— Нет, я ненадолго.

— А, собираешься возвращаться? — как-то растерянно дрожит голос Эли. Светлые глаза, на миг озарившееся чем-то теплым, потухают.

— Да.

— Тогда, не забудь постирать свои вещи и прибраться в комнате. Так торопилась уехать, что оставила за собой свинарник. Я не трогала там ничего, ждала, что ты сама наведешь порядок, и видишь, не зря.

— Хорошо.

Эля хочет сказать что-то еще, но обрывает себя на этой мысли. Зоя не впустит ее в свою голову, не допустит нарушения границ, если сама того не желает. Нужно набраться терпения и ждать, только вот чего ждать? Что будет потом, когда она действительно не вернется? Слишком болезненно об этом думать сейчас, у них есть еще почти год, чтобы открыться друг другу и все простить. Эля храбро выдыхает ком из застывшего горла и уходит к раковине намывать тарелки.

Зоя встает из-за стола, бесчувственно движется по коридору и неожиданно для себя мнется перед дверью в собственную комнату. Почему вдруг накрывает дрожь и слабость, она не знает, сейчас ведь день, а не ночь. Может быть, всему виной чертовы черные тучи на небе и густой влажный воздух. Почти как в ту ночь. Дверь словно сама собой беззвучно отворяется.

На кровати застелено чуждое ей постельное белье с розовыми и голубыми цветами. Все же, Эля приложила свою ладонь. Сейчас совсем нет сил злиться. На пыльном сером ковре брошен красный рюкзак, вывернутый и изуродованный временем. На чертовом кресле возвышается гора поношенных цветных вещей и ни одного платья. На подоконнике сухой мертвый цветок в прозрачном горшке, он умер уже давно, но Зоя не хотела его убирать, до последнего почему-то ждала, что он оживет. Единственный, за кем она ухаживала по-настоящему. Только сейчас к ней приходит уверенность в том, что он мертв. Хочется выбросить его куда-нибудь с глаз подальше. Из деревянного шкафа то тут то там выползают рукава и штанины, валятся старые игрушки, куски брошенной косметики, школьные принадлежности разбросаны по столу, отражаясь в зеркале. Когда-то она могла позволить себе часами прихорашиваться в нем, совершенно беспечно, как если бы это была не ее жизнь. Сейчас она обходит комнату так, чтобы не сметь в нем отражаться.

Медленно, вещь за вещью, ручка за карандашом, соринка за соринкой, она наводит порядок. В уже чистой комнате присаживается на кровать и, обхватив голову двумя руками, думает, что же ей делать дальше. День близится к вечеру, и оставаться здесь хоть на минуту больше она не намеренна. Первым делом нужно наведаться в гости к жертве, понаблюдать за ней, и выманить в укромное место в нужный момент, что бы та показала на что способна.

Небрежно сменив одежду на более повседневную, распустив волосы так, как она всегда ходила вне службы, она выходит из родного дома. Улица за улицей, камень за камнем под ногами, она прислушивается к каждому шороху, ища в них намеки, опасность, смысл. Пока небеса не разбивает гром, и с неба не начинают падать его маленькие осколки. Не пряча головы за капюшоном, она продолжает путь, скрыться в нем только легче.

Следующие дни проходят тихо и незаметно. Варя учит нелегко дающиеся ей слова, изучает учебники, заполняет ежедневник и заглядывает внутрь себя. Чертово зеркало так и не слушается собственной воле. Отражение не становится похожим на нее, не хочет повторять за ней и движется так, как вздумается. Варя часами смотрит на него, но не подходит ближе. Закрадываются мысли о своей бездарности.

Татьяна Родионовна часто и навязчиво интересуется делами внучки, что заставляет ее насторожиться. Варя при любой возможности прикрывается учебником математики, разбрасывает тетради с решениями задач и сложных уравнений, совершенно ее не интересующих, и кажется на время интерес уже навязчивой бабушки утихает.

Будничность прерывает неожиданный утренний звонок. Размеренное сопение Вари прерывается. Ленивой рукой, не открывая опухших век, она нашаривает на тумбе телефон. Сбрасывает. Разворачивается на другой бок. Надоедливый телефон снова разрывается вибрацией. Раздраженная Варя продирает глаза и со злости нажимает на зеленую кнопку.

— Ало!

— В обед перед моим домом. Не опаздывай.

Сраженная холодным командным тоном Варя на секунду всматривается в экран. Хмурится. Снова подносит к уху.

— Почему так рано?

— Не опаздывай.

Гудки. Варя безжалостно отбрасывает телефон на тумбу. Зарывается в одеяло. Еще пол часа уснуть не удается.

«Да что он удумал?!»

Солнечный день быстро скрашивается, когда впереди ждет встреча. Варя быстро воодушевляется, и прилив энергии торопит ее вперед.

Вагончик выглядывает и улыбается окнами из густой зелени. Несколько старичков сидят на лавочке, держась за деревянные трости, молчат. Наверное, все, что могли, уже рассказали. Птицы над ними вьют гнездо, роняя тонкие веточки. На крашенную ржавую железную стену облокачиваются два стареньких велосипеда.

Варя останавливается под молодой яблоней рядом с кустом смородины и смотрит на высокое яркое солнце. Свежий теплый ветер разбрасывает ее вьющиеся волосы в разные стороны. Варе кажется, что от этого приятного дуновения она вот-вот взлетит. Но где-то совсем рядом раздаются голоса и заставляют ее оставаться на месте.

Из сетки в узком проеме появляется высокая фигура молодого и ярко одетого подростка. Антон живо улыбается Варе. Сейчас он жмурится от солнца точно так же, как делает это его старший брат.

— Привет! А мы тут закупились кое-чем, — произносит Антон, копируя даже тон голоса своего брата.

— Что купили?

— В основном лимонад и конфеты, — слегка стыдливо отвечает.

— Здорово.

С рюкзаком на плечах появляется Паша. Антон забирает свой велосипед и отводит его к дороге, нарочно оставляет их наедине. Паша слегка переходит доступную границу личного пространства Вари, от чего на нее падает высокая тень с его головы.

— Одна тут? — ехидно улыбаясь, говорит Паша.

— По-твоему, это смешно?

— Почему сбрасываешь трубки? Тебе так часто звонят?

— Только ты.

— Вот как ты относишься к своим спасителям. Может, мне стоить прекратить наше сотрудничество?

— Может, тебе стоит перестать быть таким наглым.

Возмущенный Паша наступает вперед, ближе.

— Повтори. Какой я?

Варя отступает назад, в тень, за стену. Он наступает еще ближе.

— Наглый!

— Не нравится?

— Ты манипулируешь.

— Скажи, если не нравится.

Варя опускает глаза, останавливается.

— Молчишь? Что и требовалось доказать, — самодовольно цедит Чернов. Разворачивается и уходит к своему велосипеду. Выводит его на тропинку. Садится за руль.

— Чего стоишь? Садись, — снова раздается командный тон.

Варя подходит к велосипеду. Не поднимая глаз, надувая алые губы, тихо стонет.

— Больно без подушки на прутьях ехать.

— Это твое наказание, — холодно отрезает Паша.

Поджимая улыбку, она присаживается на багажник. Крепко держится за горячую спину. Не поворачиваясь к ней, Паша сдержано улыбается, но глаза выдают его хитрость.

Поездка удается с ветерком, братья играют на перегонки, балуются на поворотах, от чего Варя пару раз чуть не соскальзывает со своего места, и Антон в этой игре побеждает. Время обеденное, и в такую жару никто из дома не выходит, улицы пусты. Миражом волнами сотрясается воздух впереди, и где-то даже летит перекати поле.

Проезжая улицу за улицей, они оказываются у назначенного дома. Цветы около него слегка поджариваются на плоящем полуденном солнце. Из-за ветвей ивы в окно выглядывает маленький светлый мальчик. Как только ребята заводят велосипеды во двор, Алеша выбегает навстречу. Увидев Варю, он кругами бегает вокруг нее, как заигравшийся котенок.

— Леха, угомонись, откуда в тебе столько энергии, — лениво протягивает Антон.

Из-за двери выходит Даша в купальнике.

— Ну сколько вас ждать можно! Один день в году так жарко, а вы плететесь, как червяки! — потом немного погодя, она замечает Варю и радостно вскликивает, — О! Привет, Варя! Мороженое будешь?