В масонском ритуале символы смерти — череп, гроб с костями и др. — играли важнейшую роль. Несомненно, в этом был элемент игровой тайны, «нестрашного» ужаса, неизменно притягивающего человека (это заложено в самой психической природе его, поэтому вполне естественны обращения Морамарко к фрейдистскому психоанализу, с его приданием особого значения бессознательному, и юнговской символогии).
Символогическая интерпретация системы миросозерцания и ритуальной практики масонов — наиболее сильная сторона книги итальянского автора. Он показывает, что масонство — это не только определенный тип сообщества, организации, не только миросозерцание или система этики, но и символический универсум. Символ — это сущность, воплощенная в знаке, вобравшем в себя многомерность смыслов и образов.
Символ включает в себя многоуровневую смысловую перспективу, «просвечивающую» через предметный или словесный образ, и в основе ее, как считает вслед за Юнгом Морамарко, — глубинный архетип, порождение коллективного бессознательного. Смысл символа, задача его интерпретации и разгадки требуют активной сопричастности воспринимающего, активизации в нем не только рационалистического, но и интуитивного, эмоционального, эстетического начал. Процесс истолкования символа глубоко диалогичен, он обретает истинный смысл лишь в пределах человеческого общения, в котором и может быть выявлена сущность символа. Это прекрасно иллюстрирует масонство, символическое облачение его доктрины и ритуалов.
Можно сказать, что масоны используют символы и для придания сокровенности своим миросозерцательным и этическим установкам, и для выявления их во всей полноте через иерархию образов-смыслов, заключенных в специфических знаках, служащих указателями всеобщности. Сложная система символов не может быть легко разгадана разумом, четко и просто определена. Она одновременно и преграда, и линза, которая, с одной стороны, оберегает от упрощенного восприятия, чем способствует сохранению тайны, а с другой — позволяет сделать процесс постижения символа в его незамкнутой многозначности поистине «завораживающим», бесконечно обогащающим сознание и подсознание. Система символов — ключ к масонству.
Центральным символом масонства является Храм. Своими корнями этот символ уходит в Библию, где повествуется о возведении храма царем Соломоном. На помним, что и для иудаистской, и для христианской традиции Храм как символ также чрезвычайно важен. В сущности, культ Храма — одно из древнейших религиозных чувств, знаменующих движение к Богу, духовное совершенствование. Древнейшая аналогия Природа — Храм, Универсум — Храм давала чувственное воплощение Высшей Святыни, соединяла мир Бога и мир человека. В масонстве Храм воплощал великий труд созидания, как божественного, так и человеческого. Воздвигаемый, согласно предвечному Плану Великого Архитектора Вселенной, Храм есть символ Мирового Порядка. В свою очередь, Мировой Порядок находит отражение в братстве «вольных каменщиков». Храм есть символ Высшей красоты, Духовности. Но Храм не только символ универсализма. Каждый масон кропотливой работой над собой должен воздвигнуть Духовный Храм в себе самом. При вступлении в ложу, которая сама есть как бы проекция Храма, новичок начинает трудиться над «неотесанным камнем», который символизирует природное состояние человека. Посвящаемый начинает строительство самого себя, ибо человек — и дух его, и тело его — тоже есть «Храм Господень». Масонское миросозерцание пронизано культом труда, знаменующего самосовершенствование человека. Рабочие инструменты строителя — мастерок, циркуль, молоток, угольник и др. занимают важное место в масонских символике и Ритуалах. Движение масона вверх по лестнице степеней посвящения отмечает каждый этап его движения к Истине в поисках великого смысла Утраченного Слова, в котором сокрыта Первая и Последняя Тайна бытия. Не случайно сами «вольные каменщики» определяют масонство как «науку нравственности, сокрытую за завесой аллегорий и явленную посредством символов»[8].
Но масонство — это не только миросозерцание, наука нравственности, система символов и ритуалов, образ жизни. Масонство нередко было связано с политикой. Этот аспект в книге Морамарко освещен явно недостаточно. Тем не менее тот же Великий Магистр ложи Великий Восток Франции свидетельствует: «Не масонство подняло восстание американцев против английского империализма. Но наиболее решительными участниками этого восстания были масоны. Вашингтон стал Вашингтоном, поскольку он был масоном. Как и Франклин. Как и Лафайет. Масон О'Хиггинс — «отец» Чили. Аргентину «создал» Сан-Мартин. Боливар построил Большую Колумбию, Хуарес — современную Мексику. Это всё масоны»[9].
Морамарко почти не касается еще одной интересной для нашего читателя темы — истории русского масонства. Напомним, что в Россию оно проникло в первой трети XVIII в. Во всяком случае, в одном из документов 1731 г. сообщается о капитане Джоне Филлипсе, назначенном Великой ложей Англии Великим Магистром в России[10]. Через девять десятилетий, в 1822 г., рескриптом императора Александра I масонство запрещается на территории Российской империи. Еще Екатерина II с большой опаской относилась к масонству. Поначалу высмеивая обряды «вольных каменщиков» в своих комедиях, она впоследствии усмотрела в этом движении угрозу своему правлению. Тяжкое впечатление на общественность произвело осуждение Новикова, выдающегося русского просветителя и виднейшего масона, на пятнадцатилетнее заключение в Шлиссельбургской крепости. Последовал приказ о закрытии масонских лож, однако братство «вольных каменщиков» не прекратило своего существования на российской почве. Нового расцвета оно достигло, когда пришло «дней Александровых пре красное начало», когда реформаторские упования молодого императора, казалось, сулили русскому обществу изменения к лучшему. После успешного завершения войны 1812 г., когда русские войска с триумфом вернулись из Европы на родину, они принесли с собой опьяняющий дух победы, жажду свободы и вольнодумства. Эта жажда находила выход не только в литературе, но и в бурной жизни тайных кружков, возникавших один за другим и в обеих столицах, и в провинции, особенно в среде молодого офицерства. Большинство таких сообществ носило характер масонских лож. Усиление революционных устремлений в этих тайных объединениях побудило Александра I, уже давно отказавшегося от либеральных планов своей молодости, повелеть закрыть все масонские ложи, поскольку от «умствований, ныне существующих», «проистекают столь печальные в других краях последствия». Страх перед революционной угрозой оказался сильнее чувства масонской солидарности (существует предположение, что Александр I в начале XIX в. был принят в масонскую ложу)[11]. Однако и после 1822 г. братства «вольных каменщиков», очевидно законспирировавшись, продолжали свое существование, ибо в противном случае императору Николаю I не понадобилось бы повторять запрещение старшего брата. Известно, что многие декабристы были масонами, в том числе братья Муравьевы- Апостолы, С. П. Трубецкой, А. Н. Муравьев, С. Г. Волконский; П. И. Пестель к моменту восстания уже формально вышел из масонской ложи.
История русского масонства XIX — первых десятилетий XX в. составляет специальный и очень сложный предмет исследования. Большие споры в научной и публицистической литературе вызывают вопросы о связи русского масонства с зарубежным, о его отношении к освободительному и революционному движению. Ограниченный объем вступительной статьи не позволяет сколько-нибудь серьезно осветить их, поэтому отсылаю читателя к специальной литературе.
Для информации приведу лишь свидетельство Б. Телепнева, автора «Очерков истории русского масонства», вышедших в Лондоне в 1928 г. «Существование масонских лож в 1909 г. стало очевидным для правительства России, выяснилось также, что эти ложи принадлежат к французской ветви масонства. Деятельность этих лож была приостановлена, и так продолжалось до 1911 г., когда некоторые из членов этих сообществ решили возобновить, со всей возможной осторожностью, их деятельность. Однако эту деятельность едва ли можно назвать собственно масонской, поскольку она была устремлена главным образом к политической цели — упразднению российской автократии и установлению демократического режима в империи; члены этих лож входили в сферу влияния Великого Востока Франции. Это, по существу, политическое объединение в 1913–1914 гг. охватывало до 40 лож… Очевидно, они приняли участие в подготовке Февральской революции 1917 г. и установлении Временного правительства. Поскольку политическая цель была достигнута, движение пошло на спад»[12]. Эти сюжеты нашли освещение и в книге очевидца событий Н. Берберовой «Люди и ложи: русские масоны XX столетия». Советский историк Н. Яковлев, затронувший тему масонства в связи с Февральской революцией в России, писал: «Конечно, было бы неверно видеть решительно во всем руку масонов в действиях российской буржуазии в годы первой мировой войны и особенно на подступах к Февральской революции. Буржуазная и эмигрантская историография усиленно стремится либо вообще замолчать, либо скомпрометировать эту тему. По всей вероятности, наилучший, да и единственно возможный, исход — судить по фактам»[13]. К сожалению, приходится констатировать, что в исследовании этой сложнейшей проблематики отечественная историография находится еще в начале пути. Морамарко не является сторонником акцентирования политических аспектов деятельности масонских организаций, хотя эта книга написана тогда, когда назревал скандал с ложей П-2, потрясший общественное мнение Италии и многих других стран. К тому времени в Италии насчитывалось более пятисот легальных масонских лож. Но ложа П-2 была тайной, а тайные общества в Италии запрещены. Мастер ложи Личо Джелли обладал почти неограниченной властью. П-2 оказалась связанной и с итальянскими секретными службами, и с мафией. Она контролировала значительную часть политической и финансовой жизни страны. В эту ложу входил целый ряд политических деятелей, высокопоставленных военных, крупных бизнесменов. Итальянская пресса писала, что ложа П-2 была гнездом политической реакции, в котором вынашивались замыслы государственного переворота. История с ложей П-2 обнаружила серьезную трансформацию масонского движения, в своем наиболее крайнем, нелегальном выражении сомкнувшегося с разветвленной системой тайной власти. Усилятся ли в современном масонстве подобные опасные тенденции или оно превратится в некий раритет, притягивающий людей причастностью к древним тайнам и загадочностью ритуала, — ответ на эти вопросы даст будущее.
