В проекте были приведены нормы выработки на каждого работающего. Это называлось урочными работами. Заглянем в положение, регламентирующее такие работы. При полном отсутствии техники, основываясь только на мускульной силе и силе рабочего скота, нужно было одному рабочему и двум полурабочим с четырьмя парами волов вспахать одну казённую десятину целины за два с четвертью дня, для крепкозалежной целины отводились два, для мягкой земли – полтора дня. Для того, чтобы засеять четыре казённых десятины в один день, полагался только один рабочий крестьянин.

С уборкой урожая дело обстояло так. При снятии с корня пшеницы, ржи, овса и ячменя один рабочий или одна рабочая нажинали серпом без потери колосьев в один день полторы копны или 90 снопов, не менее шести четвертей в окружности (примерно один метр), складывали нажатое в крестцы, прикрепив свяслом верхний сноп к нижним.

При урожае травы от 8 до 10 копен на десятину (1,09 гектара) в один день два косаря должны были скосить одну казённую десятину, а две рабочих женщины – сгрести это сено, сложить в копны и стаскать на одной паре волов.

Была изобретена и такая мера измерения, как количество «пудо-футов мускульной работы». Учёные того времени активно их делили, умножали, старательно выводили проценты, и всё равно при той средней урожайности, которая была в середине XIX века на Дону, работавшие в усадьбе помещика крестьяне, были обречены на нищету.

В конце 1861 года, того самого, когда было отменено крепостное право в России, на имя Военного министра была подана записка о войске Донском, составленная генерал-лейтенантом князем Дондуковым-Корсаковым. Она как нельзя лучше характеризовала настроения в казачьей массе и их отношение к демократическому устройству общества:

«Несколько веков казаки пользуются самостоятельностью. В семнадцатом столетии они, хотя и стояли на нижней ступени гражданственности, но составляли отдельное вольное общество, имевшее свои уставы, свои права, коими на войсковых сборах или кругах всенародною подачей голосов решались общественные вопросы и избирались войсковые атаманы. Имена Ермака и некоторых популярных атаманов ещё очень свежи в памяти народной. Нет зажиточного казака, в доме которого не встретилось бы изображения покорителя Сибири или других известных войсковых лиц.

Все воспоминания эти вместе с заслугами Войска в Отечественную войну и различными подвигами частей и лиц оного в других кампаниях заставляют казаков гордиться своим военным званием. Как гражданин каждый простой казак считает себя с некоторым основанием несравненно выше всех прочих податных сословий России. Выборное начало и другие либеральные права, составляющие основу казачества на Дону, развили в нём чувство собственного достоинства и самостоятельности. Любознательность и жажда образования, свойственные донским казакам, вместе с родом службы их от берегов Аракса до северных границ Финляндии и пребывание полков в Бессарабии и Польше, ознакомили сословие это с другими элементами жизни и, несомненно, способствовали развитию понятий, которым далека и чужда общая масса населения России. Сравнительное материальное благосостояние казака, против крестьян в России, даёт этому сословию также считать себя в этом отношении выше последних. Каждый, немного зажиточный казак, особенно во время покоса и уборки хлеба, нанимает себе работников из пришедших крестьян и считается на это время хозяином их.

Общепринятое у простых казаков москаль и хохол для именования жителей Российских губерний и Малороссии, суть выражений, хотя и не враждебных, но далеко и недружелюбных. Кроме того, опасения казаков, что иногородние приобретут в юртах или окрестностях оных основы поземельной собственности, всегда будут встречены казаками с крайним неудовольствием, может, даже с гласным ропотом…»

Заметьте, эта характеристика казачьему сословию дана сразу после отмены крепостного права в России, более чем за полвека до событий октября 1917 года. Но разве кто-то внял этим предостережениям?

В Каменском городском краеведческом музее хранится казачья фуражка. На ней кокарда с надписью по кругу: «За Веру, Царя и Отечество». Эта короткая фраза была не просто девизом, она была смыслом суровой и неспокойной казачьей жизни. Веру и Отечество они охраняли веками, отстаивали в кавказских и балканских походах. Царю присягали… Царя охраняли… Многие из них попадали служить в Лейб-гвардейский Казачий Его Величества полк, несший службу при царском дворе.

И когда 3 января 1681 года казаки «Михайло Иванов из Кагальницкого городка и Иван Медведь из Ведерникова городка да Аника…» били челом и просили разрешения занять юрт Гундоровской», то важнейшим условием для занятия земель по Северскому Донцу было, конечно, служение государю, которого они тогда называли великим.

Служение обязывало поселившихся в юрте Гундоровском выставлять от вновь образованной станицы казаков на дела воинские. Причём это нужно было делать как на рубежах Донского войска, так и за его пределами, если того требовала обстановка.

Доподлинно известно, что в конце XVII – начале XVIII веков гундоровские казаки постоянно принимали участие в различных войнах и военных кампаниях. Присягнув вместе с казаками других станиц на верность Петру I в 1696 году под Азовом, они принимали участие и во взятии азовской крепости. Воевали во всех русско-турецких войнах, ходили походами на Кавказ, посещали не раз Европу и отворяли «врата» известных городов, бились во всех больших и малых войнах, стойко перенося лишения и неудобства походной жизни.

Во времена Екатерины II казаки уже на общих основаниях с другими подданными Российской империи принимали военную присягу, которая называлась клятвенным обещанием и звучала так:

«Аз, нижепоименованный, обещаюсь и клянусь всемогущим богом, пресвятым евангелием в том, что хочу и должен её императорскому величеству моей всемилостивейшей великой государыне императрице Екатерине Алексеевне самодержице Российской… верно и нелицемерно служить и во всём повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови…»

Заканчивалась клятва, как и положено, предупреждением о недопустимости её неисполнения и фразой о неминуемом божьем суде.

С момента основания станицы и до весьма печального завершения основной казачьей истории на Дону, до памятного 1920 года, на службе царю и Отечеству прославились в боях и битвах казачьи роды гундоровцев Власовых, Шляхтиных, Краснянских, Ушаковых, Манохиных, Рытиковых и многих других.

В 1807 году был учреждён знак отличия ордена Святого Георгия для награждения солдат, матросов и унтер-офицеров. Эта очень ценимая казаками награда, представляла собой серебряный крест без эмали и награждённые казаки с гордостью носили его на Георгиевской чёрно-оранжевой ленте на груди.

Уже в первых правилах, касающихся награждения этим знаком отличия, указывалось: «Он приобретается только в поле сражения, при обороне крепостей и в битвах морских. Им награждаются только те из нижних воинских чинов, которые, служа в сухопутных и морских русских войсках, действительно выкажут свою отменную храбрость в борьбе с неприятелем».

Заслужить знак отличия – солдатский Георгиевский крест – можно было лишь совершив боевой подвиг, например, захватив вражеское знамя или штандарт, взяв в плен неприятельского офицера или генерала, первым войдя во время штурма во вражескую крепость. Также, получить эту награду, мог нижний чин, спасший в боевых условиях жизнь своему командиру.

У награждённого таким знаком отличия вместе с наградой появлялись внушительные жизненные привилегии, которые очень ценились казаками. Они заключались в получении прибавки целой трети жалования, сохранявшейся при выходе в отставку (после смерти кавалера, его вдова в течение года пользовалась правом на её получение) и, что весьма важно для крепостной России, в запрещении применения к владельцу солдатского Георгиевского креста телесных наказаний (это не касалось казаков).