Он протянул руку.

— Пойдем со мной. Все будет хорошо.

Он, должно быть, думал, что его деньги и связи могут спасти его. Или, возможно, он обманывал себя, думая, что все то дерьмо, которое он сделал со своей дочерью, не превратит ее в монстра. Дело в том, что мы все были способны стать монстрами. Требовался только один выбор, чтобы сделать это возможным.

Скайла не была монстром, но она заслуживала того, чтобы отомстить.

Дикий рев вырвался из ее груди, когда она подбежала к отцу, поднимая нож. Он попятился, врезавшись в капот лимузина, когда она подошла к нему, его тело дрожало от страха.

— Ты чувствуешь это? — Спросила она, глядя ему в глаза. — Этот ужас?

Он сглотнул, но не ответил.

— Это то, что я чувствовала каждый раз, когда ты входил в мою комнату. Каждый раз, когда Боуи или кто-то из твоих друзей прикасался ко мне и принуждал меня к сексу.

Он прищурился.

— Ты всегда была маленькой шлюшкой.

Скайла рассмеялась, качая головой.

— Нет, но я сейчас такая, для этого большого страшного байкера. Он моя жизнь или смерть. Я люблю его, — объявила она, шокировав меня до чертиков. — И он отправит тебя в ад, чтобы мне больше никогда не пришлось думать о тебе.

Она уронила нож, улыбаясь так, как будто заботы всего мира упали с ее плеч, рухнув на землю тысячами крошечных кусочков, полностью разрушенных.

Моя грудь наполнилась гордостью, и я почувствовал присутствие своих братьев и их жнецов позади нас, объединенное братство.

— Экзорцист?

— С удовольствием, — ответил он, используя свой уникальный талант.

Крик ужаса сорвался с губ Джона, за которым последовал еще один крик. Его тело сжалось, отрываясь от земли. Его ноги болтались в воздухе, когда я держал его там, ожидая Экзорциста. Если бы он захотел немного поиграть, мы бы это сделали.

— В чем заключаются твои преступления? — Спросил он, уставившись на Джона.

— Н-нет, — заикаясь, сказал он.

Неправильно.

Рот Джона открылся в крике ужаса, когда его душа вырвалась из тела, появившись рядом с ним в виде призрака. Ониксовые, дурно пахнущие усики окружали его тело, когда тень парила вокруг него. Доказательство его злого духа.

Трапеза, которой Люцифер всегда наслаждался в Аду.

— Скажи правду! — Зарычал я, заставляя его говорить. Один из моих многочисленных талантов заключался в том, что я мог представить его грехи перед его глазами так же ясно, как киноленту. Он видел все это, переживал это с точки зрения своих жертв и чувствовал каждую частичку их боли.

Эта боль, этот хаос, она проникала в его душу, скручивая и сжигая, разлагая его изнутри. Скайла наблюдала, как он, наконец, признался во всем.

— Я спал со своей дочерью, но она не моя кровь, — процедил он сквозь зубы. — Я взял ее в качестве оплаты. Она всегда должна была быть моей рабыней, и я позволял трахать ее любому, кто хотел. Русские согласились в качестве оплаты за мою помощь в сокрытии похищенной женщины в центральной Неваде.

Я чувствовал, что он все еще хранит еще один секрет.

— И?

— Я убил твою женщину за убийство моего сына.

Агония ударила меня в грудь. Я должен был понять это раньше. Око за око. Синди за Боуи.

— Ты заплатишь за это в аду.

Скайла сжала кулаки.

— Я надеюсь, что ты будешь вечно гнить в аду, и дьявол будет пировать на твоих костях каждую ночь. Во вселенной недостаточно боли, чтобы сравниться с тем, что ты причинил другим.

Его глаза округлились, почти вылезли из орбит, когда его тело в человеческой форме начало раздуваться. Я знал, что будет дальше, и начал смеяться. Этот больной ублюдок собирался пожалеть обо всех решениях, которые он сделал в жизни.

Громкий импульс потряс воздух, и его тело сгорело, распавшись на сотни крошечных кусочков, которые вспыхнули пламенем, прежде чем полностью сгореть дотла. Обугленные остатки погружались в землю, исчезая в почве.

Где-то близко, оседлав поток ветра, к нам присоединился жуткий смех Люцифера. В ужасе душа Джона наблюдала за разрушением, его стен, пытаясь вырваться из захвата, который мы с Экзорцистом наложили на него.

Ни хрена себе, мудак.

Земля начала дрожать у нас под ногами, и я подхватил Скайлу, прижимая ее к груди, пока мы болтались над землей. Все присутствующие Жнецы вышли вперед, встав в круг с косами наготове.

Трещина пробилась сквозь песок, разрывая землю на части, когда зашипели клубы пара, в воздух поднялся туман, а внизу бушевало адское пламя. Пламя адского пламени вырвалось на свободу, нагревая воздух вокруг нас, когда мы с нетерпением ждали жатвы Джона.

— Добро пожаловать в ад, ублюдок, — объявил я, когда Экзорцист отпустил душу, и все косы взмахнули в унисон. Рычание и смех моих братьев были сладкой, безумной музыкой для моего Жнеца. То, что осталось от духа Джона Митчелла, начало вращаться в воздухе, закручиваясь в воронку, засасываемую под наши ноги.

Скайла плюнула на последнюю оставшуюся часть, кусок исчез, когда земля внезапно закрылась. Трещина закрылась, не оставив никаких следов своего предыдущего существования. Никто не узнает, что случилось с сенатором, кроме тех, кто упивался его смертью.

Мои ноги коснулись земли, когда я приподнял подбородок Скайлы, опуская свои губы, чтобы завладеть ее губами в поцелуе, который я почувствовал до дрожи костей.

— Месть всегда сладка, моя драгоценная, но она более сладка, когда она исцеляет того, кого ты любишь.

Она вцепилась в темную одежду на моем теле, ее голос дрожал.

— Ты мой темный герой.

— Я твой соблазнитель, любовник и самый яростный защитник, — возразил я, — но ты можешь называть меня как хочешь.

Она засмеялась, и я повернулся к Перекрестку, провожая свою женщину внутрь.

Хаос

— Ты впервые здесь? — Спросила Скайла, когда я положил руку ей на плечи.

— Нет, но прошло довольно много времени.

— Это должно быть тяжело, — рассуждала она. — Я могу дать тебе немного уединения, если тебе это нужно.

— Нет, куколка. Я в порядке. — Я поцеловал ее в макушку, притягивая ее ближе. — Я всегда буду скучать по ней, но пришло время попрощаться.

— Тогда сделай это. Расскажи мне все, что ты не хочешь забывать.

Никто из тех, кого я когда-либо встречал, не был таким самоотверженным, как Скайла. Она заботилась только о моем благополучии, а не о том, как тяжело было слышать ей это от меня.

Глядя на могилу Синди, я улыбнулся.

— Она была замечательной матерью. Синди шла беременность, и она была так счастлива, когда родилась Зара.

— Понимаю. — Вздохнула она.

— Она готовила лучшее тушеное мясо и играла в покер как профессионал.

— Это довольно очаровательно.

— Так и было, — засмеялся я. — Она любила бои с попкорном и пиццу с пепперони. И она знала, как улыбаться, даже когда было тяжело.

Я так скучаю по тебе, Синди. Я всегда буду.

— Я знаю, что ты в лучшем месте, — продолжил я. — Ты должна быть, потому что ты была слишком хороша для этого мира. Покойся с миром, детка.

— Спасибо, что дала мне кого-то, кого я люблю, Синди. Я сделаю все возможное, чтобы помочь воспитать ее правильно. — Скайла шмыгнула носом, вытирая щеки. — Если ты мне позволишь, я позабочусь и о твоем Даниэле.

Легкий ветерок шевельнулся вокруг нас, поднимая случайные листья и кружа их по кругу. Клянусь, они изобразили улыбку.

На меня снизошел покой, и я больше не чувствовал бремени смерти Синди. Это была не моя вина. Я не убивал Боуи намерено. Он напал на Перекресток, и мне пришлось устранить угрозу для наших семей. Я не мог знать, как это повлияет на жизнь Синди.

Я знал, что она хотела бы, чтобы я снова обрел счастье. Теперь, когда я это сделал, я позволил чувству вины и печали исчезнуть. Я всегда буду помнить ее, и у меня всегда будут приятные воспоминания, но Синди не стало. Жизнь предназначена для того, чтобы ее прожить.