Прикинул масштаб, отталкиваясь от длины пройденного сегодня коридора, и сделал набросок карты туннеля. Систему формирования карты принял тоже простую: пронумеровал дощечки по принципу «первая цифра — номер строки, вторая — номер столбца». Теперь можно легко собрать свои дощечки в довольно крупную карту, разложив их на полу, посмотреть путь или нанести на карту разведанные проходы, после чего собрать обратно и убрать в инвентарь. На этот раз система никак моих подвигов не оценила, и я отправился спать, чувствуя себя обманутым. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
Теперь, двигаясь по коридору, приходилось считать шаги, чтобы карта имела хоть какую-то точность. Заодно догадался делать пометки на стенах в виде номера дощечки, на которой отражён данный поворот и стрелки, указывающие в сторону, откуда я пришёл. По идее в стрелках не было необходимости, но так… на всякий случай.
Широкий туннель, которому я дал имя «Королевский», был действительно величественным: высокие потолки, наверное, около пяти метров, аккуратно обработанный камень и практически целые стены. Часто встречались ниши, рядом с которыми валялись мелкие обломки статуй. В стороны уходили туннели поскромнее, но я вновь решил идти прямо. В конце меня опять ждал завал, только в нём камня было больше, чем земли. За сотню шагов до завала был поворот налево, арка которого была не менее хороша, чем на входе. Туда я и направился, закончив картографирование текущего прохода.
За аркой раскинулся грандиозный квадратный зал, длина стен доходила метров до ста. Высокие своды, ниши для статуй с грудами щебня на полу, остатки каких-то других элементов декора. Прямо на моём пути стояла каменная статуя гнома в мантии. В одной руке он приподнимал перед собой большой каменный шар, на который и был направлен его взгляд; в другой руке, отведённой немного назад и в сторону, статуя сжимала посох, покрытый изысканной резьбой. Работа была на загляденье, всё проработано до мельчайших деталей. Наверно, это статуя какого-нибудь великого подгорного мага или жреца. Думается, настолько великого, что её поставили на самом видном месте встречать посетителей.
Дальше по залу нашлось ещё около четырёх десятков разнообразных гномьих статуй, выполненных не менее изящно. Тут были и крепкие воины в не менее крепких доспехах, сжимавшие в руках устрашающего вида топоры и секиры; и именитые ремесленники с кузнечными молотами, клещами, зубилами и молотками; и рудокопы, нёсшие свои кирки, закинув их на плечо; и просто приличного вида гномы — хорошо одетые, с аккуратно уложенными либо заплетёнными косичками бородами. И все они шли к противоположной от входа стене, где была композиция из ещё пары десятков гномов, над которыми на постаменте возвышался огромный каменный трон, на котором восседал царь. Ну, если судить по короне на его голове.
В небольшом отдалении от стен были расставлены каменные лавки той же тонкой работы. Валялись груды щебня и мелких обломков, скорее всего, оставшиеся от статуй, которые когда-то стояли в частых нишах, и декоративных элементов, когда-то украшавших эти стены. Метрах в двадцати перед «царской» композицией из пола торчал высоченный, не меньше трёх метров в высоту, обелиск с восемью гранями, по форме напоминавший гигантский кристалл, вбитый в каменный пол. Рядом лежал отколовшийся от него кусок: больше метра в длину и на глаз под сотню килограмм веса. Стоял этот обелиск странно, прямо напротив трона.
Вблизи скульптурная группа у тронного постамента оказалось тоже произведением искусства: могучие коренастые фигуры, вычурные изысканные доспехи, аккуратно заплетённые косы в длинных бородах, возмущённые рассерженные лица и руки, застывшие в характерных взмахах. Эти немолодые и богато одетые гномы определённо о чём-то жарко спорили.
Двое могучих воинов с закреплёнными на поясе боевыми топорами крепко держали за руки перед троном тщедушного старого гнома в одной набедренной повязке с длинной нечёсаной бородой. У его ног лежала разбитая каменная доска. Один из стражников что-то орал в ухо этому, вероятно, подсудимому. Какой-то важный надутый гном тоже застыл с открытым в крике ртом, указывая пальцем себе за спину в сторону боковой стены; на стене можно было заметить обломки от целого ряда огромных каменных панелей, исписанных рунами. Наиболее крупный фрагмент был самым первым в ряду, если считать от входа, так что пришлось вернуться в начало зала.
На каменной доске с огромной тщательностью были выбиты какие-то письмена, на вид как что-то среднее между китайскими иероглифами и скандинавскими рунами. Сам фрагмент оказался верхней частью панели с несколькими строчками рун, остальное было рассыпано по полу мелким крошевом. Эх, жаль, я не умею читать на гномьем. Наверно, тут были имена славных воинов и мастеров, или описание славных побед и походов не менее славного царя. На самом деле я бы сейчас с радостью почитал что угодно — хоть славное, хоть бесславное, но увы… Подошёл к стене, смахнул рукой пыль с остатков каменной скрижали. Всмотрелся в объект истинным зрением, так и не решившись за всё это время выпустить Искру и засветиться.
С: Внимание! Способность «Истинное зрение» достигла уровня 11.
А в голове вдруг появились слова. Не голос, а именно слова. Ощущение было такое, будто вспомнил кусочек рассказа или стихотворение. Я опешил. Получается, моё Истинное зрение, позволяя узреть за формой содержимое, может увидеть и информацию, воплощённую в рунах? Гениально! Снова всмотрелся в письмена.
«Любовался Он творением рук своих — камнем, обретшим форму. Семь дней и семь ночей убирал он лишнее, оставляя саму суть, отражённую в безупречной форме. И когда к исходу седьмого дня остался Он доволен творением своим, то проникся Он скорбию. Ибо не мог он более совершенствовать суть через форму. Не мог Он сотворить лучше, чем уже было!
И тогда вдохнул Он искру Жизни своей в детей своих. И наполнился теплом хладный камень, и обратился горячей плотью. И ожили дети Его! И признали Его! И склонили пред Ним головы свои. И дал Он наказ Детям своим: чтить камень — лоно, из которого вышли они; чтить жизнь, ибо даже во враге твоём есть Искра Его. И дал Он им дело Своё: творить себя, совершенствовать форму свою, и силу свою, и умения свои. И придавать форму новую и камню, и дереву, и металлам разным, и преображать Мир вокруг себя.
И учил Он их умениям и мудростям всяким. Но крепок был камень и не поддался он детям Его. И взмолились они: «Отец, как же будем мы придавать камню форму новую и сподобляться Тебе, если плоть наша слаба, а камень крепок?» Два дня был Он в раздумьях, а на третий сложил печь и горн, и повелел собирать руды и угли, и сносить их к печи. И когда закончены были приготовления, зачерпнул Он горсть углей и вдохнул в них Искру свою. Вспыхнули угли и воспарили над дланью его, разогнав мрак и наполнив светом кузницу Его.
И испугались вспыхнувшие огоньки, и хотели бежать, но узрели Отца своего и собрались в руке его. Тогда указал он на первенцев своих и изрёк: «Это гномы — старшие дети Мои». Указал на пылающие угли: «Это духи — младшие дети мои». Наказал духам помогать гномам — братьям своим старшим, а гномам заботиться о духах — братьях своих младших. И опустил духа в печь, и запылал уголь, и вылился металл из руды. Опустил духа в горн, и раскалился металл и поддался молоту.
И зажглись сотни печей и тысячи горнов, и застучали молоты, и забили кирки, и стали гномы менять формы подобно Отцу своему. И был Он рад, и радовался каждому творению детей своих, как своему собственному. И давал силу каждому, кто превзошёл учителя своего, и мудрость каждому, кто помог превзойти себя ученику своему…».
На этом сохранившийся фрагмент заканчивался, и узнать, чему ещё гномий бог научил своих детей и какие ещё дал им заповеди, не удалось. Похоже у них тут на стенах была развешана своеобразная гномья библия. Или история гномов от Сотворения? А летоисчисление у гномов, наверно, ведётся не от сотворения Мира, а от сотворения гнома. Последнее предположение почему-то заставило улыбнуться.
