Напоследок он взмахом ладони отключил чутко дремавшую технику, проследил, чтобы всё аккуратно улеглось в гнёзда, после чего вслед за Олей вышел в коридорчик.

— А что касается моих, как ты говоришь, «приятелей»… На самом деле они и меня бы давно умучали, но ты же знаешь, эти паршивцы всяко умудряются придумать что-то новенькое, «как вы мне надоели» не скажешь… даже не знаю каждый раз, что и поделать.

— Да уж, чего ты завсегда хочешь, так это лишний раз позвать Мака-Увальня в гости. Только учти, Рэдди, уж к себе я его даже на порог не пущу!

— Ага, он тебе котят всех перепугает… ты мне вот что скажи, где твоя пигалица достаёт себе кавалеров на наших широтах? И почему они все такой поразительно дурацкой окраски?

— Эй, уважаемый, придержите язык! Окрас этот называется тиккированный тэбби! А матримониальные потуги моей киси есть исключительно её и её ухажёров дело. Не суйте туда свой длинный нос! Кто подговорил гнома выслеживать несчастную кошечку?! А? Отвечай!

Рэдди состроил сокрушённую физиономию.

— У… разоблачили. Всего, как есть. Вывели, так сказать, на чистую воду.

— Ехидничает… Ладно, я тебе потом устрою.

— Ой ли?

Рэдди уже полностью восстановил весь свой обычный задор и привычно нёс какую-то чушь. Оля смотрела на это и тоже не могла нарадоваться. Вечеринка наверняка удастся. Если и Мак будет в такой же форме — обязательно удастся. Нужно будет не забыть поднять вокруг поляны звуковой барьер, а то всю живность распугаем.

Не прекращая перепалки, они вышли на поляну, Рэдди слегка покривлялся, восторгаясь той куче всяких вкусностей, которую Оля приготовила для «всесожрания», как любил говорить Мак-Увалень, сегодня вечером.

— Эх, пир — горой! — орал он на весь окрестный лес. Оля тут же пожалела, что не включила шумовой экран заранее. Нет, ну эти мужики совершенно невоздержаны!

Тут же раздался мелодичный перелив, это домовой предупреждал о прибытии гостей.

— Ого!

Рэдди и Оля стояли, изумлённо задрав головы. Гости и на этот раз застали их врасплох.

— Рэдди, какой гений это придумал, только не говори, что это опять Мак…

— Сейчас узнаем. Автор будет хвастаться больше всех.

Удивление было обоснованным. Гости на этот раз не стали пользоваться обычными скаутами. Они просто взяли и прилетели на… самодельном дирижабле.

— Эй, на берегу! Закрепите швартовый покрепче, вон та сосенка подойдёт. Эй, быстрее, нас же ветром сносит!!!

Жуткий смех нарушил тишину заката. Веселье началось.

Оля подняла лицо к небу, некоторое время что-то там высматривала, потом вздохнула и уселась на перилах крыльца, свесив ноги в темноту. Рэдди осторожно подошёл к ней, съёжившейся, напряжённой, его взгляд скользнул по стройной линии её руки, потом по шее, подбородку…

— И всё же, человек слишком слаб, чтобы испытывать такие чувства, — прошептала она. — Когда ты не уверена в своих силах… пойми, Рэдди, ответственность будет давить на тебя каждый миг, нельзя ни переступить эту неуверенность, ни забыть её.

Оля разом обернулась, подавшись к нему, Рэдди с большим трудом заставил себя не отпрянуть, будем надеяться на врождённую выдержку, его выражение лица в тот момент могло оказаться совершенно… неподходящим. Что может быть общего между ними? Столь же разные, как камень и река, что его омывает, они… Что он может ей дать? Что ему принять от неё, какой ещё драгоценный подарок останется незамеченным, пылящимся на подоконнике в свете равнодушного вечно-тёплого солнышка?

Эти мысли сводили с ума.

— Это не так, не совсем так. Пойми же, в этом и заключена вся суть! Любовь — не состояние, когда ты, раз в него угодив, пребываешь там некоторое время, только для того чтобы потом неотвратимо его покинуть, оставляя за собой невозвращённые долги, боль в сердце… Поверь, я тоже долгое время так думал, но это ложная посылка, она сама по себе приносит несчастье человеку, уверовавшему в неё. Любовь — непременно процесс, когда ты день за днём сам себе доказываешь, что тебя избрали на этот путь не просто так, что выбор твоей любимой или любимого был правилен, что ты вправду можешь принести близкому человеку толику того, что люди называют счастьем.

Она смотрела на него, не отрываясь, в её глазах горело что-то… постороннее, нечитаемое, тайное. Как и всё остальное в ней, оно не казалось неорганичным, наносным. Это выражение глаз было истинно её. Рэдди вдруг почувствовал, что он принимает Олю. Такой, какая она есть, без остатка, без сожаления, без упрёка. Со всеми её причудами, гримасками, лихим разлётом бровей и грустным изгибом губ, с её дурацким зверем, которую он уже готов был тоже любить всей душой, с вечным поиском стульев, застарелым огрызком яблока посреди стола и этим перевёрнутым блюдцем.

Текли секунды, Рэдди поймал себя на том, что уже нескончаемое количество времени он вот так вещает в эти блестящие в полумраке глаза, несёт какую-то заумную нудоту, которая в иной раз показалась бы ему самому страшно неуместной. Кто он такой, чтобы таким непозволительно уверенным тоном рассуждать тут на темы вселенских масштабов?!

— Человек умеет главное — ценить в себе искренность побуждений. И заблуждений. Неважно, что будет в результате, важно, каким путём этот результат достигнут. И если ты честен перед собой, честен перед другими, то — бросайся в любой омут, тебе ничего не страшно!

Рэдди осторожно отнял её ладонь от перил, которые та сжимала, потом очень быстро, чтобы самому не передумать, поднёс её к губам и поцеловал, потом прижал к щеке, прикрыл сверху своей ладонью, нельзя отпускать, нельзя!

— Рэдди, ты такой хороший, — прошептала она. А он провёл для верности пальцами по её щеке, словно желая обнаружить там… что? Те же слёзы, что всё сильнее подступали к глазам? Ту же выдающую внутреннее напряжение жилку, бьющуюся на его лице в унисон с сердцем? Пальцы скользили по бархатистой коже, едва касаясь, лаская её, пытаясь сказать то, что не могли выразить слова.

— Ладно, — сказал вдруг он. Оглянулся на занимающийся рассвет. — Уже поздно. Я пошёл.

Движение в сторону, резкое, оторваться от неё и бежать.

Но — нет. Её рука, она держит, не пускает, отчётливо сжимает его безвольное запястье.

Каким-то чудом Рэдди оказался в её объятьях, Олины губы оказались чуть сладкими и мягкими, как дуновение ветра. Неловко согнувшись, он без конца её целовал, ловя каждое движение существа, ставшего в единый миг средоточием ласки и нежности. Галактика, его руки не находили себе места, отказываясь верить в реальность происходящего, Рэдди мелко трясло.

И тогда она осторожно, успокаивающим жестом несколько раз погладила его по спине… так могла сделать только она.

Лишь на миг, теряя последние сомнения, Рэдди прошептал:

— У нас всё будет хорошо.

И в ответ:

— Хороший мой!..

Кажется, к ним несколько раз хотела прийти Олина кися, но они её со смехом прогоняли, тогда та садилась неподалёку и с холодным вниманием прирождённого охотника следила за их странной вознёй, участливым взглядом провожая оброненные на пол одеяла и подушки.

Только когда люди угомонились, соизволила заснуть и она.

Этот сон…

Он был всегда одинаковым — огромное могучее существо, парящее в облаках. Хотя нет… он сам и был таким облаком, но не безвольно летящим по воле ветра, нет, свободным выбирать путь среди бескрайних просторов небес.

Это было прекрасно, не знать преград, не ведать страха поражения, не чувствовать собственной слабости, это могло продолжаться вечность.

Лететь, лететь… только вперёд!

Сон этот был также бесконечен, как сама жизнь, разве что самую малость короче. Пока однажды не наступал момент наития, удивительного поначалу, завораживающего.

Он был не один в этом мире абсолютной свободы, вокруг него парили такие же безудержные храбрецы, такие же покорители бескрайних небес, как он сам. Вот, одно из существ, насколько похожее на него самого, настолько же и отличное, пронеслось рядом, овеяло его жаром безудержной своей свободы. Он — влюблён, он — обескуражен, он — весь под властью внезапно нахлынувшего на него чувства!