– Меры ужесточаются… – доносится из соседнего зала. Голос – лезвие. Он принадлежит Аллену. – Никаких поблажек… берёшь… Карты… После окружения я должен буду знать, что происходит… Захват должен…

И множество других фраз, обрывок, которых не разобрать. Я пишу, стараясь не отвлекаться. Чья-то дверь где-то громко хлопает. Я заглядываю в стекло, разделяющее меня и коридор, и чья-то фигура стремительно приближается к моему кабинету. В дверном проёме предстаёт Вера, вся пропахшая пивом и сигаретами. Она пьяна. Пьяна настолько, что ноги её едва держат, но она ведет себя уверенно и спрашивает:

– Брат мой где?

И тут же из зала заседаний выходит кто-то, кто-то хватает её за воротник пальто и несёт свой кабинет. Я выхожу и вижу, что вся толпа возникла и подслушивает, что происходит у Президента. И мы все ясно слышим их разговор.

– Если ты считаешь, что мне 7 лет, то почему же сам не нянчишься со мной?

– Как ты посмела сюда явиться? Охранники тебя пропустили?

– Извини, но они не могли выдержать этот чудеснейший аромат перегара. Возможно, это их спугнуло?

– О чем ты…

– Ты подсылал ко мне шпиона. Ну так что, много он обо мне выяснил? Что ты обо мне теперь знаешь? Почему не идёшь на разборки, трячик не даёшь? В тюрьму, может быть, не посадишь?

– Какая муха тебя укусила, Вера? Какие шпионы?

Они кричат минут 6, пытаясь выяснить отношения, и лишь только я знаю, что тот шпион, о котором она говорит – это я.

– Ты дрянь, Вера. Будто по тебе не видно, что ты алкашка и наркоманка? Тут и шпионы не нужны.

– Но как же…

– Ты хоть знала, что мне абсолютно насрать на твою никчемную жизнь? Ты просрала её уже давно. Мне нет до неё никакого дела.

Ещё какое-то время в кабинете висит гробовое молчание, пока Аллен не говорит сестре:

– Пошла вон. – И выталкивает её оттуда, как ненужную псину.

Он приказывает мне проводить её до дома. Шатаясь, она идёт без сопротивления со мной под руку, и по пути не говорит ни слова.

На следующий день, в районе 15:30, она пишет мне сообщение:

«В общем, ты не мог бы мне помочь? Кажется, я в дерьме».

Снова сон. Снова холодный пот на лбу и на шее. Я вынырнул из него, словно из ледяной проруби. Кончики пальцев онемели, затем к ним подступил холод, потом – жар на щёках. Непонимание. Отторжение самого себя. Это длилось минуту, две… Затем сон стал отходить, отпускать моё тело. Скованность исчезла, я расслаблялся с каждой секундой ещё больше.

И, наконец, он ушёл. Я забыл о сне так, будто и не спал. А если спал, то мне думалось, что больше ничего и не снилось. Пустота. Вся ночь в беспробудном чёрном пустом сне. Так я утешал себя всегда, когда мельчайшие мысли затрагивали воспоминания о другом ужасном «я».

7 лет – это уже не малыш, но всё ещё ребёнок, который требовал объяснить ему любопытные вещи. Я уже более отчётливо различал разные изменения в окружающем мире. Понятия многих мелочей, попадающихся мне на глаза, я озвучивал своими устами. При любом раскладе я должен был услышать ясный ответ на свой, в большинстве случаев, корявый вопрос. 7 лет – это не период, когда я спрашивал: почему? Это лишь старт моего изучения всего происходящего. Фиксирование в памяти важных моментов. Я умел немного читать, не быстро и по слогам – как вслух, так и про себя. Первой книжкой моей стала книга Ванессы Голд «Как стать вампиром» – сказка-ужас, которую обожал перечитывать папа. Дошёл до неё я совершенно случайно. Но начав читать, уже не смог закрыть.

Обучение в дом пришло не резко, плавно. Из всей книжки к тому времени я осилил уже 4 листа, то есть, восемь страниц, а это – очень и очень много для меня несмотря на то, что оставалось всего лишь 473 страницы. Мама пребывала во вдохновленном расположении духа, я видел это по её загадочно горящим глазам и распеванием песен себе под нос. Меня это настроение тоже подхватывало и уносило за собой. Поэтому я стал ходить по дому с важным видом и искать «Как стать вампиром».

– Чего ищешь, Стенни? – наигранно-игриво спросила меня мать. Я вспыхнул. Щеки загорелись. Не знаю, почему, но я не очень любил, когда меня так называли. Поэтому мама, не получив от меня ответа, произнесла:

– Ты действительно хочешь стать вампиром?

– Хочу. – буркнул я со хмурыми бровями.

– Ну ладно… Просто много кем можно стать. Например, биологом или географом… О, а самое замечательное – писателем! Замечательная вещь. Тогда бы ты смог тоже написать книгу о чём угодно, опираясь только на свои фантазии, знания и опыт.

Я опешил и некоторое время не втыкал, к чему она клонит. Она называла ещё странные слова, такие как историк, химик, физик, математик и многие другие, в понимании которых я тогда еще не разбирался.

– Ну так что? – спросила мать, всё также доброжелательно, но крайне заинтересованно к тому, что я на это скажу.

– Мама, а что это такое? У меня нет таких книг.

– Они у тебя будут. – Мать нетерпеливо подскочила с места и, подтолкнув меня в плечо, повела к столу, где лежали всякие бумаги, исписанные ручками или черными чернилами. Усадила за высокий стул, снесла со стола всё так, будто это мусор, и достала из шкафа стопку разноцветных книг, напугавших меня своей громоздкостью и весомостью. Как только они с грохотом прилетели на стол, я ощутил запах пыли. В носу засвербило, но аромат старого и затхлого влюбил меня в себя раз и навсегда.

– Теперь у тебя есть эти книги. Во всех них – знания, которые пока сложные для твоего маленького мозга, Стенни. Да-да, и не злись, что я тебя так называю. И не стоит негодовать из-за того, что большинство книг тебе сейчас ещё не пригодятся. Но вот загвоздка. Как же ты поймёшь книги, к которым еще нельзя прикоснуться? Подумай.

Она огорошила меня своим вопросом, что я растерялся:

– У тебя есть другие книги, которые я пойму?

– Может быть и есть. А может, нет… Вот как, скажи мне, человек может что-то понять? С чьей-то же помощью, я верно говорю?

Я озадачился.

– Я тот человек, который поможет тебе понять. Я твой учитель, понимаешь?

– Ты будешь меня учить?

Это был тот самый вопрос, которого она добивалась от меня все эти 5 минут. И остальные 30 она посвятила рассуждениями о том, что обучение – важный этап в моей жизни. Вспоминая сейчас, я практически дословно цитатами могу пересказать то, что она мне объясняла. Потому что её твердый голос что внушал уверенность и небывалое воодушевление, которое у меня бывало всегда, когда я брался за чтение новых книг. Новые знания. С помощью них я мог стать кем угодно. Понимание сложных названий профессий пришло ко мне намного позже. А сейчас у меня кружилась голова от нетерпения начать обучение прямо сейчас. Но мама не торопилась. Она готовила меня морально и даже физически, что даже после объяснений разрешила мне поесть печенье, от которых я заводился как моторчик.

И целый день носился по улице.

Спрашивается, зачем? Я понял это спустя годы, когда только стал осмысливать свою жизнь. В самом деле, это очередной трюк матери (а у неё были феноменальные умственные способности), чтобы я как следует выплеснул накопившуюся у себя внутри энергию, выдохся и успокоился. Она подцепила меня на этом спокойствии, взяла за ручку и повела к столу с заваленными учебниками. Мне стало нравится учиться. Действительно, нравилось все последующие дни. Прописи, чтение вслух, арифметика с палочками, я познавал в теории разнообразный мир животных, растений, особенности органов человека и еще многое другое.

Но всё это начало быстро надоедать. Если раньше я бездельничал и мог заниматься своими ребяческими делами, то тогда времени на это уделялось ещё меньше с приходом учёбы в мою жизнь. Как минимум, три часа в день точно уходило на задания, умные разговоры с мамой и истолкованию материалов из старых учебников.

Я уставал, и внимание моё рассеивалось.

Однажды я не выдержал. То был урок истории, нудный предмет, который давался мне с трудом. Мама неинтересно рассказывала материал. Скорее, рассказывала-то она интересно, только вот я особо не горел желанием слушать. Мне хотелось свободы. Не знаю, почему, но к ней меня тянуло всю жизнь. И я лопнул. Терпение моё разлетелось на кусочки. Бросив ручку, соскочил со стула и под охающие вздохи матери рванул на улицу, успев нацепить на себя только ботинки, уже изорванные и хлябающие.