Мало кто видел в нём то, что он видел сейчас в этом бескрайнем поле; не спящую силу, не уверенное спокойствие-в-себе, но… что? Знаки былого, которого не вернёшь? Да нет, они попрощались тогда, и на прежнюю тропу его может вернуть только чудо. Слишком далеко Рэд тогда запрятал своё проклятие. О, Галактика, он видит вокруг то, чего нет, но ему всё-таки не отпускает желание попытаться сделать это тем, что оно ещё может быть.

Сфинкс настороженно всхрапнул, сбил седока с гребня волны стремительно разматывающихся мыслей, заставил насторожиться. Степное зверьё? Далековато для точной уверенности в ощущениях, но вряд ли. Рэд успокаивающе похлопал коня по шее, сам принялся оглядываться. Лес уже далеко, а привычка осталась. Всё-таки хорошо, что они оттуда убрались, здешние просторы честнее, здесь не нападёшь из-за угла.

Запах вокруг… не пойми какой, это всё местная живность. Не даёт проходу. На всякий случай Рэд поднял голову к небу и беззвучно издал предостерегающий высокочастотный вопль децибельного уровня. Его почувствуют на многие километры, в том числе все дикие собаки: как на четырёх лапах, так и на двух ногах.

Осторожно тронув Сфинкса, он проследил, как показалась вдалеке едва различимая отсюда фигура одинокого всадника, во весь опор несущегося в их строну. Рэд обругал себя — заставил человека волноваться. Сейчас прискачет, будет спрашивать.

Ладно. Объяснимся. Может, он теперь хоть у костра останется.

Поговорить с опытным товарищем-десантником для Рэда всегда было удовольствием, нет ничего хуже полной нелюдимости, их с Рихардом мнения часто совпадали, он был другом, почти четвёртым членом их манипула.

Даже эта неуловимая усталость в его глазах… пусть на Элдории им встретился несколько иной, неуловимо незнакомый Рихард, это не значило, что произошедшие с ним в последнее время перемены так уж разительно изменили его характер, добрую улыбку и чудовищный опыт контактёра СПК, насчитывающий десятки успешно проведённых операций на несчётном множестве планет «третьего пункта».

Единственным человеком, с которым Рэд мог чувствовать разделённую ответственность за что-нибудь по-настоящему важное, был именно Рихард. Он не помнил ни одного другого, кто был бы способен позволить Рэду эту самую малость — желание поделиться чувством опасности. Джон и Юля были замечательными людьми и настоящими мастерами своего дела, но они были ещё и товарищами, которые привыкли повсюду именно следовать за Рэдом.

Десантник придержал Сфинкса и, осторожно, стараясь не разбудить их спутницу, подозвал к себе Эрис. Та подошла, но как-то боком, гордо косясь. Полностью приручить своенравную лошадь после избаловавшей её Юли было невозможно. Мороки с тобой, ну, стой, где стоишь.

Они встали на вершине огромного пологого холма. Вокруг было разбросано множество каменных глыб, в которых, он чувствовал, прячется от ветра множество мелких животных, но ни единого человека или другого крупного хищника.

Прискакал бесстрастный Рихард, его жеребец нервно пританцовывал и горячился от быстрой скачки.

Рэд спрыгнул на землю, подошёл вплотную и едва слышно сказал:

— Извини, не сдержался, мне не стоило тебя срывать. Пугнул дикую собаку, только потом вспомнил про тебя.

Рихард молча кивнул в сторону их попутчицы, уютно устроившейся спать прямо в седле, мол, буди теперь, нужно лагерь разбивать, так же молча слез с лошади и удалился собирать сушняк.

Мрачноват. Да, мрачноват. Сам Рэд такой же. Но не рассердился же за халатность и лишнюю панику? Не рассердился.

Почему они оба, в отличие от Джона и Юли, так серьёзно относились ко всей этой операции? Каждый раз, когда их взгляды пересекались, в них читалась тревога.

Рихард сам как-то признался, что свобода действий, открытый поиск — вот что его привлекло в этой миссии. Рэд слышал про его недавний разрыв с семьёй и понимал это желание свободы по-своему. В таком случае эта тревога — лишь попытка оправдать свою необходимость здесь, ведь именно заброска на Элдорию могла стать причиной разлада дома. Профессионал боролся с человеком, и, несмотря на все усилия, борьба эта выплёскивалась наружу.

— Зачем ты это сделал?

Ясно. Всё-таки Рихард решился завести этот разговор.

— Ты бы поступил иначе?

— Я? Да.

Если бы Рэд сам был уверен в том, что на самом деле послужило причиной его срыва в Торге. Да, это был срыв, Рэду не нужна была комиссия Планетарного Контроля, чтобы быть в этом уверенным. Себя он знал лучше, чем любая комиссия. По сути, вся его жизнь после гибели Пентарры была посвящена одному — самоедству. Казалось, он сумел по клеточке разобрать каждый свой нерв, каждый миг своих воспоминаний, но каждый раз происходило нечто, ставящее в тупик. И тогда приходилось начинать с начала.

— Рихард, ты умеешь чувствовать планеты?

— Как каждый из нас. Иначе, наверное, не пошёл бы служить к СПК.

— Девяносто процентов человечества вполне может подолгу оставаться вне обитаемых миров, но всё равно стремится обратно, неосознанно борясь с подбирающимся чувством одиночества. Из оставшихся десяти процентов большинство обладают пониженной чувствительностью к Песне Глубин, они самодостаточны в Галактике, им открыт путь наружу, они ничего не теряют, и потому почти ничего не находят, возвращаясь. И только небольшая часть таких, как мы… — тут Рэд запнулся. Какие «мы»… хотя, да, между ними было больше общего, чем он иногда предпочитал себя убеждать. Он был не в меньшей степени человеком, чем Рихард, а значит, имел право на это «мы».

— Таких, кто чувствует окружающий его мир и может служить не просто исполнителем и разведчиком, но резонатором, благодаря которому Совет Вечных узнает нечто для него новое. Вот истинный, главный критерий отбора в СПК, и многие оперативники слишком поздно осознают, что они здесь лишние.

— К чему ты ведёшь?

— Это живой мир, Рихард. Я понял это с первого мгновения. Здесь есть что-то, делающее его живым. Ты видел с десяток Потерянных миров, полных безумия, но хоть один из них был живым?

Взгляд Рихарда был тёмен и непроницаем. Они продолжали устраивать лагерь, но разговор на долгие минуты прервался тишиной.

— Предположим. Мы все, если угодно, чего-то ищем. Но как из всего этого следует…

— Я принял её за другую. За ту, которой больше нет. Почему со мной такое могло случиться?

— Тебе что-то напомнило здесь Пентарру, какой она была раньше. Ты сказал — живой мир?

Рэд не афишировал, но и не скрывал своего происхождения. По Галактике были раскиданы сотни миллионов людей с именем, заканчивающимся на Иль Пентарра, большинство из них улетели из родного мира многими годами раньше, некоторые счастливчики отправились в путь за считанные часы до нападения, прежде чем была объявлена тревога и остановлены вылеты регулярного транспорта, ещё горстка несчастных защитников их мира осталась невредимой на Базе, в глубоких недрах подземных коммуникаций и оборонных комплексов. Но знать, что Рэд был единственным выжившим на поверхности, было положено лишь десятку людей в Галактике.

— Да, Рихард. И теперь я знаю, эта девушка, Исили, непременно приведёт нас непосредственно к главной загадке этой планеты.

— Но ты не уверен.

— В чём тут можно быть уверенным. Я знаю одно, даже если я прав, скорее всего, меня теперь спишут. И ребят тоже.

В этом был своего рода пароль. Два взгляда упёрлись друг в друга, не желая уступать. Теперь каждый знал, что другой знает, что тот что-то задумал.

— И что ты намерен предпринять?

— Пока — ничего. Подробный отчёт на Старой Базе ждут только через двое суток, гости на связь ещё не выходили, время ждёт. Но врать я не хочу, Рихард. Я сорвался, и даже если я окажусь прав, мне больше нечего делать в оперативниках СПК. А штабист из меня, сам знаешь.

Рихард молча отошёл в сторону, заканчивая разговор. Всё, что необходимо, он выяснил.

Рэд глядел в разведённый огонь и снова возвращался к самому себе. Можно рассказать Рихарду удобную, простую версию, но как быть с собой. Что было причиной его неуверенности? Казалось, он накрепко запер всё былое в собственном прошлом, покинув систему Штаа. Всё было гораздо сложнее. Причины происходящего — в нём самом, и его отношениях с этой планетой.