Но хотя Бах, казалось бы, следовал в своем произведении традициям жанра страстей, музыкальное воплощение этого предания поражало своей новизной. Прежде всего, огромен для того времени был состав исполнителей этого грандиозного музыкального полотна. Он включал два четырехголосных хора, каждый со своими солистами, тридцать четыре музыканта входили в оркестр, отдельно выделялась партия органа. Поражал огромный размах произведения. «Страсти по Матфею» состояли из семидесяти восьми номеров и исполнялись в течение четырех часов!

Совершенно необычен был и характер изложения евангельского сюжета. Оно исполнено драматизма, почти зримой сценической яркости.

Так, огромным напряжением пронизан уже рассказ Евангелиста об одной из последних бесед Христа с учениками, о той Тайной вечере, когда Иисус открыл им то, о чем думал с болью беспрестанно:

— Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.

— Не я ли? Не я ли? — спрашивали потрясенные ученики. Их реплики звучали в смятенных возгласах хора.

— Не я ли? — спросил и Иуда, который уже получил за свое обещание выдать Христа тридцать сребреников.

— Ты сказал, — ответил ему Учитель, и слушатели погрузились в муки нечистой души Иуды, которые раскрывались в хорале «Это я, кто должен каяться».

Затем внимание прихожан сосредоточивалось на предсказании Учителем судеб его учеников, звучало и последнее горькое предсказание Христа, обращенное к любимому ученику Петру на горе Елеонской:

— В эту ночь, прежде чем петух пропоет, трижды ты отречешься от Меня.

Глубоким трагизмом потрясали сцена в Гефсиманском саду и моление Иисуса, когда Он, томимый страхом перед теми мучениями, которые, как Он знал, ожидали Его, обратился к Богу-Отцу:

— Да минует Меня чаша сия, впрочем, не как Я хочу, а как Ты. — Слова Христа прерывались арией тенора «О боль, дрожит измученное сердце», еще больше подчеркивающей охватившее Его чувство ужаса, а в сопровождающих ее звуках оркестра будто слышалось учащенное и прерывистое биение сердца.

В быстрой смене реплик Евангелиста, Иисуса и Иуды разворачивалась драматическая картина предательства, за которой следовали дуэт и хор «Открой огненные пропасти, о преисподняя, поглоти неверного предателя, кровавого убийцу!», а также могучий хорал «О человек, оплакивай твой великий грех». Так заканчивалась первая часть.

Далее в «Страстях» рассказывалось о том, как Христа судили, как Петр, испугавшись наказания, отрекся от Учителя, но, услыхав пение петуха, вспомнил о Его словах и, раскаявшись, горько заплакал.

Затем слушатели переносились к сцене суда над Иисусом в Претории и узнавали о последних часах жизни распятого Спасителя, о Его смерти.

В речитативах Евангелиста Бах передавал чувства человека, который был взволнованным свидетелем разворачивающихся событий, и поэтому речь его звучала эмоционально открыто и была пронизана искренностью сопереживания. Будто захлебываясь в рыданиях, повествовал Евангелист о предательстве и раскаянии Петра. Потрясенный, с ликованием сообщал он, что после смерти Иисуса завеса в храме разорвалась надвое сверху донизу, земля содрогнулась.

Живым и глубоко человечным представал в произведении Баха Христос. С каким глубоким сочувствием передавал композитор томление Его души в последнюю гефсиманскую ночь, какая мука слышалась в Его словах «Душа Моя скорбит смертельно»! А мягкие, «светящиеся» гармонии скрипок, вступающих при репликах Иисуса, казалось, создавали эффект нимба, что возвышало и приподнимало над всеми фигуру Мессии (так называли Христа).

Много еще необычного было в этом произведении Баха. Например, прием временного отстранения повествования: чтобы подчеркнуть настроение данного момента, Бах вводил арии сопрано, альта, тенора и баса, которые воспринимались как голос самого автора, размышляющего, горько оплакивающего невозвратимость человеческих потерь.

Повествование прерывалось и многочисленными хоралами, привносящими настроение возвышенности, философского раздумья.

Однако величественное произведение было необычайно цельно: оно как бы покоилось на огромных «сводах» — хоровых фресках вступления, завершения первой части и просветленной колыбельной «Отдохни немного спокойно», заключающей всю ораторию.

А сколько можно было бы еще рассказывать о необычайной живописности и красотах оркестрового сопровождения, о беспредельном мастерстве создателя «Страстей»!

Эйзенах

Однако оценили это произведение немногие. Большинству слушателей оно показалось слишком необычным. В нем и в помине не было того отстраненно величавого тона, к которому они привыкли в сочинениях подобного рода. Наоборот, создавалось впечатление, будто в церковь ворвалась толпа людей — негодующих и сострадающих. Поэтому успеха «Страсти по Матфею» не имели.

— Что это может быть?! — воскликнула одна благородная вдова. — Боже упаси нас, дети мои! Мы как будто пришли в комическую оперу!

Таково же было заключение церковных властей. «Нам всем эта музыка чрезвычайно не понравилась, — гласил их приговор, — и мы по справедливости выражаем наше неудовольствие».

«Страсти по Матфею» исполнялись при жизни Баха еще несколько раз, но так и не были поняты современниками.

С тех пор прошло более трехсот лет. Теперь, думая о судьбе Баха и возвращаясь к главной мысли «Страстей», невольно приходишь к выводу, что жизненный и творческий путь композитора был также своего рода нравственным подвигом — борьбой за утверждение достоинства человека и справедливости, высоким служением искусству.

И хотя произведения Баха часто встречали непонимание, а самому ему приходилось бороться с окружающей его косностью, он твердо шел своим путем.

Мы постараемся заново пройти этот путь, отмечая в нем то, что в дальнейшем стало неотъемлемой частью имени и искусства Баха, до сих пор освещающего жизнь людей счастливейшими минутами познания высших духовных радостей, приобщения к величайшим глубинам человеческой мысли, к миру красоты.

В одном из живописнейших уголков Германии — воспетой поэтами «певческой стране» Тюрингии, холмы и горы которой покрыты лесами, в течение более чем двухсот лет жили члены обширного рода Бахов. Все они получили в дар музыкальный талант. Известность их была так велика, что всех городских музыкантов в Тюрингии называли «Бахами», а всех Бахов — «музыкантами».

Поиски истоков этой замечательной династии уводят нас к середине XVI века в небольшое местечко Вехмар, где жил член опекунского совета Иоганнес Бах. Однако первым музыкантом этой династии сам композитор считал булочника Фейта Баха. «Самое большое удовольствие, — писал Иоганн Себастьян в составленной им родословной своей семьи, — доставляла ему его цитра; он брал ее с собой даже на мельницу и здесь играл на ней под непрерывный стук жерновов. Хорошенькое сочетание! — приписал композитор в скобках. — Зато научился играть в такт».

Около пятидесяти музыкантов перечисляет Бах в родословной. Здесь и веселый сын Фейта Иоганнес, который играл на трубе и на скрипке, и сыновья Иоганнеса, в том числе Кристоф Бах — дед Себастьяна, известный в свое время композитор, произведения которого внук изучал и хорошо знал.

Памятник И.С.Баху в Эйзенахе у дома, где он родился

Сын Кристофа Иоганн Амброзиус, получив право работать самостоятельно, женился на дочери скорняка Элизабет Лиммерхит, переехал с ней в Эйзенах и здесь оставался уже до конца своей жизни.

У Амброзиуса и Элизабет Бах было шесть сыновей и две дочери. Младший, Иоганн Себастьян родился в субботу 21 марта 1685 года.