Пирушка Собрались поэты как-то в осень Покутить под лёгкую прохладу. Что ж, никто за это с них не спросит. Может, сложат гимн или балладу. Нервно трепетали мыслей листья, Лепестки расстроенного чувства. Что поделать, если собрались мы На закате древнего искусства. И один из нас, откинув тогу, Наливая от души цикуты, Вдруг увидел дальнюю дорогу В дальнозоркий объектив минуты. А другой уж тем ему ответил, Что шагнул в межзвёздное пространство. И теперь, как солнце, жгуч и светел, Согревает северное царство. Так и разошлись почти под утро. Нет ни чайки на пустынном пляже. Весело горела Камасутра. Не осталось даже пятен сажи. Не жалейте позабытых песен. Место их – за пазухой у Бога. Мир телесный скучен, зол и тесен? Нет, не верьте сплетням демагога. Мир лежит в ладони у поэта — Грёзами отравленная пуля. Но судить нас будут не за это Медленным томлением июля. Лишь за самые наивные догадки. Лишь за то, чего уже не будет. За пустой листок в конце тетрадки. За улыбку плюшевого будды. 2019 Цензура Пьют румын и цыган, да, пожалуй, валах, Что ещё тут осталось от Рима? Где пуркарские лужи на грубых столах, Там и запах овечьего дыма. Напиши мне недлинной строкой меловой, Приглашая отведать загадку. Мы отпустим охрану и даже конвой, Расположим стихи по порядку. Если небо вмещает и камень, и снег, Если можно прикрыть облаками Восходящие блики изысканных нег — Можно нежное трогать руками. Но словами – словами нельзя, дорогой. Это очень большая ошибка. Пьёт и слушает песню столичный изгой, Что пиликает пьяная скрипка. 2020 Летний полдень Прикован скелет к пулемётной турели Бетонного ДОТа последней войны. А в щель виден лес, где дудит на свирели Настойчивый фавн – да и нимфы видны. Чем заняты нимфы с настойчивым фавном, Того пулемётчику знать не дано. Немецкий мыслитель, он мыслит о главном, Упёршись в сознания самое дно. А к фавну и нимфам понятие цели, Понятие пули пока не пришло. Смолою исходят душистые ели. И в небе высоком висит НЛО. 2017 Сравнение
Прошедший век кровопусканий, Где твой спасительный ланцет? Допустим, кто-то жил в Тоскане, С улыбкой солнца на лице. Другой, кайлом ломая уголь На километре глубины, Загнав заряды в тушку Пуго, Благодарил и свет луны. Им было что сказать друг другу Под Сталинградом и в аду. И рвали лошади подпругу, И гибли ангелы в саду. Теперь, как мухи в паутине, Как пища бога-паука, Семь миллиардов в карантине Уже не вспомнят языка Прикосновений. Вкуса крови. Горячки. Похоти. Любви. Ни тёщи им и ни свекрови, И ни кузена визави. До откровений Иоанна Осталась вечность или год. Патриций предпочёл бы ванну. Войну бы предпочёл народ. май 2020 Дорога в дюнах Завален снегом финский горизонт. От Выборга и вплоть до Абырвалга Поёт чухонец строки Доризо. Латышский статус смутно помнит Валга. Был выстрелом уложен холостым Наш старый мир, любезнейшая Илзе. Но хоть своди, хоть разводи мосты, Зачем на память мы не взяли гильзу? Балтийский берег в свой янтарный сон Увлёк останки красного матроса. Бежавший в Ригу гоголевский нос Безжалостен, как в шторм обрывок троса. Надменно правит гордый лимитроф. Сыны крестьян угодливо послушны. Им стал приятен строй нерусских строф, Им воск Европы нежно входит в уши. Волна на берег шлёт густой туман. Цена на нефть ползёт по стёклам мухой. И дряхлый сейнер прежний капитан Ведёт к салаке мрачной силой духа. 23.11.2017. Рига Жар Жар Камень выдолблен телегой. Сохнет дохлая ворона. Жаром дышит неба нега Над Ареной ди Верона. Пахнет кровью и железом. «Или Roma, или Morte!» — Пред толпою веронези Гарибальди рвёт аорту. Строить надо капитально. Вот хотя б как Скалигеры. Много разных есть Италий До и после нашей эры. Мрамор мостовых щербат тут. Рукоять клинка живая Жмёт ладонь, взымая плату, Если равноуважаем. |