– Фу, грубиянка, – сморщил свою замечательно-синюю переносицу Мя, изобразил было обиду. Но потом неутоленное любопытство перебороло. – Таки что? Чем на этот раз ты хочешь сразить мое бедное сердце?

Я вздохнула и стала молча раздеваться. Тихонький несколько секунд наблюдал, как я вожусь то с плащом, то со шнуровкой жилета, то с портупеей меча. Не выдержал и язвительно сообщил:

– Если ты хочешь удивить меня искусством «снятия покровов», то таки смею тебя уверить: даже у самых бездарных деточек Благоуханного Дворца это получается многократно соблазнительнее.

Я оставила это замечание без ответа, стянула наконец-то тунику и развернулась к нему лицом. У Мя челюсть приотвисла, а и без того круглые глаза стали совсем навыкате. И поверьте, вовсе не от созерцания моей наготы. На это он насмотрелся, когда еще в тот памятный первый раз латал мои раны.

– Ой, деточка, – наконец сдавленным голосом сказал он, а его пальцы так и тянулись ко мне, так и плясали в воздухе. – Ой, золотце! Ах, сокровище!

На этот последний возглас из каких-то укромных уголков высунулись все три паука-сторожа и внимательно уставились в три дюжины блестящих глазок. Я при их явлении инстинктивно прикрыла грудь туникой и крепче стиснула ножны меча. Неприятно, знаете ли, стоять голой по пояс в присутствии огромных арахнидов.

Мя коротко свистнул, от чего у меня опять в ушах занемело, сцепил пальцы рук и ног, унимая их беспорядочное движение, и жадно уставился мне в лицо.

– Это таки то, что я думаю? – свистящим шепотом спросил он.

– Да, и это таки то, что ты из меня достанешь, – кивнула я, не торопясь снова красоваться сомнительным эльфийским «подарочком». – И оставишь себе вместо оплаты твоих драгоценных услуг. А так же за объеденные Буцефалом кусты.

– Ой, да пусть их все ест, мне не жалко! – всплеснул руками Мя, а глаза его разгорелись алчным огнем. Он дотянулся до одной из трапеций, повис на ней, раскачиваясь. Потом ловко перебросил себя на следующую перекладину, повиснув прямо напротив меня. – Ой, золотце, вот ты порадовала старого Мя! Да я все в лучшем виде сделаю, ты же знаешь меня! А пока-таки я готовлюсь, ты меня побалуй рассказом, как же ты умудрилось поймать «цветущее благословение» эльфийского правящего Дома.

Я поморщилась, но Тихонький Мя, помимо коллекционирования всевозможных чудес этого Мира, был большой любитель разных историй. Поскольку уж так получилось: Мя уродился с несуразно маленькими, неспособными к ходьбе ножками, и путешествия в дальние края совершал со слов своих посетителей. Это была частичная плата за оказываемые им услуги, которые и так стоили весьма недешево.

Взмахом руки Мя предложил мне устраиваться на том самом овальном столе. Я пробралась к тому и едва ли не с ногами влезла на гладкую, чуть теплую на ощупь столешницу, когда из-под стола высунулась пара суставчатых полосатых лап. Погрозив засевшему внизу ананси кулаком, устроилась поудобнее и некоторое время наблюдала, как быстро и умело перемещается по трапециям и веревкам Тихонький. Зависть брала при виде этой обезьяньей ловкости, заставляя забыть о его врожденном увечье. Кстати, сам Мя не очень-то сетовал на неспособность ходить, приучив пальцы ног действовать так же гибко, как и на руках. Тем более в деле, которое практиковал фир дарриг33, чем больше рабочих конечностей, тем лучше.

– Деточка, снимай сапоги, повесь свой чудо-мечик вон там, в петельки – видишь, да? – и ложись, ты же знаешь, – откуда-то из недр комнаты крикнул Тихонький, чем-то громыхая и звеня. – И начинай меня радовать рассказом, таки удиви старика.

– Удивишь тебя – пробормотала я, высматривая среди гирлянд веревок над головой две затягивающиеся петли. Вздохнула и с некоторой неохотой пристроила в них свое оружие. Меч лег в петли, как будто всегда там висел. Я прикинула, что теперь он находится на одинаково безопасном расстоянии – и от пола, и от шустрых анансии. И от меня в том числе, когда я лягу. Повозившись еще немного на столешнице, стянула изрядно запыленные сапоги и огляделась, прикидывая, куда бы их пристроить. Из-под стола опять высунулись суставчатые паучьи лапы, и оставлять обувь на растерзание огромным паукам желания не возникло. Так что я углядела на одном из стеллажей пустующую полку, примерилась и швырнула сапоги туда. Именно в этот момент откуда-то сверху спустился Мя, в обнимку со стеклянным колпаком, и разразился громкой руганью на своем языке, чуть не получив каблуком в нос.

– Извини, дорогой друг! – смущенно хихикнула я, разводя руками.

– Ужо я тебе! – исчерпав запас брани, погрозил мне пальцем правой ножки Мя, кончиком цепкого хвоста подхватил что-то с пола и швырнул в меня.

Рука инстинктивно пошла вверх, к лицу на защиту, хотя в подсознании пронзительно зазвенел не просто предупреждающий колокольчик – здоровенный гонг. Его гулкий проникающий в каждую косточку и сосуд звон казалось выплеснулся прямо из моих ушей…

И сменился шелестом морского прибоя. Я опустила руку. И постаралась не сильно удивляться. Обширный галечный пляж, море цвета александрита, меняющего оттенки в зависимости от высоты волны и освещения. Небо мягкого, жемчужного цвета, без солнца или луны. Тишина. Только шептание воды, тихое перестукивание гальки в полосе прибоя. И никого.

Тихонький Мя наложил удивительно умиротворяющий пишог, настолько реалистичный, что я почувствовала мелкие брызги на лице и прохладные гладкие камушки под ногами. Стоило поблагодарить синеносого фир даррига: вместо одурного наркотика, который бы все равно на меня не подействовал, он подарил мне приятную иллюзию, которая полностью отвлечет моё сознание от того, что уже сейчас начал творить со мной Мя. Так что мне оставалось только сесть и смотреть на море, любуясь его плавными перекатами цвета и наслаждаясь мягким теплом, струящимся с жемчужных высей. И снова издалека прозвучал низкий голос: «Наслаждайся внутренней тишиной и умей держать её всегда рядом – так ты лучше услышишь Мир…»

Но вот такой внутренней тишины мне удавалось добиться весьма не часто. Так что я наслаждалась, пока длинные паучьи пальчики Тихонького Мя разбирались с чертовым магическим ирисом. Как там сказал Мя? «Цветущее благословение» -«Zarchalei Illar»? Ну-ну, драгоценный князь Агест, будут вам еще ягодки с этого куста!

Море стало наливаться свинцовой тяжестью, волны взбрыкивали все выше, украсившись пеной. Казалось, на берег вот-вот выхлестнется табун гиппокампов или буйных агисок34, а может, судя по стремительно расползавшейся над водой штормовой черноте – и сам Зверь Апокалипсиса35… Я моргнула, прищурилась, вглядываясь в бурлящий край туч. Нет, не померещилось: в стремительно меняющихся небесных валах стали мелькать бледные вспышки, на фоне которых возникали силуэты. Весьма напоминающие коней, пластающихся в бешеной скачке. Дикая Охота готовилась вот-вот вырваться из-под полога туч, подхлестываемая молниями.

Я вздохнула, понимая, что это означает – моя внутренняя система самозащиты активно и бурно ломала чары Тихонького Мя, комкая умиротворяющие образы, смешивая и лепя заново видениями грозными и воинственными. Пора просыпаться, а то, кто его знает, что может натворить моё бессознательное тело.

Я поднялась, поворачиваясь спиной к ревущему морю, но успела заметить краем глаза, что в кипящих грозой тучах вдруг вспыхнуло серебро, ярче молний. И что-то внутри пронзительно отозвалось на это сияние…

И я открыла глаза. Первое, что я увидела – это полузвериная физиономия урсолака, перекошенная и побагровевшая. Он сипел и пыхтел так усердно, что у меня возникли крайне неприличные предположения. Потом я разглядела свою правую руку, намертво сомкнувшуюся на окованной металлом рукояти секиры, которую полуоборотень безуспешно пытался у меня отнять. Я начала хмуриться, но именно в этот миг над плечом урсолака появилась синеносая мордочка Тихонького Мя.