Последнее могло бы быть для меня оправданием и утешением, но ненадолго. Насколько я могла видеть за пышными кронами окружавшего дом сада, покатая крыша тоже сияла свежей черепицей. Ее переложили совсем недавно, а значит степень повреждения при Вторжении тут совершенно не при чем. Узкие длинные окна верхнего этажа издалека укоризненно щурились в мою сторону.

Я подняла руку, чтобы схватиться за витой канатик колокольчика, свисавшего с ворот.

Тео бы и в самом деле меня не отпустил. Из непонятного мне упрямства. Только его срочно вызвали в Магистрат, как это случалось в последнее время все чаще, и проблема с получением дурацкого соизволения решилась сама собой. О, мое смелое самостоятельное путешествие в гости к единственной и только что приобретенной подруге! Это и в самом деле повод для гордости. И я, вопреки опасениям, чувствовала себя вне Дома вполне уверенно. Словно и не было этих долгих лет, когда весь мир сузился для меня в крохотной точке нашего особняка…

Честное слово, я даже не успела притронуться к шнуру, который вел к механизму, оповещающему Хозяев о том, что кто-то стоит перед воротами с явным намерением войти. Но тяжелая на вид кованая створка неожиданно легко поехала в сторону, и передо мной возник… огромный паук. Я в недоумении уставилась на него, застыла на месте, наверное, от неожиданности не бросившись прочь.

Выпученные глаза жуткого насекомого завращались, в его голове что-то щелкнуло, словно переключилось реле, и зажужжало.

– Клен из Дома Шиори? – вдруг поинтересовался паук. Голос доносился из недр густо переплетенного блестящей проволокой тела, но круглые фасеточные глаза в такт словам кидались из стороны в сторону и один раз даже описали полный круг.

Я кивнула, не в силах произнести ни слова.

– Вира из Дома Крозе ждала вас и приказала немедленно проводить в мастерскую, как только вы придете, – прожужжал механический монотонный голос. Совершенно безучастный, но довольно, кстати, приятный. И еще: он казался женским. Насколько это можно было уловить в механическом дребезжании.

Встречающий развернулся на месте и почти поскакал, резво перебирая суставчатыми ногами, по направлению к невысокому особняку. Раздираемая любопытством, я отправилась следом за пауком. Мы миновали небольшую аллейку из небрежно подстриженных кустарников и вошли в Дом Крозе. Его парадный вход не кричал никакими излишествами. Несколько светлых колонн, поддерживающих навес, вот и все.

Паук сказал, что Вира ждет в мастерской, и я думала, что меня проведут в какую-нибудь гостиную с парой-тройкой показательных механизмов – птичка там, поющая, когда заведешь, или чертенок, выскакивающий из табакерки на пружинке. Тео рассказывал, что в некоторых Домах отдают таким образом дань еще Догневной эпохе. Показывают свою лояльность и подчеркнутое равенство с механиками.

Но все оказалось совсем не так. Мы миновали холл и свернули в узкий коридор. Меня завели в какой-то закуток, совершенно не подходящий для показа гостям, заваленный тряпьем и старыми швабрами, и подтолкнули к лестнице, уходящей вниз. В темноту неизвестности.

– Вира попросила вас подождать ее в сердце Крозе.

Если внизу находилось сердце Крозе, то оно явно принадлежало очень пожилому и больному человеку. Паук на удивление ловко зажег долгоиграющий фонарь и протянул мне. Я схватила гладкую перемычку чисто машинально и с недоумением уставилась на сопровождающего:

– А ты…

Он покачал головой:

– Нельзя. Заходить в мастерскую.

Я сделала несколько осторожных шагов по лестнице, которая оказалась противно-скрипучей. Невероятно скрипучей, отдающей в зубовное нытье. Фонарь понадобился только на время моего спуска: неожиданно из глубины подземелья прорезался яркий свет.

Пахло машинным маслом, пылью, ржавчиной и рабочей концентрацией. Большой зал казался меньше сам себя из-за захламленности всякими странными вещами. Раскуроченные механизмы подрагивали шестеренками внутренностей, провода, как гнездовые змеи клубились под ногами, что-то тикало и шипело в глубине всего этого бардака. Мастерская показалась мне живым существом, она дышала и пульсировала, проявляя свою сущность странным для меня, но точно разумным образом.

На полках, вытянувшись вдоль и в высь по всему помещению, громоздились пыльные склянки среди беспорядочно втиснутых и брошенных между ними книг. Мне тут же захотелось рассмотреть поближе символы, выбитые на их корешках. Эти полки с потрепанными, солидными фолиантами в старой, благородной коже так и звали к себе. Уже протянула руку к одному из вкусно пахнущих стариной корешков, когда услышала, как кто-то шумно дышит у меня за спиной. Больше того, я почувствовала горячий сквозняк чуть выше правого уха.

Почему я не вскрикнула от неожиданности? Еще одна загадка. Просто вся сжалась и медленно, словно боясь спугнуть дикого зверька, повернулась всем телом.

На меня смотрели в упор. Очень близко. Опасно близко.

Высокий и красивый. Был бы… если бы не выражение на лице. Блуждающие глаза, мутный взгляд, который не мог внятно сфокусироваться ни на одном из окружающих предметов, неестественно вздернутые уголки губ, на которых блестело… Что это?! Свежая густая слюна?

– Гы, – сказал юноша. То ли угрожающе, то ли приветливо.

Я сделала шаг назад.

– Гы, – он протянул руку, почти касаясь моих волос.

В его взгляде я прочитала восхищение. То самое, которое однажды увидела у Роса и Юля, когда они совсем еще малышами с неистовой любовью сжимали в кулаках пойманных цыплят. Одного цыпленка мне удалось спасти, второго Рос наотрез отказался отдавать. Разжать ладонь младшего близнеца мне удалось, только когда жизнь покинула предмет его пылкой любви навсегда и безвозвратно.

– Гы, – повторил идиот. На этот раз уже с нетерпением. И я почувствовала признаки Гнева. Слабого, правда, но… Показалось?

– Эрик!

Вира… Как вовремя… Юноша обернулся с обиженным видом. Плечи его опустились, он излучал недовольство.

– Тебе нравится Клен? – Вира подтрунивала, как если бы пыталась раздразнить близкого друга.

– Нравится, – вдруг совершенно членораздельно произнес идиот. И… Он свернул признаки гнева. Сам собой, без какой-либо помощи извне. Вот так просто – скрыл, и все!

– Тогда не пугай ее, – кивнула Вира и подошла. Вклинилась, отсекая нас друг от друга.

Я вздохнула с облегчением.

– Это мой брат, Эрик Крозе, – сказала Вира. И потрепала его по плечу. Он был настолько высок, что ни до щек, ни до макушки, Вира достать не могла. И жест получился больше дружеский, чем покровительственный.

– Он…

– Да, – моя новая знакомая нисколько не смутилась. – Именно поэтому мне пришлось взять на себя функцию Хозяйки Дома. Хотя у меня совсем нет Гнева.

Она виновато развела руками, но скорее притворялась огорченной, чем была ей на самом деле.

– Не бойся, Клен. Он добрый малый, хотя и немного… Рассеянный.

Эрик Крозе смотрел на меня огромными синими глазами, напрасно пронзая сердце густыми и черными стрелами ресниц. Вся эта красота пропадала совершенно зря. Как жаль. И себя жаль, и Эрика, и Виру, и вообще весь Дом Крозе, так нелепо лишившегося перспективного Хозяина.

А Эрик… я же только что ощутила приглушенные всплески Гнева. Он точно был Хозяином, самым настоящим, прирожденным. Но что случилось? Я не могла напрямую спросить Виру о его способностях. Хотя бы потому, что он их тщательно прятал. В конце концов, это чужой Дом, и мое вмешательство может ненароком потрясти его основы. А сотрясать основы Виры Крозе мне совсем не хотелось. Она была мне очень симпатична. И самое главное: Вира Крозе казалась потенциальной подругой.

– Это из-за Вторжения? – только и спросила я.

Вира покачала головой:

– Он таким родился.

– С Гневом?

– Конечно, нет, – вздохнула Вира. – Что с тобой, Клен? Разве «не такие» мальчики могут выжить после первого же приступа? Милосерднее задушить слабого Хозяина во младенчестве, чем наблюдать, как Гнев убивает его, причиняя невыносимые муки.