А еще через два дня Эдуарда выпустили на свободу. Признаться, я до последнего момента не верил, что это произойдет: как можно замять дело о хранении такого количества героина?! Но Уколов сумел это сделать. Представляю, каких усилий, а главное, денег это ему стоило. Зато он еще раз доказал, что любит свою дочь и готов ради нее буквально на все.

Забирать Эдуарда поехал я. На него было страшно смотреть – осунувшийся, бледный, с черными кругами под глазами. Эти две недели в его жизни стали страшным сроком, принесли невероятно многого горя, и нахождение в следственном изоляторе было не самым ужасным испытанием. Он остался сиротой. У матери не выдержало сердце. Через три дня день после ее похорон разбился отец. Он был трезвым, официальная версия – не справился с управлением транспортного средства. Но, похоже, все были убеждены – это замаскированное самоубийство. Эдуарду о смерти родителей сообщили, но не выпустили с ними попрощаться. Сопровождавший его полицейский шепнул мне, что парень после каждого из этих известий не спал по двое суток.

Забрал я Эдуарда рано утром и отвез к нему домой. Там нас ждал Премьер. Они обнялись, Премьер сказал только два слова: «Держись, племяш!» Они заплакали. Оба. Я не мог на это смотреть, вышел в кухню, закрыл дверь и тоже заплакал. Последний раз я плакал лет 20 назад, когда погибла моя первая жена…

После сообщения о смерти мамы и гибели отца я не спал, не могу даже сказать, сколько это продолжалось. Наступило какое-то дикое отупение, мне было абсолютно все равно, что происходит. В душе и голове – полный вакуум! Даже сообщение о том, что меня выпускают, а дело прекращается, не вывело меня из этого состояния. Даже любимый дядя и адвокат, добившиеся моего освобождения, ничего не смогли изменить. Когда они уехали, я около часа без остановки ходил по квартире, потом одетым прилег на заправленную кровать – и моментально провалился в сон.

На следующий день дядя лично свозил меня в университет, где по его просьбе пусть и не в полном составе из-за начавшихся отпусков, но все же собралась комиссия – защищать дипломную работу. Дядя объяснил: «Диплом тебе в жизни понадобится, надо его получить». Процедура прошла быстро: я даже не читал текст, мне скорее для приличия задали пару вопросов – и поздравили с успешной защитой.

Вечером дядя снова заехал ко мне, мы поговорили, что делать дальше. Сошлись на том, что завтра я отправлюсь домой, побываю на кладбище, потом буду улаживать дела с продажей дома и аварийной машины – дядя дал телефоны риэлтора, нотариуса и даже офицера ГИБДД.

Первым делом я отправился на кладбище. Дядя постарался – после похорон прошло совсем немного времени, а могилы мамы и отца были с большими памятниками, облицованы мрамором. Временами моросил мелкий дождичек, солнце то выглядывало, то снова пряталось за тучи. Полумрак чередовался с ярким светом, мокрый мрамор, белый с прожилками, то блестел на солнце, то мгновенно темнел. Только от этих резких перепадов света и тени мне было не по себе. А мысль о том, что под этими мраморными плитами лежат самые дорогие мне люди, которых я больше никогда не увижу, сводила с ума. Хотелось выть, кричать от нестерпимой душевной боли. Но на соседней аллее шли похороны, и я просто тихо плакал, глотая слезы и капли редкого дождя. Так продолжалось долго, наверное, около часа. Я перестал плакать и уже просто стоял, когда кто-то тронул меня за плечо. Это была… Галина Уколова.

Я был настолько поражен, что не сразу понял, кого вижу перед собой. Стоял столбом и тупо смотрел на нее. Уж чего-чего, а ее появления рядом с собой никак не ожидал. Что делать, что ей говорить? Гнать от себя, послать ее как можно дальше? Да, причиной всех моих бед и смерти родителей была Галина. Но, вероятнее всего, она не знала о намерении своего отца расчистить ей дорогу в желанную гимназию таким варварским способом. Да и спасла меня от тюрьмы, как сказал адвокат, именно она. Я так и стоял столбом и не знал, что делать.

Неожиданно Галина заплакала: «Прости меня, Эдик. Я и подумать не могла, что отец способен на такую подлость. Я с ним порвала, выписалась из города и скоро уеду, и никому не буду говорить, куда. Я и симку сменила, чтобы никто моего местоположения не знал. Вот тебе мой телефон, если простишь меня, просто позвони, у меня камень с сердца упадет». И протянула свою визитку, на которой был зачеркнут напечатанный номер и взамен него вписан ручкой новый. Она очень сильный человек, особенный, со стальным характером, я это знаю, все-таки пять лет учились рядом. Увидеть ее слезы было для меня потрясением. Она даже плакала не как все – не рыдала, не всхлипывала, а просто когда говорила, голос срывался, а по лицу лились слезы. Не знаю, что со мной произошло, но я сделал шаг навстречу и обнял Галину. Несколько минут мы плакала вместе. Она не сдерживалась и рыдала уже навзрыд. Такой железную Галину – самбистку, активистку, постоянно что-то возглавляющую, да и просто очень властную девушку – я и представить себе не мог. Невероятно, но я пригласил ее в родительский дом. Мы просто попили чаю, о чем-то поговорили – не помню даже, о чем, о какой-то ерунде, о ничего не стоящих мелочах. Потом она попросила отвезти ее на автовокзал, купила билеты на первый автобус, следовавший в соседнюю область – и уехала.

Я сел составлять план действий на ближайшие дни, чтобы ничего не упустить, когда появился гость, майор полиции. Я его сразу вспомнил: Айдар Марсович Агапов, он помог мне, еще школьнику, при сдаче экзаменов на водительские права. На приглашение зайти и попить чаю он сразу согласился. Сев за стол, неожиданно спросил: «Выпить чего-нибудь не найдется?». Заметив мое удивление, усмехнулся: «Мне можно, я мент, притом в форме, меня никто не остановит». Я налил полстакана из найденной начатой бутылки коньяка. Майор махнул его залпом, даже закусывать не стал. Для начала объяснил, почему в 55 с лишним лет до сих пор ходит в таком звании: «Брат возглавляет ГИБДД области, мне большим начальником становиться нельзя». Потом немного рассказал, каким хорошим человеком и журналистом был мой отец. Вспомнил, что он на целую газетную страницу написал о нем очерк: «Это было, наверное, самое приятное событие в моей жизни. До сих пор несколько газет храню, внуки уже читали».

А потом я узнал, почему Айдар Марсович выпил полстакана коньяка. Для храбрости. Он сам признался. И рассказал ужасную для меня вещь. Заключалась она в том, что, по неофициальному мнению эксперта и опытных полицейских, отец попал в аварию не случайно. Он не был пристегнут ремнем безопасности, окно с водительской стороны было открыто. Удар машины в хорошо видимое препятствие пришелся по касательной. Отца выбросило из кабины прямо в самое опасное место на трассе, на крутой склон, почти обрыв, высотой в тридцать метров. При этом машины оказалась повреждена минимально.

Майор обещал помочь с продажей автомобиля и дома. Свое обещание сдержал, более того, поручился за меня при продаже дома – его купил его родственник. Благодаря этому на все дела ушло всего три дня. Дом купили быстро, потому что по совету риэлтора поставили невысокую цену. Я получил деньги за дом и за машину. У нотариуса были составлены документы о том, что вопрос продажи решен, а официально будет оформлен через полгода, когда я вступлю в наследование. Причем дом продавался со всем содержимым, вплоть до лопат в сарае и половых ковриков.

За три дня ко мне приехало человек тридцать – друзей и знакомых мамы и папы. Они выражали свое соболезнование, рассказывали, какими хорошими людьми были мои родители. Оказывается, они часто помогали людям: мама – устраивала на работу, папа – тоже, а также правильно писал письма во всякие инстанции, и многие серьезные вопросы решались. Мне говорили: «Ты можешь ими гордиться». А мне было просто горько, что отца и матери нет, и больше никогда не будет рядом…

На третий день, уже думая об отъезде, я включил компьютер. И прямо в центре экрана увидел заставку «Письмо сыну». Оно во многом определило мою дальнейшую жизнь. Отец был спокоен, говорил без эмоций, тихим и ровным голосом: «Сынок, прости меня за мое решение, но после твоего ареста и смерти мамы мне не хочется жить. Я считал себя сильным человеком, а оказался слабаком. Прости еще раз, если сможешь. Знай, что мы с мамой не верим, что ты связан с торговлей наркотиками. Если бы я был помоложе, то пошел бы в пиарщики, в рекламщики. И сделал бы так, чтобы на очередных выборах этот миллиардер Уколов, а твой дядя говорит, что здесь он замешан, не прошел бы в областную Думу. Тогда бы он лишился депутатской неприкосновенности, и его враги, а их у него, судя по интернету, много, сожрут его с потрохами. Прости за такие глупости, за эту несуразную мысль. Тем более ждать этого надо долго, четыре года, выборы ведь только недавно состоялись. Наверное, я просто не знаю, что тебе сказать, вот и несу всякую чушь. Прости за это. И за все остальное прости».