Второй из тролланов рухнул под ноги Буцефалу, не глядя лягнувшего и угодившего копытом по голове разбойника. Не удовлетворившись этим, найтмар навис над поверженным хвостом и щедро осыпал порцией «конских яблок». После чего с видом невинной лошадки вернулся к прежнему: ощипыванию листочков с кустарника.

Вижу всё это как бы по отдельности и всё сразу, а багровая, тяжелая волна встаёт на дыбы, готовая пронестись по все силовым узлам: от макушки до промежности. Стоит дать ей целиком выхлестнуться из точки, что чуть ниже пупка, и любая призванная Аарка снесёт часть Леса с прилеском. Стоп, дышать. Дышать глубже, спокойнее. Вот так, из живота, из центра…

И постепенно гаснет пламя гнева, исчезает жар из семи точек, где узлами сплелись силовые линии тела. Тише-тише, не стоит того…

– Угомонились? – справившись с дыханием и голосом, интересуюсь у приходящих в себя разбойников, а заодно – у себя. – Всем сохранять спокойствие. Только спокойствие.

Атаман промычал что-то неразборчивое, но больше на рожон не лез, предпочитая лежать в кустах. Троллан возле него удачно прикинулся булыжником и только косил глаза на заваленного конским навозом собрата. Полуглорк, привстав на локтях, и гномелла, висящая в метре над землей, молча скрутили кукиши, воздержавшись от звукового сопровождения. Какие настырные! Надо же, видимо, лицо им моё так не нравится. Хотя, если учесть, что в момент атаки Ааркой глаза у меня становятся сплошь серебряными и светятся…

Ворк Грыня тихонечко поскуливал, так и валяясь рядом с харийцем, благополучно пропустившим всё веселье. В общем, у всей шайки желание взимать «подорожную» было отбито тем или иным образом.

Буцефал закончил свои гастрономические изыскания, добавил ещё немного к «кучке презрения» на поверженного троллана и наконец-то соизволил подойти ко мне. Настроение у найтмара сделалось игривым: видимо, всё это шоу доставило ему невыразимое удовольствие. Поэтому, приблизившись ко мне бочком, он даже попробовал ухватить меня за косу. Одаряю его мрачным взглядом и приставляю к его носу кулак. Вороной всхрапнул, посмотрел на меня внимательнее и перестал безобразничать. Придвинулся ближе и смиренно замер, прядая ушами. Взвиться красивым лихим прыжком на могучую спину Буцефала не выходило и в лучшие мои дни. Проклиная богатырскую стать коня, я неуклюже влезаю ему поперёк холки, там уже кое-как сев в седле прямо. Подобрав с его шеи поводья, я еще раз оглядываю поле бесславного побоища.

Разбойники, кто мог двигаться, снова сбились в кучку. Оглядываясь на меня ежесекундно, полуглорк пытался снять с ветки всхлипывающую Митту. Ворк Грыня полз к своим, так и забыв подтянуть штаны и радуя взор белым меховым «сердечком» пониже куцего хвоста.

Медленно вдохнув и выдохнув, кое-как сдерживаясь от желания прижать правый бок ладонью, я вдруг решаю подвести резюме нашему знакомству:

– Из ныне случившегося, господа – и дама, рекомендую вам усвоить, что не все путники мирные да покладистые. И храни вас все Боги, чтобы напороться на настоящих Teh Mishkare. У ребяток разговор выйдет гораздо короче нашего. И даже разговора не получится, уж поверьте. Не поручусь ни за ваше здоровье, за ваши жизни. А вам бы, сударыня, – обращаюсь я непосредственно к притихшей гномелле, – вообще за ум надо взяться: бороду отрастили, замуж бы пора, а не… В казаков-разбойников играться. Вам что, всё ещё сорок лет? Как только перед семьёй не стыдно?! У предков и вовсе бороды клочьями вылезают, наверное.

И дивное дело, гномелла перестала тыкать в мою сторону фигами, потупилась и густо покраснела. Да и на лицах остальных разбойничков какое-то… просветление, что ли, появилось. И даже растерянность.

Буцефал негромкой ржанул, выгнул шею, покосившись на меня. Мол, молодец, педагог от Бога! Сначала всех по углам лопатой разогнать, а потом – воспитанием заниматься. Я криво улыбаюсь ему в ответ, легонько сжимая коленями его бока. Найтмар дёрнул головой и неспешно двинулся по направлению к мерцающему морочными огнями подлеску. Оставить горемычных разбойников в тылу ни я, ни найтмар не опасаемся. Демонстрации колдунства должно было им хватить, чтобы очухавшись, вообще унести руки-ноги подальше от мрачных границ заповедного Леса. Поэтому прозвучавший за спиной окрик стал полной неожиданностью:

– А ты-то, кто? Чего в ведьмовскую чащу прешься, а?

Судя по баритону и прикваку в конце каждого предложения, спрашивал полуглорк. И что это ты такой любопытный? Я придерживаю вороного и, оглянувшись, серьезно отвечаю:

– Ох, лучше тебе не знать, приятель. Многих бед избежишь.

– Чё ты его спрашиваешь, Бэбэул? – встрял мало-помалу пришедший в себя ворк, с трудом вставший на ноги и подтягивающий штаны на место. – Небось, беглый колдун! Кого-нибудь в жучару многолапую превратил, вот и дал деру прямо в проклятый лес… – Заметив мой пристальный взгляд, он поспешно отскочил за спину человекожабе и оттуда показал язык.

Бэбэул туда же, за спину, спрятал так и продолжавшую стыдливо теребить бороду гномеллу. Потом полуглорк всмотрелся в меня с прищуром и вдруг выдал:

– Да ты ж баба! Хоть вещички на тебе эльфские, с мужика снятые, чтоб мне сдуться! Ты – эльфская наемница, что ли?

Какой глазастый выискался! По двум первым пунктам попал в яблочко, а вот с третьим пролетел.

А впрочем, вопрос такой непростой, я и сама не один раз его себе задавала.

Решив, что за размышлениями я его не вижу, атаман Ёрм выполз из кустов, знаками показывая остальным следовать за собой. Я следила за ними краем глаза, заметив, что Грыня приноровился подобрать раскиданное по земле оружие. Нет, кто-то добрых слов не разумеет и дождётся до исправительной методики «горбатого могила – справа»!

Меня опять накрывает, только на сей раз волна прозрачного, серебристо-голубого цвета, и поднимается – снизу-вверх. С губ срывается тихое, только мне и найтмару слышное:

– Вар Тао9.

Ворк Грыня с руганью отшвырнул свой серп, вдруг налившийся призрачным сиянием и обжигающий нестерпимым холодом. Те же чудеса происходят и с оружием других разбойников, и они спешно избавляются от всех железок, на глазах покрывающиеся льдом. Секунда, другая, и обледеневшее оружие вдруг рассыпалось хрустким снегом, явлением в этих краях чуждым и пугающим.

Полуглорк Бэбэул проницательно зыркнул в мою сторону, утробно квакнул. Сгреб в охапку Ёрма и Митту и огромными скачками припустил вон, сопровождая каждый прыжок раскатистым кваком. Грыня порскнул за ними мгновением позже, успев напоследок показать мне неприличный жест. А вот у тролланов вышла заминка. Тот, что оставался на ногах, должен был решить непростую задачку: как бы так ухватить и обгаженного собрата, и оглушенного харийца и все это быстро, не приближаясь к нам с Буцефалом.

Я не стала ждать, как он выкрутится. Легонько тронула пятками конские бока, и вороной жеребец размерным шагом пошел прочь.

Где-то в вышине снова пронзительно крикнула птица. Я её не видела, но как-то поняла, что она все это время кружила над местом глупой потасовки, следила темными глазами-бусинками. И сейчас, быстро-быстро взмахивая крепкими крылышками, несется прочь от Ведьмачьего Леса, вдогонку за катящимся на закат солнцем. Я не видела этого, но чувствовала всем телом: медленно над дальним краем чащобы, пронизанной колдовскими огоньками, поднимается ночная тень. Там все темнее становится небесный окоем, наливается теми оттенками синего, что тревожат всех дневных тварей, и те спешат укрыться и спрятаться.

А я верхом на вороном коне двигалась ночи на встречу под полог колдовского Леса, который прозвали Ведьмачьим вовсе не потому, что здесь обитали колдуны и ведьмы. Здесь был оплот древнейших сил Мира, когда на заре эпох жизнь только зарождалась на поверхности. Темные силы породили диковинных, чуждых тварей, многие из которых и поныне не имеют ни имен, ни описаний в преданиях народов Мира. Рискнувшие войти в тень исполинских реликтовых деревьев, чьи кроны давно сплелись в непроглядный свод, реже редкого возвращались назад. И еще реже отваживались говорить о том, что увидели в заповедной чащобе.