— Вы кто? — нервно срывается с губ Вари.

— Николай Сергеевич, нотариус! Я здесь работаю. А вы, простите, какими судьбами?! — словно скрипучая дверь претенциозно протягивает он, не скрывая надменное морщинистое недовольство с лица. Напыщенно серьезно поправляет очки обратно на переносицу.

«Розыгрыш? Или может быть все-таки мистика?»

Варя молча оставив папку на столе, проскакивает мимо настоящего нотариуса.

— Что вы делаете, у меня же чай! Куда вы собрались?! — вскрикивает он вдогонку.

Коридор совершенно пуст. Варя выбегает за дверь, на улицу, но и там никого не находит. Пусто и грустно. Собирается дождь, солнца не предвидится. Она возвращается назад.

«Неужели уснула? Может к врачу сходить?»

Нотариус уже обосновался на своем месте, и теперь становится ясно, что именно он идет в комплекте с кабинетом.

«В самом деле, какой-то сюр».

И действительно с каждой минутой вспомнить седовласого мужчину становится все сложнее. Хотя где-то внутри она все же расстраивается от того, что на секунду поверила в сказку.

Варя присаживается обратно на свое место и просит себя извинить. Надменное лицо чуть подрагивает и все же продолжает свою работу.

Варвара торопливо объясняет, зачем пришла. Он вспоминает, что ему нужно сделать, важно поднимая палец вверх, затем смотрит в свои бумажки и словно страус закапывается в землю, зарывается в бабушкиных квитанциях и ксерокопиях с головой. Варя в это время вглядывается в окно за ним, стараясь все же углядеть того седобородого сумасшедшего человека.

Время тянется в этой обстановке очень медленно, и безотрывное наблюдение за стрелками часов не помогают его скоротать. Спина на хлипком стуле уже изрядно затекла, а за окном уже начинают падать первые капли дождя. И вот наконец на столе вырисовывается ровно сложенная стопка бумаг. Нотариус неохотно извиняется за забытые им в прошлый раз копии. Варвара складывает их обратно в папку. Вежливо попрощается и уходит.

На улице темнеет за счет надвигающихся густых черных туч. Солнце окончательно сдалось. Дождя уже не избежать. Варя морщится от недовольства и запахивает широкую куртку плотнее. Идет как можно быстрее, но так или иначе, дождь начинается раньше, чем она успевает вернуться. Волосы под натиском ледяных капель теряют пушистый объем, привращяют темные пряди в реки. Мокрая шея отдается болью в горле. Дышать сквозь водопад выходит дурно, и она старается делать это ртом, жадно выхватывая воздух. Мокрые джинсы липнут к ногам, и крассовки больше походят на размокшие чавкающие ведра воды. Куртка уже не спасает от гнета стихии.

Варвара вспоминает, что должна позвонить, когда находит глазами черный, уже не такой чистый, пустой автомобиль. Достает намокший телефон из кармана джинс, но он не поддается манипуляциям, требует сушки. Варя, в надежде добиться от него хоть какой-то реакции, дрожащими руками пытается его реанимировать, и пока эта электронная коробка приходит в себя, промокает до нитки. Телефон наконец отзывается на тонкие мокрые пальцы, и Варе удается набрать свежий номер. Гудки раздаются так медленно, как длится вечность. Чернов берет трубку не сразу, но в итоге она слышит от него только одно слово «Иду». Синие губы дрожат и отвечают отрывисто уже раздающимся гудкам.

«Быстрее».

На улице в придачу к ливню бушует сильный ветер. Варе так холодно, что дрожит все ее тело, зубы отбивают дурную чечетку. Еще немного и она подумывает залезть под машину от холодного дождя подальше, притвориться уличной кошкой. Мокрые волосы стекают как вода по щекам и подбородку.

Вдруг со спины кто-то хватает ее за плечо. Сердце взрывается и замирает, она подпрыгивает как испуганное животное, вздымая шерсть и хвост вверх. Паша ищет ключи по своим карманам. Наконец находит их и открывает машину.

Варя окунается в тепло, падая на сиденье.

Водитель тут же заводит машину.

— Напугал? — он переводит взгляд на попутчицу.

С обоих ручьями льется вода, но Чернов этого будто не замечает.

— В-вовс-се н-нет, — заикаясь на каждом слове, процеживает Варя в ответ.

На несколько секунд, запуская пальцы в светлые волосы и отбрасывая их назад, Паша разглядывает ее, то, как она трясется, пытаясь укутаться в большой и мокрой на сквозь куртке.

— Так ты не согреешься, снимай с себя куртку и рубашку, — в приказном тоне диктует он, выкручивая обогрев на максимум.

Варя дарит ему возмущенный недоумевающий взгляд. Тем не менее, его широкую куртку с себя снимает и кладет туда, откуда взяла. В машине постепенно согревается воздух, запотевают окна, в них в любом случае не разглядеть ничего, кроме потоков воды.

— Сиди здесь.

Павел забирает с заднего сиденья куртку, накрывает ей свою голову и бежит куда-то в непроглядные потоки воды. От его ухода в машине веет промозглым могильным холодом. Варя остается одна и машина прогревается так сильно, что она позволяет себе снять с себя рубашку, чтобы подставить ее под обогреватель. Через пятнадцать минут в ручьях, стекающих с неба, появляется высокая фигура и присаживается на водительское сиденье. Мимолетный холод заставляет Варю инстинктивно снова накрыться мокрой рубашкой. Паша кладет на ее колени подставку с двумя стаканами горячего кофе.

— Я не знал, что ты пьешь, поэтому взял какао, — отправляя куртку на свое место, проговаривает Чернов.

— Я почти счастлива, — слегка смущенно отвечает Варя.

— Правый стакан мой, — отрезает он.

— Держи, — передавая стаканчик проговаривает Варя, — но вообще-то, не надо было, у меня нет денег, чтобы заплатить.

— Значит, я угощаю.

Варя опускает свою рубашку под обогреватель и теперь прячет румянец на щеках. Когда рубашка становится в разы теплее и суше, она накидывает ее на себя. Делает пару глотков какао. Обжигающий напиток согревает ее глубоко в животе, а пальцы становятся от него подвижными и горячими.

Дождь не смолкает, интуитивно Варя все еще там, на улице, под ним. Капли разбиваются о стекло и тонкими струйками стекают вниз, оставляя за собой следы. В одном из попавшихся Варе на глаза облаке отражается маленький уцелевший от тьмы кусочек голубого неба. Сумбурные воспоминания о недавней странной встрече гуляют по уставшему, только что отогревшемуся разуму. Варя не прячет от себя чувство страха, она лишь старается не поддаваться ему до конца. Вдруг это был маньяк или сумасшедший, но хуже может быть только то, что скорее всего, сумасшедшая здесь только она. Что он говорил? Был ли в его словах хоть малейший смысл? Теперь она уже не помнит практически ни единого слова из того, что он сказал, да и образ его все быстрее ускользает из памяти. Может действительно сон? Чаще всего со снами у Вари так и бывает. Пока он снится все кажется абсолютно реальным: цвета, запахи, вкусы, прикосновения. В адекватности происходящего во время сновидений нет никаких сомнений, но сразу после пробуждения, осознается причудливость идей, посетивших ее сознание. Постепенно с каждой секундой четкие образы в голове расплываются, становятся неуловимыми и, наконец, навсегда забываются. Возможно, к концу дня она больше и не сможет вспомнить ни глаз, ни роста, ни густой бороды, ни его голоса. Что-то внутри Вариного сердца слегка утихает, тем не менее неуловимая легкая тревожность остается.

«Что делать теперь? Рассказать бабушке о случившимся? Лучше подождать. Да, точно! Лучше подождать, если больше таких видений не будет, значит случившееся странная правда, а если подобное будет повторяться, значит пойду к врачу».

Только представив себя в психиатрической клинике, Варя ежится и нервно потирает нос. Нет, если даже у нее шизофрения, там ей легче не станет.

Дождь продолжает лить, ветер только усиливается, деревья вокруг машины изгибаются в одну сторону, все, что неровно лежало на земле, постепенно куда-то двигается, летит, ползет. Пыль с дорог поднимается и окрашивает воздух в серо‑коричневый. На Варю вдруг набрасывается усталость. Голова ее сама собой падает на подголовник сиденья, глаза зажмуриваются, и она делает глубокий вдох.