– Это как еще заклеймить? – спросил Джимми. Разговаривая, они выпускали изо рта маленькие облачка пара.
– Возьмут нож и воткнут вот в это место, – сказал Сонни, вдавив указательный палец в щеку возле уха. – Сделают дырку вот тут, видишь? А потом, – он провел пальцем по щеке до угла рта, – потом прорежут от нее до рта. И все будут знать, что у тебя большой рот. До конца твоей долбаной жизни.
– Господи Иисусе, – сказал Джимми.
Майкл содрогнулся.
– Это очень плохо, – сказал Сонни. – Очень плохо носить такое клеймо.
– Но все-таки… – начал было Майкл.
– Копы придут к тебе с вопросами, Майкл, но ты ничего не видел, – сказал Сонни. – Только так. Ради тебя же. Ради всех троих.
Майкл вспомнил, что ему сказал Фрэнки Маккарти, забирая с собой из лавки пачку «Лаки страйк». Ты ничего не видел. Такие правила.
– Ладно, – сказал Майкл. – А что будет с Фрэнки?
– Скорее всего, ничего.
– Это неправильно, Сонни.
– Неправильно, но что поделаешь.
– Ты хочешь сказать, что он может вот так сделать – и ему ничего за это не будет? Он старику едва мозги не вышиб. Он мог это сделать и с нами. Кто его за это накажет?
– Не знаю. Может, Бог.
Джимми Кабински улыбнулся:
– Мой дядя сказал, что мистер Джи получил по заслугам.
– Ты о чем? – спросил Майкл.
– Так он же жид, – сказал Джимми. – Дядя говорит, что на старой родине он уже был бы покойником.
– Почему? – спросил Сонни. – В партизаны бы пошел?
– Нет, типа – просто бы убили.
– Твой дядя чертов псих, – сказал Майкл.
– Почему это псих? Он же…
– Эй, хорош, завязывайте, – сказал Сонни. – Не хватало нам еще спорить насчет евреев. Господи Иисусе.
– А дядя говорит, что евреи убили Иисуса и поплатятся за это.
– Убили Иисуса? Пять тысяч чертовых лет назад? – сказал Сонни. – Могу гарантировать, что мистера Джи тогда среди них не было.
– Ну да, но…
– Без «ну», Джимми. У меня нет какой-то особенной любви к евреям. Но какого хрена избивать мистера Джи, если он не имеет к этому никакого отношения?
– Правильно, – сказал Майкл. – Это не из-за Иисуса. А из-за нас.
– Ну…
– Хорош, – сказал Сонни. – Пошли снег разгребать.
Они пробирались через снежные кряжи и ледяные холмы Эллисон-авеню. Травили анекдоты, подслушанные в школе до рождественских каникул, обсуждали возможность хотя бы одного такого же снегопада – тогда уж точно в школу возвращаться не придется, спорили о том, кто изобрел телефон, и жалели, что ни у кого из них дома нет телефона, останавливались у магазинов, где им обычно поручали разгрести снег. У лавочников были свои лопаты, но у некоторых были и свои дети, которые справлялись с этой работой. Тем не менее они заработали шестьдесят центов и отправились к Словацки, где уселись перед прилавком и заказали три чашки какао.
– Мне надо вам кое-что рассказать, – сказал Майкл.
– Что это ты избил мистера Джи, – сказал Сонни, смеясь.
– Нет, – сказал Майкл. – Про другое.
Он рассказал им о своем визите в синагогу на Келли-стрит и о том, как рабби возник посреди метели, позвал его и попросил включить свет. Он не смог точно описать, как звучал голос этого человека, и не стал признаваться в том, что испытал страх, когда вошел в прихожую. Но он сказал, что рабби показался ему вполне хорошим человеком.
– А, вот что тебя так разъярило, – сказал Джимми. – Ты с ними дела водишь.
– Все, что я сделал, – включил этот чертов свет, – сказал Майкл, отхлебывая густой сладкий какао. Миссис Словацки была занята другими покупателями; когда лавка мистера Джи закрылась, работы ей основательно прибавилось: продавала конфеты детям и сигареты взрослым.
– Вот, значит, как они тебя поймали, – сказал Джимми.
– Ага, обманули и заманили в ловушку. Джимми, я здесь, и я живой.
– Откуда ты знаешь, может, он тебя загипнотизировал.
Сонни поднял руки ладонями наружу.
– Минуточку, погодите, – сказал он, останавливая их спор. – Это может оказаться кстати.
Майкл повернулся к нему:
– Ты о чем?
– Сокровища.
– Какие сокровища?
– Только не говори мне, что не слышал о сокровищах, Майкл. О них знают все.
– Никогда ничего не слышал о сокровищах, – сказал Джимми.
Сонни понизил голос и склонился к Майклу и Джимми:
– Евреи отдают своим раввинам деньги, драгоценные камни, рубины, золото и всякую такую фигню. Но раввины не кладут все это в банк. Берут и закапывают. Прячут. Они держат все при себе, потому что, если вдруг однажды придется сниматься с места, они смогут упаковать все в сумку и сделать ноги.
Майкл подумал о драном пальто рабби, его грязных руках и облупившейся краске в прихожей.
– Все говорят: в синагоге на Келли-стрит лежат сокровища, – продолжил Сонни. – Мои дяди, тетя Стефани – все про это слышали. Там полно всего спрятано. Камни, алмазы, золото, все такое. Моя кузина Лефти однажды ночью с друзьями туда проникла, давно было дело, до войны еще. Но они ничего не нашли, раввин все надежно спрятал.
Он остановился и глазами, выдававшими возбуждение, принялся обшаривать помещение конфетной лавки: никто посторонний не должен был этого слышать.
– Ну и?.. – спросил Майкл.
– Так что, Майкл, ты уже просунул ногу в дверь. Войди в нее. Найди долбаные сокровища.
Сердце Майкла подпрыгнуло.
– Ты хочешь сказать, чтобы мы их украли? – прошептал он.
Сонни повернул голову в его сторону, косясь на стенд с комиксами и дешевыми журналами.
– Не-а. Не украли. Вернули – вот как я думаю. Все эти деньги они получают за аренду и за то, что у них так все дорого в магазинах, ну и всякое такое.
– Да ладно, Сонни, – сказал Майкл. – Это обычное воровство.
– Ну, даже если и так, то в чем проблема? Ты же хочешь купить своей маме дом? Во Флэтбуше или еще где-нибудь. Такой, чтобы и дворик, и дерево росло, и гараж с машиной там же. Что – слабо ей заявить: все, матушка, я сорвал куш, и теперь тебе не надо работать в этой долбаной больнице!
– Она меня засмеет. Или вызовет чертовых копов.
– Фигня. И ты это знаешь, Майкл, – сказал Сонни. – Деньги не пахнут. Ты придумаешь, что соврать, и она поверит. Никто не будет вызывать полицию, чтобы сдать собственного ребенка.
– Не хочешь брать свою долю, – сказал Джимми Кабински, – так отдай ее мне. Мой дядя не станет вызывать копов.
– Я видел рабби, раввина, – сказал Майкл. – Он бедный. У него одежда вся обтрепанная. Верх ботинок похож на жареный чертов бекон. Если у него там сокровища, почему он не может купить себе пальто?
– Он может и не знать о сокровищах, – сказал Сонни. – Он ведь там недавно, да? Ты же в первый раз видел? Может быть, прежний помер и не успел сказать этому парню о сокровищах.
– А может, сокровищ там нет.
– Ну так проверь.
Вошел толстяк-полицейский Костелло и, покряхтывая, приобрел у миссис Словацки пачку сигарет «Пэлл-Мэлл». Мальчики примолкли. Сыщик взглянул на них и вышел, сдирая целлофановую обертку с пачки. Эбботт сидел в машине, накренившейся на куче слежалого снега. Он кивнул толстяку, когда тот садился за руль.
– Бочка с дерьмом, – сказал Сонни.
– Большой суровый мужик, – сказал Джимми.
– Ну так как, Майкл? – спросил Сонни.
– Я не верю в эту историю, – сказал Майкл, уже жалея, что рассказал о своем визите в синагогу.
– Ты веришь в Капитана Марвела, а в это не веришь? – возмутился Сонни.
– А кто тебе сказал, что я верю в Капитана Марвела?
– Ты мне говорил в том году, что он, возможно, жил на самом деле.
– Это было в том году.
– Ну, так в этом году изволь пробраться в долбаную синагогу и посмотреть, что у них там есть.
Майкл допил какао.
– Надо подумать, – сказал он.
7
В новогоднюю ночь точно так же, как и в прошлом году, гудели сирены, звонили церковные колокола и люди стучали по кастрюлям, выбравшись на пожарные лестницы, но все это было не так, как в первый послевоенный год. Звуки смягчал обильно выпавший снег, плюс к этому многие уже успели лишиться своих рабочих мест на закрывающихся военных заводах. С наступлением 1947 года Майкл остался дома. Его мать отправилась на вечеринку в квартире миссис Гриффин на втором этаже, и он в одиночку слушал радио; после полуночного сигнала Гай Ломбардо запел песню «Старое доброе время». Майкл пытался понять, о каком времени идет речь и о каких друзьях, и думал о том, что хорошо бы не забыть с утра задать эти вопросы маме. В постели он читал «Три мушкетера» и думал, что он, Сонни и Джимми Кабински совсем как Атос, Портос и Арамис и что им нужен еще один парень на роль д’Артаньяна. Название книги было не совсем правильным, ведь она была на самом деле о четырех мушкетерах, но по большому счету это не важно. Важен их девиз: все за одного, один за всех. Именно так они с Сонни и Джимми всегда поступали. Даже если насчет чего-то не соглашались, они оставались вместе. Друзьями. Мушкетерами. Навсегда. Вот о чем он думал, погружаясь в сон.