождать. Хотя бы до завтра. Чтобы информация улеглась в голове. Подумать, что делать. Я не знаю, Стас. Не надо так, в конце концов, в таком состоянии ты можешь просто в аварию угодить.

Я вижу, что он сомневается, делаю шаг вперед, и добавляю:

- Я ведь тоже все это пережила, Стас. Пожалуйста, подожди до завтра. Ради меня. 

Наконец он выдыхает, подходит, и прижимает меня к своей груди. Я не сопротивляюсь, обхватываю его руками, утыкаюсь лбом в грудь. 

- Как же ты пережила это все, Насть? - шепчет Стас мне в волосы, я сильно жмурюсь.

Не хочу туда возвращаться. Я столько сделала, чтобы спрятаться от той боли, но сейчас она распускается внутри пышным алым цветком. Ядовитым, уничтожающим, как любая боль. Срубить на корню, срубить и выкинуть, и не поднимается рука.

Я отстраняюсь, поднимая к Стасу лицо, и шепчу в ответ:

- Поцелуй меня, пожалуйста.

Его ладони оказываются на моих щеках, он смотрит, смотрит, как будто не может насмотреться, и я тянусь к нему первой, обхватываю губами его губы, отдаюсь поцелую, запирая на время мысли на замок. А потом толкаю Стаса к кровати.

Наверное, это достаточно подлый способ удержать мужчину от какого-то поступка, но мне сейчас совершенно плевать. Я лежу у Стаса на плече, закрыв глаза, он вырисовывает на моей руке пальцами невидимый узор. 

- Значит, он держал тебя рядом силой? - спрашивает Стас.

Я напрягаюсь, но сразу велю себе расслабиться. Осознание того, что я решилась рассказывать все, подталкивает отвечать спокойно. 

- Он угрожал, что навредит моей семье. Наверное, нужно было сразу просить каких-то гарантий, но я была наивна и напугана маминой болезнью. И Олег так уверенно говорил, что это не продлится долго… А потом решил жениться. После моего побега приставил охрану. 

- Он… - чувствуется, что вопрос дается Стасу с трудом, пальцы на моей руке останавливаются. - Он тебя бил?

Я несколько секунд молчу.

- Один раз, - говорю в итоге, - незадолго до развода. Не бил прямо… Один раз ударил. 

Перед глазами всплывает сцена: как я отлетаю к дивану в ужасе, не знаю даже от чего больше - от боли или осознания самого удара. Олег не дает прийти в себя, оказывается рядом и тянет за волосы, вынуждая встать. А потом угрожает, что убьет меня. Так на него подействовало известие о компромате и моих условиях: развод и полностью оплаченный счет на лечение мамы.

- Сволочь, - пальцы Стаса сжимаются на моей руке слишком сильно, но вряд ли он это замечает. - Его тоже прикажешь не трогать? - спрашивает со злостью. - После всего, что он натворил?

- Ты ничего не сделаешь ему, Стас, - говорю я тихо. - Слишком разные весовые категории. Вы даже не встретитесь, если он этого не захочет.

- Но ты ведь сделала? - Стас резко садится, без его тела рядом становится сразу холодно, я кутаюсь в одеяло, садясь следом. - Почему он тебе дал развод? Это ведь не его инициатива была, я правильно понимаю? Ты его как жена устраивала, раз столько лет он держал тебя возле.

Я опускаю глаза, комкаю пальцами одеяло. Вот об этом рассказывать почему-то страшно. Все-таки это рычаг давления на Олега, и Стас может ухватиться за эту мысль. Обузов его раздавит, у меня нет в этом сомнений.