Таким образом, масонство полагает себя вместилищем надысторической и универсальной религиозности, основанной на чувстве единства жизни, на внутренней уверенности в существовании нравственного закона, на опыте, одновременно мистическом и рациональном, связанном с переживанием «священной» стороны жизни, вторгающейся в обыденное существование. Речь идет о религиозности, являющейся общим субстратом всех исторических религий, которые, развиваясь в догматическом направлении, погребли под теологическими развалинами самое религиозность, изгладив в современниках даже память о ней как о чем- то реально бывшем. Если в античной Греции символ (от «symballem» — связывать воедино) был своего рода «опознавательным знаком, разъятым на две части, при воссоединении которых их совладельцы узнавали друг друга»[54], то в современном масонстве он является средством для распознавания «shek inah» — божественного присутствия, где бы оно ни проявлялось. Подлинным масоном, следовательно, может считаться лишь тот, кто, трудясь как в храме, так и в тайниках своей совести над самоусовершенствованием, стремится к восстановлению своего единения с той абсолютной реальностью, одерживающей победу над страданием и смертью, которую человечество указало под именем Бога, так как испытывало искони потребность в нравственной и одновременно рациональной надежде — основе всякой веры[55]. Масон-атеист, следовательно (по крайней мере в том смысле как обычно понимают второе понятие), вопиющее противоречие. Именно к масонскому опыту более, чем к какому-либо иному, относится знаменитый парадокс, сформулированный Вольтером: «Если бы не было Бога, то его следовало бы изобрести».

Строго говоря, масон не может быть и агностиком. В речи, произнесенной в собрании ложи «Наука и труд» в Ливорно, Мастер Лино Сальвини утверждал, к примеру, что «…мы не можем быть агностиками, ибо следуем по пути гносиса, совершая работу мысли. Сам я врач-радиолог. Работая в области ядерных исследований, я должен как специалист анализировать реальность методами физики. Я знаю, что, если расщепить атомы, существующие в этом дереве, в этих перчатках, в этом молотке, в этом мраморе, мы неизменно обнаружим протоны и электроны, притягивающиеся и отталкивающиеся друг от друга с той же силой, измеряемой в цифровом выражении, которая никогда не изменится ни на йоту. Это закон, братья, закон реальности. Я знаю также, что все начинается с энергии. Но при этом энергия, чтобы что-то создать, должна совершить работу. Эта работа обозначена вектором, то есть стрелкой, указывающей направление, в котором должна распространиться энергия, чтобы стать материей. Так я попытался открыть перед вами малый угол своего внутреннего храма…»[56].

В каждом отделе экзистенциального и культурного опыта человека есть место для поиска. Масон, по выражению Луи Клода де Сен-Мартена, — это «человек желания», который до последнего часа ищет знак божественности в жизни человека и природы.

Говоря о школе масонства, нам следует, пожалуй, вчитаться также в слова, произносимые одним из руководителей масонской ложи по случаю инициации неофита. Рассуждая о первоначалах, он утверждает, что «характер основания носит убеждение нашего брата-масона Фридриха Шиллера в том, что «uber im Sternenzelt muss ein lieber Vater wohnen» («над сводом небесным не может не быть доброго Отца») — Высшего Разума и Высшей Воли, которого в наших ложах мы именуем Великим Архитектором Вселенной, а верующие — Богом. При этом мы прекрасно сознаем, что никакого рационального доказательства его существования не может быть, ибо он невидим, его нельзя потрогать, он проявляет себя напрямую, и если верно, что никакое рациональное познание невозможно, минуя встречу чувственного опыта с организующим и систематизирующим началом интеллекта, то, следовательно, Бог — это Непознаваемое… Однако коль скоро невозможно никакое доказательство и поэтому невозможна никакая рациональная уверенность в существовании Бога, то в таком случае следует полагаться на нравственную уверенность, которую не может отрицать человек. Все вокруг нас обусловлено железными законами, которые в состоянии выразить математика. И регулярное движение светил в макрокосмосе, и бурное движение атомов и микрочастиц, и жизнь, и воспроизводство клеток в тканях, одним словом, все, что существует в природе, не является хаосом, но следует рациональным законам… И если это правда, то возможно ли, что весь этот комплекс равновесий обязан своим происхождением чистой случайности? Не логичнее ли предположить, что Вселенная и особенно законы, изъявшие ее из хаоса, являются делом Высшего Разума? Естественно, продолжая философствование, можно было бы возразить, что в действительности мы не можем быть уверены в том, что окружающий нас мир на самом деле является совершенно рациональным: мир может быть и совершенно иррациональным или не быть вообще. Только структура нашего интеллекта рациональна, и эта структура заставляет нас полагать рациональным то, что таковым не является или даже вообще не существует. Но даже если и сказанное тоже правда, несмотря на всю парадоксальность, тем не менее остается неизменно заключительный вопрос: каким образом в мире, который, быть может, является чистым хаосом, наш дух, напротив, основан на началах порядка и рациональности? Кто построил нас именно так, а не иначе?..»[57]. Разумеется, это высказывание принадлежит масону, беседующему со своими братьями, другими масонами. Здесь отсутствуют весомые аргументы существования Бога на основе традиционных «доказательств», использующих арсенал онтологии, космологии, телеологии и т. п.

Впрочем, говорят, что среди масонов господствует терпимость в отношении религиозных мнений. Как утверждают, масонство «не является атеистическим, но этом и не навязывает личностного бога, признавая существование Совершенного Существа, абсолютного инварианта, живущего в нас и вне нас, природу которого мы еще не знаем, но к которому можно приблизиться путем учения, возвышения и совершенствования». Поиски божества, философски говоря, не обязательно строятся на чистой трансцендентности. Согласно Шри Ауробиндо, точно так же, как животное является живой лабораторией, в которой природа производит человека, так и человек может считаться лабораторией, благодаря деятельности которой природа в содружестве с самим человеком производит на свет Бога. Победа при этом оказывается за имманентной инстанцией, но в обстановке напряжения, связанного с преодолением преходящих ограничений реальности. Это побуждает Ауробиндо дополнить свою мысль: «Если существует хоть какой-нибудь свет лучезарной интуиции или истины, открывающей глаза человека на окружающий его мир, но прозябающей до поры до времени в потемках или в бездействии, пусть даже эта истина и промелькнет, как видение, скрытое полупрозрачной пеленой, пусть блеснет она, подобно зарнице под северным ночным небом, — все равно мы должны без опаски сделать ее предметом нашего желания, ибо, вне всякого сомнения, только так можно возвысить свое сознание, за которым устремится вслед наш разум». Это необходимо для того, чтобы «открыть путь нашему постепенному восхождению к более высокому уровню сознания, каким бы низким он ни был изначально. Необходимо это и для того, чтобы человечество обрело наконец свое последнее пристанище»[58].

На Востоке Ауробиндо, на Западе Тейяр де Шарден создали теоретический сплав, состоящий из категорий духовного опыта и категорий эволюции. Согласно тому же Ауробиндо, философский дуализм материя — дух не может быть разрешен иначе, как посредством включения между двумя противостоящими началами целого ряда промежуточных звеньев (Жизнь, Разум, Сверхразум), которые являются степенями универсального восхождения к Богу. Таким образом, он из чистой абстракции или антропоморфной проекции превращается в позитивный статус, к достижению которого сознательно или бес сознательно стремится всякое существо.