— Он и есть корабль, князь! Это сердце моего судна. Здесь мы настраиваем защиту, скорость, все службы корабля, — Мунон с разочарованием провёл меня взглядом и указал нам на круглые камни, — Положите руки на хэо и вливайте силу. Не спешите, понемногу.
Рядом со мной на камни уложили руки Турмалин и Рубин. Огненная и бело-голубая энергии тонкими струйками скользнули в камни, в них наметилось странное движение. Будто небольшое щупальце появилось внутри, оно обвилось вокруг уже приличных лужиц магии, осторожно потрогало их, а затем выпило как сок через соломинку!
— Ваша магия принята! Но этого мало — Тахенна истощён почти полностью. Мора… вы — сильнейшая магиня в мире. Прошу вас…
— Я попробую, Муни, но ничего не обещаю. Всё же моя энергия тёмная, неживая.
Я стала на колено и прижала ладони к гладкому, холодному камню. Тьма скользнула внутрь, затемнив каплю чёрным облаком. Не сразу мы поняли, что мою энергию корабль отверг полностью, только спустя несколько минут, когда в шаре не было никаких изменений, а в самом главном кристалле стал рождаться тревожный белый свет, Мунон оторвал меня от хэо.
— Прости, Муни, — грустно улыбнулась я. Да, я — тьма, я почти такая же нечисть, как и та, что ждёт нас на Антаре. Эмиасс отпихнул сорхита и с нежными объятиями и такими же поцелуями стал уверять меня, что я самая светлая из всех тёмных, которых он встречал в жизни.
— Ничего, — улыбнулся тот, — У нас есть ещё два мага.
— Оворн? — спросила я. Сорхит кивнул, — А кто ещё?
Меня развернули к князю, тот скривил свои бледные губы в подобии улыбки и вытянул руку вперёд. На ней с каждым мигом всё увеличивался снежный сугроб, по комнате заметалась снежная буря в миниатюре.
— У вас необычная магия, князь! У всех донну магия стихийная, но такой разновидности я ещё не видела, — я накрыла его руку своей. Холодно… Снежок исчез так же внезапно, как и появился. Рука донну потеплела, а потом и вовсе обожгла мою. Я зачарованно смотрела на наши руки, но князь решил не затягивать с делом — он освободил свои пальцы из моих, впрочем с некой трепетной нежностью. Я озадаченно застыла на месте. Тамона присел у хэо, опустил свои длинные пальцы на камень и влил вихрь снежинок в каплю. Я ахнула от восторга! Мы, некроманты, к своему выпуску получаем не только опыт борьбы с нежитью, поднятия зомби или упокоения их же, но и своеобразное восприятие действительности. Когда осознаёшь, что всё вокруг тлен и будущее удобрение, поневоле становишься таким чёрствым и бесчувственным, что сам себя пугаешь порой. Но с приходом в мои мысли демоницы, многое поменялось: я стала любить и ценить жизнь, прощать то, за что убила бы раньше, не задумываясь.
Вот и сейчас забытое уже, похороненное в селении авайков ощущение чуда, восторга и непередаваемой совершенной красоты магии, снова захватило меня. На побережье были зимы, но были они без снега, только с сильным ветром и большими волнами, делавшими невозможным выход в море для рыбаков. В Матроссе тоже мягкий климат, да и магия не давала погоде испортить студентам учёбу. Я поймала задумчивый взгляд князя на меня. Странное мелькнуло в его глазах… Нет, Эми, необязательно было раскрывать все тайны! Турмалин в своём желании угодить разрушил и эту тайну — считал мысли князя и показал их мне. Я возмущённо выговаривала ему мысленно, а князь меж тем всё понял и закружил вокруг нас снежный вихрь.
— Не смей лезть мне в голову, щенок! — прорычал он и сверкнул вылезшими из-под губы клыками! Я в восторге уставилась на это чудо, — Лэя Морайя?
— Кто вы, князь? Вы ведь не донну, верно? — обошла его кругом, полюбовалась на снежные волосы, на широкую спину и узкую талию. В лицо дохнуло морозной свежестью, озоном.
— Я не открываю тайну своего рода всем желающим! Её могут знать лишь кровные родичи. Или супруги! — припечатал Мораван и встряхнулся, — Лэй Мунон, укажите, где мы можем разместиться, пожалуйста!
Эмиасс презрительно фыркнул, а я злобно зыркнула на обоих. Один таиться, а другой подставляет меня на раз-два.
В комнату с лёгким поклоном вошёл сорхит-помощник или матрос, я не знаю.
— Ланон, проводи князя и остальных в каюты! Вашим воинам придётся потесниться — комнат у нас немного. И воронам, и саашту, и донну — всем тоже доведётся спать в одной комнате.
— За это не беспокойтесь, лэй! Мы были и в куда худших условиях, — махнул рукой князь и вышел вслед сорхиту.
Энергия Оворна так же была благосклонно принята кристаллом, что существенно пополнило силы корабля. Марак кивнул своему магу, и тот влил в шар свою коричнево-зелёную силу. Мунон был доволен. Он отправил нас по каютам — отдыхать, сказал, что его команда пока будет готовить ужин.
За окном выл ветер, моросил дождь, волны перехлёстывали за борта, впрочем откатываясь тут же от мерцающей купольной защиты. Наш маленький корабль плыл по бескрайнему белому морю, черви отстали наконец-то. До ужина ещё пара часов, так что можно привести себя в порядок, принять ванну. В мою комнату напрашивались и Рубин, и Эмиасс, но оба остались за дверью — сегодня я зла на обоих. На Эми за бесцеремонность, а на Ланнара — за то, что поддержал друга и искренне не понимал, за что я злюсь! Ну показал тот мне, что князь Тамона восхищался мной, что хотел бы сделать, будь мы наедине… Там такие нежные, такие трепетные были желания, а они!
Я сидела на кровати в тёплом халате и не хотела ничего: ни одеваться, ни идти на ужин, чтобы снова улыбаться, быть сильной и жёсткой, раздавать команды и приказы… Слёзы сами собой стали литься из глаз. Так всё навалилось вдруг: и смерть Стойна, и разлука с младшими, и убийство Амората… и отказ Марака. Лента моего донну, всё ещё с его кровью, бурой, спёкшейся, которой я не позволяла вымыться заклинанием, обвивала запястье над браслетом-хранилищем. Мы ещё увидимся, Стойн… на той стороне, любимый. Огонёк… Погладила алый камень, тот тут же засиял и отозвался теплом. Как же мы с тобой одиноки, милый! " Мама…" Зажала рот ладонью, чтобы не закричать от неожиданности. Да, знаю, что каюты все изолированы, и при желании можно ставить полную неслышимость, но всё же.
— Мора! Мора, открой! — стучал Эмиасс в дверь. За ним ворчал что-то даархит, журчал своим красивым голосом что-то сорхит.
— Ну что? — взревела я и открыла дверь рывком, — Уже и поплакать нельзя…
Выпрямилась, гордо фыркнула и закрыла дверь снова, успев разглядеть круглые глаза Мунона, жадные — Рубина, тоскливые — Эми, пронзительно-тёмные — воронов, суровые — Марака. Вот им я подмигнула перед тем, как закрыть дверь. Возьму их непременно! Чтобы Заорану рассказали, как и что между нами будет, чтобы птенчик понял, от чего отказался. Будут они ещё меня осуждать…
— Всё будет хорошо, малыш! Я сделаю всё, чтобы ты появился на свет, слышишь? — камень нагрелся так сильно, что стал обжигать, — Вижу, вижу! Потише, милый! Давай-ка пойдём поедим, а то у меня уже закрадывается мысль, что жареный белый червь — это не так уж и мерзко!
Можно окутаться тьмой и сделать себе любое платье, но я не хочу. Тому, кого я утащу в каюту ночью, придётся поломать голову над моим разоблачением! В моей сумке завелось два платья благодаря папе. Нет, платьев, как и ночных сорочек, у меня много, соблазняющих, оголяющих и закрытых, но прозрачных. Но все они остались в Школе! Не брать же их было на Топи? Вот и я не взяла, только два: фиолетовое, мерцающее тысячей искорок и изумрудное, как глаза Али. Для меня их зачаровывали десять бытовичек, причём зачаровывали старательно и боязливо, ведь я могла наслать любое проклятие вплоть до смертельного. Им повезло, если они во время пира нечисти были в Матроссе — отец и целый факультет некромантов не дадут им пропасть. Листая Лоорана никогда не одобряла моё появление в Школе, да и в жизни отца тоже. Будет интересно глянуть на её лицо, когда мы вернёмся. Если вернёмся…
Зеркало на створке шкафа отразило высокую, стройную, серебряную демоницу в мерцающем фиалковом платье. Спереди всё закрыто, декольте более чем скромное, если так можно сказать о высокой груди, а вот сзади… Сзади до самого копчика шли серебряные цепочки, ярус за ярусом, спускались они вниз, соединяя глубокий вырез, приятно холодя спину. Волосы перевиты золотым шнуром и уложены на плечо. Венец ослепительно вспыхнул ало-золотыми симари, и на меня посмотрели алые глаза в зеркале…
