Она обернулась ко мне из-за плеча, посмотрела вверх. Взгляд у Виры стал уже какой-то совсем дикий.

– У тебя ведь нет родимого пятна?

– Нет.

Я все еще прикрывала руками свой корсет, судорожно думая, как мне покинуть эту мастерскую, и этот Дом, и еще – как в таком непотребном виде добраться до поместья Шиори. Вира поднялась с пола, сжимая в горсти собранные пуговицы.

– Извини. Не думай, что я сумасшедшая. Просто нужно было проверить. Я немного не рассчитала, погорячилась. Мы поправим твою блузку, не бойся.

– Ты могла просто спросить, – пролепетала я.

– Мне не верилось, что ты честно ответишь, – пояснила Вира. – Мы, Крозе, слишком прямолинейны, и часто страдаем из-за этого. Воспринимают нас… Как чудиков.

– Вы – чудики, – согласилась я. – И в самом деле. Я росла, тело менялось. Пятно могло сойти само по себе. Дай мне пуговицы и иголку с ниткой.

Вира словно не услышала мою просьбу. Она принялась расхаживать передо мной взад-вперед широкими шагами. Я неотрывно следила за ее кулаком с вожделенными пуговицами.

– Если ты и в самом деле ничего не помнишь и не знаешь о себе…

Она остановилась на мгновение и посмотрела на меня, затем вздохнула:

– Но ты и в самом деле не знаешь…

– И не помню, – подтвердила я.

Этот разговор уже начинал вертеться по кругу, и мне до чертиков надоело повторять о том, что я все еще не выбралась из бункера времени. Кажется, я понимала, почему Тео так противился моему появлению в обществе. Может, брат чувствовал, насколько это невыносимо: постоянно объяснять всем, что я просто не помню. Но твердо знала, что являюсь старшей сестрой Дома Шиори. И вся моя семья, и весь мой оставшийся в живых род – тому подтверждение. Так что домыслы этой странной Крозе меня не очень волновали. А вот пуговицы – да.

– Поэтому, – сказала Вира, – нужно найти способ вывести тебя из бункера. Не думаю, что это невозможно. Остальные вышли сами собой, и у тебя получится. Может, чуть позже.

– Почему тебя это так заботит? – удивилась я. – Просто какой-то маниакальный интерес к моим воспоминаниям. Прости, но…

– Потому что, – ответила Вира, – в связи со всем вышесказанным у меня возникает следующий вопрос…

Она не успела договорить, так как в эту секунду весь Дом Крозе накрыла невероятная тишина. Нет, тут и до этого было достаточно тихо, особенно в подвале, где располагалась мастерская. Но сейчас в него вторглась тишина абсолютно новая. Гробовая. Словно мы внезапно попали в бункер времени и пространства, отрезанный от течения жизни со всех сторон.

И в этой гробовой тишине откуда-то сверху раздался крик.

– О-е-е-ей, – протянул кто-то таким бессмысленным голосом, что я сразу поняла: это кричит Эрик Крозе, и идиот чрезвычайно напуган.

А следом шум такой, словно кто-то дрался там наверху в холле. Все случилось так быстро и внезапно, что мы в Вирой только и успели открыть рты, когда по лестнице загрохотала куча железа, и к нашим ногам свалилась механическая паучиха. Вернее то, что от нее осталось. Две из восьми ног еще слабо подергивались, скрипя в соединениях на суставах, а шесть были переломаны вдребезги. На матово блестящем боку зияла огромная вмятина, а форсетные фонари-глаза Арив, застыв осколками, слепо взирали в бесконечность.

За поврежденным имуществом чужого Дома на лестнице появился не кто иной, как мой брат. Вид у Тео был донельзя воинственный и взъерошенный, через всю щеку тянулась свежая кровоточащая царапина, а в руке он сжимал старинный меч. Меча, кстати, этого я никогда не видела, только сразу же, даже в тусклом свете подвальной мастерской, смогла разглядеть сияющие солярные знаки Дома Шиори на его рукояти.

– Какого… – растерянно произнесла Вира, с нарастающим ужасом взирая на свою изрубленную гордость, что валялась сейчас под ногами, жужжа и шелестя на последнем издыхании.

– Это я вас спрашиваю, какого! – закричал Тео, и я в самом деле испугалась, что в нем сейчас так некстати поднимется Гнев. В чужом Доме. Вопреки всем правилам этикета и законам гостеприимства. – Вы прячете мою сестру, и это чудище меня пытается остановить на пороге! Так какого?!

Он увидел мои руки, сжимающие запах блузки, и в одно мгновение просто позеленел:

– Это! Это! Что тут происходит?!

В два прыжка брат соскочил с лестницы и оказался около меня. Одной рукой все еще сжимая меч, другой он крепко перехватил мое запястье, и кожа под его цепким захватом тут же принялась наливаться синяками.

– Тео, – закричала я, – оставь, мне больно! Очень!

– Это мне больно! – он вдруг обернулся и закричал мне прямо в лицо. – Не тебе, а мне! Всегда! Постоянно больно!

– Кле-е-н, – раздалось удивленно-обиженное откуда-то сверху, и выход наверх перегородила голова идиота Эрика.

Это было не так больно, как стыдно, когда Тео, накинув на меня свой плащ, буквально протащил по холлу Дома Крозе и выволок во двор – к гепажу, на котором он примчался сюда. Уже в те минуты, когда я видела понимающие и сострадательные глаза Виры, знала, что никогда их не забуду. Изо всех сил постараюсь не вспоминать, но снова и снова память будет возвращаться в этот момент, где корчусь от стыда, пронзающим всю меня каленым прутом – от макушек до пят.

Тео, может, (и скорее всего – точно) забудет этот момент. У него так много других важных дел, что те несколько минут, когда он тащил растрепанную сестру через холл чужого Дома, просто выветрятся из его памяти. Но моя жизнь вся наполнялась именно этими, с его точки зрения, незначительными, мелочами, и каждая из них составляла мой мир.

– Пусти, – жалобно шептала я ему, уже стараясь не вырываться, потому что любая попытка сопротивления доставляла мне боль.

Но Тео просто ничего не слышал.

Он затолкал меня в повозку – грубо и бесцеремонно. Запрыгнул следом, не обращая внимания ни на Виру, которая протестующе махала руками, ни на торжествующее лицо Эрика, наблюдающим за происходящим из-за приоткрытых ворот Дома Крозе с каким-то даже сладострастием.

Гепаж тронулся с места диким рывком. Я еле удержалась, судорожно схватившись за поручень кресла. Кожа сидения оказалась горячей – Тео раскочегарил Гнев не на шутку. Он даже еще не устроился в кресле: стоял, согнувшись в три погибели, опираясь рукой на спинку, а коленом – на сидение. Глаза брата закрылись наполовину, снизу я видела полоску белка между веками. Он вел гепаж, отдавая движению поднявшийся Гнев. Сосредоточился, чтобы обратить его в пользу. Иначе он просто бы в припадке ярости разрушил нашу старенькую повозку, восстановленную с таким трудом.

Я поерзала на сидении, устраиваясь поудобнее, но стараясь не привлекать излишнего внимания. И отвернулась, уставившись в окно.

– Зачем ты поперлась в этот Дом, Ле? – вдруг спросил Тео. Я думала, он будет молчать всю дорогу, а, может, даже еще несколько дней после. – Я же просил тебя…

– Приказывал, – я не отводила взгляда от окна. – А это совсем другое дело.

– А ты не послушалась, – ему совсем не важно, что я отвечала. – И теперь – посмотри на себя. Что они с тобой делали? Почему ты… в таком виде?

Мне почему-то совершенно не хотелось рассказывать Тео о родимом пятне, которого у меня не было. А должно быть. Какая-то интуиция подсказывала, что тема под названием «Эльза» является опасной. Я еще глубже закуталась в его плащ. От прохладной суровой ткани пахло предчувствием дождя и немного – дымом от горящих свежих поленьев. Запах Гнева. Запах резко повзрослевшего Тео.

– Ничего страшного, – ответила я, на ходу придумывая объяснение. – Просто неловкое движение. Ты же знаешь, я бываю очень неуклюжей.

Объяснение расхристанной блузке получилось глупым, но это все, что я смогла быстро придумать. От Гнева Тео, с помощью которого он вел повозку, тяжелый меч, прислоненный к углу сидения, гулко отзывался металлическим звоном, и каждый раз я вздрагивала. Он пугал меня, этот странный меч, которого я до сих пор никогда не видела.