— Спроси сама, — предложил я, присаживаясь на единственный стул возле входа. — Но он вообще-то не очень разговорчивый, так что не думаю, что у тебя получится.

— Хорошая собачка, — уверенно заявила малявка, глядя на шокированного мрона снизу вверх. А потом совершенно нелогично поинтересовалась: — А ты меня не укусишь?

Я закинул ногу на ногу, с любопытством наблюдая этот спектакль.

— Укусит, конечно. Он, кстати, давно не кормленый.

— А почему?

— Потому что слишком гордый. И до сих пор не научился видеть разницу между достоинством и глупостью, хотя я не раз объяснял.

Ли отошла на шажок, недоверчиво изучая «собачку».

— А что он ест?

— Маленьких девочек. На завтрак, обед и ужин.

— Неправда, — насупилась малявка. — Он хоро-о-оший.

— Р-р-р! — наконец-то очнулся от ступора мрон и, поднявшись во весь немаленький рост, навис над мелкой мохнатой горой.

Ну? Сожрет? Не сожрет?

Мне даже интересно стало, до каких границ простирается его упрямство и будет ли он ненавидеть абсолютно все, что связано со мной. Однако, вопреки ожиданиям, оборотень просто поднял могучую лапу и, подвинув ребенка к стене, недвусмысленно загородил его собой.

Хм, странно. Его отец в свое время даже собственных женщин не захотел от меня прикрыть. Предпочел умереть, но не сдаваться, при этом искренне веря, что я, будучи кровожадной тварью, все равно всех перебью. А этот внезапно думать начал. Ишь как глазищи сверкают. Даже отсюда слышно, как ворочаются в его мозгу тугие извилины в попытке понять, что происходит.

Но одна хорошая новость за сегодня все-таки была — похоже, я нашел его слабое место. Как оказалось, стремление защищать детенышей что у людей, что у оборотней выражено практически одинаково. Даже в том случае, если детеныш чужой. Наверное, инстинкт срабатывает. Семья, защита, все такое…

Я только не понял, почему мрон захотел сберечь именно этого детеныша. Они ведь не только незнакомы, но еще и из разных видов. Зачем ему ее защищать?

Ли, правда, такая самодеятельность не понравилась.

— Пусти! — пихнув оборотня кулачком, она упрямо вылезла наружу. — Мне же не видно!

— Р-р-р! — снова подвинул ее мрон.

— Еще чего! — фыркнула мелкая. — Никуда я отсюда не пойду!

— Ну и сиди там, — великодушно разрешил я. — Вроде ты ему понравилась.

— Правда?!

— Правда-правда. Вон как облизывается. Точно сейчас проголодается и сожрет.

Ли обиженно выпятила нижнюю губу.

— И все ты врешь! Плохой… плохой Вилли!

Я хмыкнул.

— Почему сразу плохой? Разве я тебя к собачке не пускаю? Разве что-то запрещаю делать или обещал наказать за то, что ты стащила мамин амулет?

У ребенка явно случился конфликт интересов. Ли наморщила лоб, снова отпихнула оборотня, когда тот попытался ее прикрыть, а потом и вовсе шлепнула его по морде ладошкой, нахально потребовав:

— А ну не мешай!

Вот уж когда я имел удовольствие воочию наблюдать силу женской власти над представителями мужского рода. Оборотень аж крякнул, когда малявка столь непочтительно с ним обошлась. Плюхнулся на зад и потом только ошалело смотрел, как она стоит рядом, теребит подол своего платьица и с глубокомысленным видом решает сложнейший философский вопрос.

— Ладно, — наконец признала она очевидное. — Ты не плохой. Ты просто вредный.

— Нет, это помощник у меня вредный. А я еще только учусь.

— Зачем ты учишься? — не поняла Ли и неосторожно подступила ближе к решетке.

Мрон, очнувшись от ступора, цапнул ее зубами за подол и торопливо оттащил обратно.

— Фу! — погрозила ему пальчиком малявка. — Нельзя! Плохая собачка!

И такая у клыкастого после этого стала морда, что я впервые за долгое время испытал желание рассмеяться. Ли, услышав мой смех, тоже заулыбалась, а затем плюхнулась на лапу мрона и залилась громким хохотом, как самый счастливый человек на земле.

— Ну что, остаешься? — спросил я, когда отсмеялся. — Подушку принести? Может, еды? Печенья? Молока?

— А у тебя есть печенье?!

— Все что захочешь, — пообещал я, после чего девчонка взвизгнула, подскочила на месте и со всех ног кинулась прочь из клетки, причем так шустро, что на этот раз мрон не успел ее остановить.

Домчавшись до стула, на котором я сидел, она нахально взобралась ко мне на колени и доверчиво заглянула в глаза.

— А печенье у тебя вку-у-усное?

Я спрятал усмешку.

— Самое лучшее. И молока сейчас свежего принесу.

От оглушительного вопля малявки я поморщился, после чего ссадил девчонку на пол, взял ее за руку и, кинув на ощетинившегося оборотня насмешливый взгляд, спокойно направился к выходу.

— Р-р-р! — прилетело мне вслед яростное.

О. Значит, мы наконец-то заговорили?

— Извини, я тебя не понимаю.

— Р-Р-Р-Р!

Хм. Мне показалось или это больше походит на предупреждение?

— Пока, собачка-а-а, — помахала ему ручкой Ли, а потом вырвалась, закрутилась на месте, напевая что-то себе под нос. Наконец снова расхохоталась, юркнула куда-то в сторону и в мгновение ока исчезла в темноте.

— Да уж… — хмыкнул я, прикидывая, где бы добыть обещанное печенье и молоко. Да и одежку надо бы какую-то поискать, а то у меня довольно холодно, а на малявке платьице совсем короткое, да и на ногах всего лишь сандалии, в которых в горах точно делать нечего.

К счастью, к тому времени, как я добрался до лаборатории и отыскал азартно ищущую сладости Ли, в пещере сработал еще один индивидуальный портал, и из него вывалился встревоженный Нардис.

— Вильгельм! Нужна твоя помощь! У Лу ребенка украли!

— Вот этого ребенка? — ткнул я пальцем в застывшую у стены малявку.

— А… э-э…

У Нардиса при виде живой и невредимой девчонки случился кратковременный ступор. Но потом он подметил торчащий у нее из кулачка артефакт, убедился, что соплячка жива и здорова, после чего метнулся через все помещение, сграбастал Ли на руки, достал из кармана переговорник и, пробормотав короткое: «Спасибо», под оглушительный девчоночий визг куда-то умчался.

«Ну и ладно, — подумал я, поднимая опрокинутый стеллаж, к которому с разных сторон подбежали костяные паучки. — Значит, за печеньем не пойду. Хотя нет — пойду. Если малявка такая же предприимчивая, как ее мать, значит, скоро опять пожалует в гости».

Я как в воду глядел. Не успело стемнеть, как в лаборатории снова раздался хлопок, а следом и оглушительный вопль:

— Вилли-и-и! Ты где?!

Я отложил расчеты, встал из-за стола и, выглянув в коридор, без всякого удивления обнаружил переминающуюся на холодном полу малявку. Причем на этот раз она была почти раздета — вместо платья на ушлой пигалице виднелась лишь искусно вышитая ночная рубашка, вместо косичек на голове красовался пышный колтун, а на ногах даже тапок не было, так что девчонка оказалась на камнях совсем босой.

— Ты чего кричишь? — поинтересовался я, даже не подумав зажечь свет.

Но мелкой это не мешало. Обернувшись на голос, она сначала испуганно присела, а потом щелкнула пальчиками, и над ее головой зажегся крохотный магический светлячок.

— Я вернулась покормить твою собачку, — заявила она, вытащив из-за спины увесистый мешок. — Собачкам нельзя быть голодными. Они от этого звереют.

— Это верно, — не стал отрицать я. — Но маленьких девочек к голодным собачкам не пускают. Разве тебя мама этому не учила?

Ли машинально потерла ладошкой попу.

— Учила. Но собачку все равно жалко, поэтому я снова стащила амулет и пришла.

— А мама на этот раз его куда от тебя спрятала? — полюбопытствовал я.

— Не знаю. Не видела.

— Но он все равно к тебе прилетел?

Ли гордо вздернула нос.

— Да. Я великая колдунья!

— Еще бы, — скептически хмыкнул я, оглядев помятую рубашку. Потом все-таки сходил за сапогами, заставил мелкую в них влезть. Потом накинул ей на плечи теплый халат, и вот в таком виде мы и отправились кормить «собачку».

Мрон, который, до этого полдня метался по клетке и злобно ревел, при нашем появлении замер. Сначала недоверчиво оглядел невредимую девчонку. Потом с подозрением взглянул на меня. И только после этого его ноздри дрогнули — он явно учуял запах еды, однако виду постарался не подать.