Уже неделя как я игнорирую пассажи соседского гульбища, более того – они стали так привычны (или мои антидепрессанты хорошего качества), что более не могут расстроить мой сон или помешать общению с сыном.

Ирония верхов меня больше не волнует. Я уже потеряла должность дирижёра, нюх сыщика и агрессивную немощь одинокой женщины. Уложила сына, приготовила обед, выношу ведро с мусором, чтобы вернуться и докончить наконец открытую несколько недель назад, да так и не прочитанную «Улыбку вечности». Поднимаюсь на несколько ступенек, пытаюсь засунуть в расположенную между седьмым и восьмым этажами синегубую пасть мусоропровода оставшийся от вчерашнего торта картонный поднос, который никак не хочет влезать. Наконец металлическая глотка с грохотом закрывается, и в ту же секунду чрезвычайно бледная женщина лет тридцати открывает благословенную дверь.

– Простите, можно вас на минутку?

Смотрю по сторонам и понимаю, что она обращается ко мне. Просит на минуту зайти в дом. Я уже в квартире, боюсь сделать шаг вперёд, но я уже вошла…

В обшарпанной, частично меблированной однушке пахнет лекарствами. Вот открывается дверь в спальню. Я боюсь поднять взгляд, но – вынуждена. В маленькой деревянной колыбельке горит от жара младенец. Молодая женщина – его мать, которая должна в одиночку вырастить этого розовощёкого новорождённого ангела. Отец даже в роддом не явился, женщина не захотела оставить ребёнка в доме малютки и уже несколько недель живёт с малышом в съёмной квартире. Просит меня покачать дитя, пока она сходит в аптеку за жаропонижающим. Спускаюсь домой, запираю дверь (сын проспит ещё часок) и быстро возвращаюсь в спальню на восьмом этаже.

Я качаю ребёнка, утихомиривая его плач армянской колыбельной. Качаю… Пол спальни на восьмом этаже и потолок моей спальни снова вступают в диалог.

Перевод с армянского Анны Варданян

Было солнечно. Я вышла на улицу, думая, что могу немного прогуляться, прежде чем пойду к Марине, однако солнце тут всегда обманчиво, и часто на смену сияющему солнышку внезапно приходит нахальный хохот проливного дождя. Всего пару минут назад казалось, что всё на своих местах: немигающие деревья, неподвижно висящие посреди двора качели, безмолвно сидящие у подъезда бабушки, время от времени машинально рассыпающие перед бесстыжими, ненасытными голубями сухие хлебные крошки. Напоминающая отвисшую челюсть паралитика туча наконец разверзлась, и улица вдруг испила дождя крупными глотками.

Я, с самозабвением Нарцисса, на секунду замерла, опустила голову, ища в дождевой воде свой мокрый портрет, однако отпечаток крохотной ножки спешащего домой маленького шалуна одним ударом по моему отражению вмиг заставил меня ускорить шаг и отправиться к симпатичному, но одновременно пугающему киоску Марины, куда по просьбе брата я часто захожу за сигаретами. В одной части тесного, в два шага, пространства располагаются бутылки с пивом, в другой – коробки сигарет. Аккурат в центре киоска сидит миниатюрная продавщица с демонической улыбкой и горящими как угли глазами, которую я часто в шутку называю Мораной, что ничуть не расстраивает её, а скорее забавляет.

– Ты в хороших отношениях со смертью, правда?

– Сомневаешься? Тебя снова брат за сигаретами послал? Она уже готова достать из ящика коробочку, но я говорю, что на этот раз сигареты понадобились мне, и я даже не знаю, что выбрать.

Я внимательно изучаю коробки, и вдруг мой взгляд привлекает надпись «Эссе».

«Лучший вариант для писателя», – думаю я и прошу дать мне именно эти сигареты, желательно с ментолом.

– Значит, хочешь с кнопочкой?

Заметив моё замешательство, Марина ставит на стол коробочку и объясняет, как нажать на кнопку и привести в действие капсулу. Меня всё это привлекает, однако прошу заменить сигареты на другие, потому как гангренозная картинка на коробке вызывает у меня тошноту, неприятное зрелище…

– К сожалению, запрещено курить без таких прекрасных картинок. Все дороги проходят через мой магазинчик, ты особо не беспокойся.

Мы выходим из магазина, чтобы вместе сделать маленький, но верный шаг навстречу неизбежному.

– То, что нас не убивает, заставляет купить ещё одну пачку сигарет и попытаться снова, – пытается шутить Марина и неожиданно всхлипывает.

Хозяйка квартиры выселила её за неуплату, любовник резво нашёл другую (не оставаться же ему на улице), хозяин магазина – дагестанец – предупредил, что если она ещё раз воспользуется напитками из киоска, то вылетит с работы, как пробка из шампанского.

– Знаешь, сегодня мне стукнуло сорок. Давай пропустим по стаканчику, я угощаю… Хозяин не узнает, а если узнает – плевать! Найду другое место, мне пофиг, всё равно моя жизнь состоит из бухла и сигарет. Смотри-ка, я нашла своё место в этой жизни! Эээх… А ведь было время, когда мне казалось, что я знаю, кто я и что меня ожидает. Как ты меня называешь? Морана?

– Да, это богиня смерти. По большому счёту я правильно к тебе обращаюсь. Но ты особо не пользуйся своим служебным положением, пить тебе ни к чему, – пытаюсь как-то её утешить и глубоко затягиваюсь ментоловой сигаретой.

– Мы друг друга никогда не поймём, – пускает мне дым в лицо Марина. Взгляд у неё холодный, равнодушный.

– Я такая же эмигрантка, как и ты. Зря ты так говоришь, – пытаюсь оправдаться я.

– На этой заблудшей планете мы все – эмигранты. Жаль, что не все об этом знают. Когда-то у меня была однокомнатная квартира, собственная однокомнатная квартира в центре Донецка и класс из тридцати двух учеников! А теперь я живу в этой железной коробке, где даже туалета нет. Я вне времени. Здорово, правда? И, кажется, мне пора выпить, извини.

Марина затушила сигарету, повернулась ко мне, выпалила: «Да пошли вы все…!» – и зашла в киоск.

Я, пытаясь не смотреть на картинку, достала из коробки ещё одну сигарету, с силой надавила на затаившуюся внутри капсулу и глубоко вдохнула рассеявшийся по сигарете ментол, разделяя боль всех одиноких, но сильных женщин мира.

После дождя небо прояснилось, но солнца всё равно не видно. Вместо солнца сияют белокурые головы женщин, а между пальцами у них алеют огоньки сигарет-маяков…

Перевод с армянского Анны Варданян

Голуби, пристроившись бок о бок на траве, играют с дворовыми кошками – это любовь, клочок облака вонзается в стремящуюся к небу оголённую одинокую ветку – это любовь, там – на берегу реки – двое любят друг друга… любовь! Мужчина в зелёной спецовке тихонько бреет лужайку – конечно, это – любовь. Метро, уместив людей в своих нескончаемых железных вагонах-щупальцах, перевозит их из одного конца города в другой – любовь, любовь, любовь! Движение. Двигаюсь в разных направлениях, высматриваю, ловлю и укладываю любовь в сети моего воображения. В этом городе много любви, чрезмерно много. Она больше, чем сползающий с вершины горы устрашающих размеров снежный ком. Любовь сочится даже с экранов телевизоров. Видите эту милую, нежную Люсю или Марусю, Павла, Вову… имена не столь важны. Важно, что все они красивы, молоды, любвеобильны… оказывается, каждый второй из них заражён половыми инфекциями. Несомненно, это тоже – любовь. Важно вовремя выключить телевизор, тронуть губы всемогущим красным, не забыть про опрятный внешний вид, подведённые чёрным карандашом глазки. Затем с удовольствием и улыбкой нажать на кнопку лифта, выйти во двор, поздороваться с пожилой ухоженной хозяйкой терьера в розовом платьице, вобрать сладкий аромат роскошной сирени, затем, сделав лишь пару шагов, очутиться в недрах двухэтажного супермаркета «Океан».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.