Меревик, освещённый луной, сидел на полу тюремной камеры. Его длинные маслянистые волосы скрывали заостренные черты лица и алчный блеск глаз. Он дернулся, меняя положение тела, но железные кандалы, скрипнув о камень, больно обожгли кожу и не дали сдвинуться с места. За долгие годы он привык терпеть боль, поэтому всё равно повертел шеей и встряхнул руками, ногами. И вдруг замер, растянув губы в кривую ухмылку, прошептал:

– Кап… кап… кап…

– Ты замолчишь или в тебя цепью швырнуть? – раздался недовольный голос из левого тёмного угла.

– Кап…

– Ты издеваешься?!

– Алексий, успокойся, – последовал приказ из правого угла, и в камере стало тихо. Джонатан Коллинз редко говорил, но если слышали его шелестящий голос, то заключенные замирали в ожидании и не решали продолжить разговоры.

Кроме любителя лунного света:

– Кап…

– Кельт, да сколько можно? Ты другие слова не помнишь? – из тьмы правого угла камеры вынырнул Алексий и потянулся к цепи Меревика, с силой схватил, затем сгреб несколько звеньев и дернул на себя.

– Алексий, – вновь подал голос Джонатан, – сейчас не время. Держите себя в руках и не привлекайте внимание стражников.

Луна скрылась за промелькнувшем в окне силуэте. Смазанная, обезличенная тень сползла по внутренней стене камеры на пол и на четвереньках прошмыгнула в угол, где обитал Джонатан.

– Хорошая работа, Сьюзи, – он погладил племянницу по кудрявой голове.

Она в ответ глухо рассмеялась и вытащила из–за пазухи тонкий цилиндрический предмет.

Джонатан жадным движением схватил отмычку, размером не больше указательного пальца, ласково провел другой рукой по гладкой и холодной поверхности и торжественно проговорил:

– Господа, этот день наступил. Скоро мы окажемся дома.

Он с гордо поднятой головой остановился в центре камеры, впервые за столетия свободный от железных оков. Затем потянулся к Меревику, – и ещё одна цепь упала на пол, освобождая пленника. А затем торжественно проговорил, низко кланяясь:

– Господин мой, Меревик, пришло твоё время. Освободи нас.

Тут же от стены, рядом с маленьким решетчатым окном, отделился ещё узник, с ног до головы замотанный полосками ветхой ткани, а на плече у него сидела кисть руки и барабанила пальцами по ключице. Он протянул руки, закованные в кандалы, Кельту. Его оттолкнул Алексий и жарко прошептал:

– Да, Меревик, сделай своё дело, ты обещал, так освободи нас.

Кельт проворно отодвинулся от сокамерников, прислонился спиной к стене и полубезумным шепотом забормотал:

– Кап, кап, кап, шар, кап, хрусталь, да, он поможет, кап…

Сьюзи подползла к Меревеку и показала ему язык. Он захлопал в ладоши и потянулся за забиякой.

За каменными стенами раздался глухой удар и молния осветила всю камеру.

– Час свободы близок! – возбужденно проговорил Алексий.

– Меревик, нам пора, – Джонатан взял его ладонь и сжал её, привлекая к себе внимание. – Проделай свой любимый фокус.

Кельт перевел алчный взгляд на прутья и, при следующем ударе грома, запел.

Поначалу тихое мычание мало напоминало мелодию, но с каждым новым раскатом бури воздух наполняли переливы необычного мотива. От тела Кельта отлетали золотистые искорки. Они кружились вокруг пленников, обматывая их тонкой паутиной. Та проникала внутрь, сжимала их тела, а после, в такт нового витка мелодии, закручивала в спираль. Бабах! – Громыхнуло за окном, и пленники превратились в капельки дождя. Они спокойно вылетели между прутьями решётки навстречу свободе.

При очередном раскате в тюрьме Потустороннего мира завыла сирена, оглушая охрану криками:

– Заключенные сбежали из камеры!

Вечер в потустороннем мире

Площадь забвения

– На связи специальная корреспондентка «Потусторонних хроник» Кикимора Абрамовна. Сегодня все собрались на площади забвения, чтобы собственными глазами увидеть историческое событие. Если вы, по каким-то причинам, не успели лично сюда прибыть, то не переключайтесь!

Ведущая провела рукой по горлу покрытому зелёной кожей, показывая оператору, что съемка окончена. Кикимора заметно нервничала. Она постоянно поправляла строгий брючный костюм цвета фуксии, переминалась с ноги на ногу, цокая высокими каблуками белых лакированных туфель. Если правда появится великий змей Полоз, то вечерняя трансляция станет сенсацией – не меньше, а то и главной новостью на ближайшие двести лет. Царь нечисти редко выходил на поверхность.

Площадь забвения накрыло непроглядной тьмой. Она пару раз всколыхнулась над головами пришедших, затем свернулась трубочкой, завязалась узлом, превращаясь в шар, и упала оземь, открывая пред нечестью первую гостью.

– Петя, включай! – взвизгнула Кикимора толстенькому оператору и, схватившись за микрофон, лучезарно улыбнулась, показывая кривые и острые зубы. – А вот и первая высокопоставленная гостья занимает место на златом крыльце.

Петя старательно перевёл объектив камеры на высокий деревянный терем на куриных ногах. По золотым ступеням на широкое парадное крыльцо степенно поднималась сгорбленная старуха. Она заняла деревянный трон, стоящий между железным и каменным.

– Баба Яга появилась одной из первых, и в честь знаменательного события в своём исконном облике, – тихо затараторила Кикимора, стараясь не нарушать тишину, царившую на площади.

Старуха плотнее запахнула изъеденную молью серую шаль, да закинула ногу на ногу, показывая всем, что подол её коричневого платья мало того штопанный-перештопанный, так ещё и порван в нескольких местах. Она наконец-то удобно села и оглядела площадь.

Цепкий взгляд черных глаз не упустил ни одной детали. Он небрежно пробежался по собравшейся на площади нечисти. Немного задержался на едва уловимой дымке на горизонте. Когда достиг чёрного провала пещеры на зелёном холме – остановился. Ноздри на крючковатом носу затрепетали, принюхиваясь, узкий белёсый язык облизал тонкие морщинистые губы.

Баба Яга заерзала на месте, понимая, что времени оставалось всё меньше и меньше, а вот остальные, как обычно, опаздывали. Тут же раздался хлопок, и рядом с крыльцом открылась металлическая дверь. Из неё вышел одетый в черную рубаху и шаровары скелетоподобный старик. Седые редкие волосы рваными прядями свисали ниже плеч. В руках он держал посох, украшенный белым камнем, похожим на куриное яйцо. Он, так же тяжело ступая и опираясь на палку, поднялся к Бабе Яге и занял железный трон. Кощей мягко улыбнулся старухе. Затем уставился черными провалами глазниц на проход пещеры и неподвижно застыл.

Нечисть, отводя взгляды от гостей на крыльце и с опаской поглядывая на зёв пещеры, взволновано зашепталась: отчего Кощей появился на публике с посохом силы? О чём Кикимора Абрамовна известила зрителей, глядя в объектив камеры:

– Кощеев посох силы используется только во время войны. Неужели от нас что-то скрывают? И сие знаменательное событие будет омрачено…

Ведущую опять перебил громкий звук. На площади отчетливо запахло соленой водой и водорослями. Нечисть, толпившуюся ближе всего к крыльцу, обдало брызгами. Из-под земли поднялся столб кристально чистой воды, изогнулся и пролился ровно на сидение третьего каменного трона. Пористая поверхность мигом впитала воду, и окрасилась бордовым цветом, а затем ручейки вытекли обратно, и на троне появился Водяной, в расшитой ракушками и жемчугом рубахе, и в штанах, смахивающих на рыбий хвост. Он улыбнулся и помахал перепончатой лапой толпе нечисти. Его водянистые глаза светились в предвкушении веселья.

– Позёр, – прошипела Баба Яга и сплюнула под ноги.

– Так праздник же вроде? – стушевался Водяной, вжимаясь в спинку.