Иначе в жизнь вам нет билета.

Проклятья хуже арбалета,

Глядят насквозь стены глаза,

И не помогут небеса.

Искать ответа не старайтесь,

Вы не нужны здесь – убирайтесь!

Ольга Васильевна еще несколько раз пробежалась глазами по пугающему стиху, уверенная, что он предназначался ей. «Похоже, замкнули меня здесь дети, – произнесла она вслух, – неужели они снова испытывают меня? Странно. Может, они чувствуют себя запертыми в школе и решили, чтобы я на свое шкуре ощутила, как это сложно – не иметь свободы?»

Но, поразмыслив немного, Ольга поняла, что целью надписи было напугать ее до такой степени, чтобы она уехала. Только кому она мешает? На этот вопрос пока не было ответа.

Пионервожатая в очередной раз начала читать текст, разбирая его по строчкам, и ужаснулась первой фразе: «У вас есть время до рассвета».

– Кошмар, убраться из квартиры до рассвета! Тот, кто написал это, действительно думает, что мне есть куда идти! Но вот где я точно не собираюсь сидеть до рассвета, так в этом глупом кабинете.

Ольга рассвирепела, вскочила со своего места и направилась к двери:

– Может, такой замок можно открыть шпилькой. Посмотрим!

Порывшись в сумке, Ольга, в считаные секунды извлекла из нее пару шпилек и, став на колени перед дверью, начала орудовать ими в стареньком замке. Она усердно старалась нажать на невидимый глазу механизм или захватить пружинку. На лбу от напряжения выступили капельки пота, на пальцах появились царапины и мозоли. Так пыхтела и даже чертыхалась, трудилась вожатая что было сил, и когда по прошествии получаса поняла, что от шпильки нет толку, она в отчаянии схватила свою сумку и высыпала на парту все ее содержимое.

– О, ключ! – вскрикнула женщина, изумленно выпучив глаза.

Это был тот самый ключ, который первого сентября ей кто-то тайно вложил в руку. Ольга несколько секунд стояла в оцепенении, не могла пошевелить даже пальцем. Ей показалось, что от волнения сжало горло и стало трудно дышать, и чтобы убедить себя, что все еще может говорить, она еле слышно прошептала:

– Неужели кто-то заранее знал, что меня закроют в этом классе?

В это мгновение Ольгу Васильевну охватил азарт вперемешку со страхом, она схватила ключ и снова ринулась к двери, задев и повалив на пол деревянные заготовки для разделочных досок, лежавшие на учительском столе. Ключ без малейшего затруднения вошел в замочную скважину, но не провернулся. Ольга пробовала снова и снова, безуспешно.

Спертый, пыльный воздух кабинета усугубил и без того неприятное состояние безысходности вожатой. Ольга Васильевна почувствовала себя восьмилетней девочкой, вспоминая, как играя на даче в игру «казаки-разбойники», она решила спрятаться в сбитый дедом ящик с углем, похожий на сундук с плоской крышкой. Она тогда распласталась на прохладных черных углях и потянула на себя крышку, которая громко хлопнула, звякнув тяжелыми петлями замка.

– Здорово я спряталась, здесь меня никогда не найдут, – шептала маленькая Оля, а потом представила, как разозлится бабушка, увидев измазанное углем платье.

Но долго переживать ей не пришлось. Недостаток кислорода и угольная пыль, забившиеся в нос, не давали вздохнуть полной грудью. Сознание начало мутиться, глаза слипаться, и непреодолимо захотелось спать. Ей стало казаться, что она лежит в гробу, как умершая в прошлом месяце соседка бабушка Валя, но все попытки поднять крышку были тщетными. И уже когда совсем обессиленная Оля после кратковременной потери сознания открыла глаза, поняла, что если сейчас не сделает что-нибудь, то точно задохнется. Она сжала пальцы в маленькие кулачки и, собрав последние силы, стала руками и ногами тарабанить по деревянной крышке, истошно крича.

Эти воспоминания заставили Ольгу Васильевну саккумулировать все свои возможности. Она бросилась к окну, надеясь кого-нибудь позвать. Распахнула тяжелые деревянные створки и уже была готова крикнуть: помогите! Но во дворе интерната стояла гнетущая безмолвная тишина. Зато сильный порыв ветра привел в движение полотно на боковой стене, на котором красным шрифтом были выведены правила техники безопасности, и Ольга за ним увидела еще одну дверь.

– Запасной выход! – воскликнула женщина, заметив небольшой навесной замок бронзового цвета.

Она схватила молоток, лежавший в ящике с инструментами, и, воодушевленная возможностью обрести свободу, двумя ударами сбила хлипкие петли.

Домой старшая пионервожатая шла еле передвигая ноги. Кожа на руках была стерта, блузка и юбка разорваны в нескольких местах. Уставшая и опустошенная, она задавалась вопросом, ради чего была затеяна вся эта акция. Ей не верилось, что ученики могли устроить нечто подобное, – ведь она даже не успела с ними толком познакомиться. Неужели жизнь без родительской любви могла так ожесточить их? Ольга не хотела борьбы, но и сдаваться было не в ее правилах. «Бояться проклятия – вздор, а идти на поводу у шантажистов и вовсе малодушие», – рассуждала она сама с собой.

Войдя во двор учительского дома, Ольга почувствовала облегчение, хотя это место еще не стало для нее настоящим домом, но то, что здесь жили взрослые, уже вселяло надежду. Ветер к этому моменту разыгрался нешуточный. Ветки акаций стучали по балконным решеткам, поскрипывала сорвавшаяся с верхней петли ветхая дверь подъезда. Осенние листья, собранные дворником в кучи, разметало по потрескавшемуся тротуару.

Вяло освещал двор единственный тусклый фонарь.

Ольга Васильевна поежилась от холода, когда на скамейке у подъезда увидела девушку, которая поднялась ей навстречу, кутаясь в широкий клетчатый шарф. Холодный ветер трепал складки ее платья и раздувал волосы, выбившиеся из-под тонкого красного берета. Это была учительница литературы, высокая, фигуристая особа с большими испуганными глазами. Жила она на первом этаже в квартире напротив, но с Ольгой Васильевной ни разу не заговаривала, даже наоборот, каждый раз при встрече таинственно исчезала за дверью. Пионервожатая не помнила ее имени, только удивлялась густоте ее шелковистых каштановых волос.

Когда девушка подошла вплотную, Ольга наконец смогла рассмотреть ее лицо: сияющая, будто фарфоровая кожа, густые черные ресницы, чуть вздернутый кукольный нос и излишне большие, немного навыкате глаза. Ее правая рука потянулась к разорванному рукаву блузки пионервожатой. Ольга Васильевна вздрогнула и отвела глаза в сторону. Девушка поспешно накинула на Ольгу свой шарф:

– Вы выбрались, как я рада, – проговорила молодая учительница, дрожа всем телом, – я так волновалась, что они навредят вам.

До этого мгновения Ольге Васильевне отчего-то было жаль пугливую девушку с большими глазами, но то, что она была как-то замешена в произошедшем, ее ужасно разозлило:

– Вы что же, все знали?

– Ну я предполагала, что они обойдутся с вами жестоко, постараются напугать.

– Кто они? Можете объяснить яснее? – совсем потеряв терпение, почти прокричала Ольга Васильевна. – Как вы могли не предупредить меня?

В ответ девушка сделал шаг назад, шмыгнула носом и вдруг заплакала.

– Постойте, ну что же вы как маленькая? Как вас зовут? – бесцеремонно хватая девушку за руку, не отступала Ольга.

Но не успела девушка вымолвить и слова, как в одном из окон послышался шум, створка распахнулась, из нее показалось раскрасневшееся лицо Колбы:

– Полина-Солнышко! Куда вы пропали? Сказали, что на минутку – подышать. Поторопитесь, а то торта для вас не останется! – прокричала надрывно женщина, пытаясь заглушить звуки смеха и музыки, доносившиеся из квартиры Тимофея Михайловича.

Полина еще больше побледнела, выдернула свою руку из цепких пальцев Ольги Васильевны и скрылась за дверью подъезда, быстро постукивая тоненькими каблучками. Напоследок лишь блеснули в свете фонаря ее рассыпавшиеся по плечам волосы.

После смерти отца Сергей взял на себя роль главы семейства. И если в первое время Ольга Васильевна его попытки вести себя как отец принимала снисходительно улыбаясь, то со временем поняла, что помощь сына, особенно в домашних делах, во многом облегчила ей жизнь.