Уже через два часа на большой поляне перед двумя танками расположилась шеренга бойцов с собаками. Перед шеренгой расхаживал Сенин и четко объяснял:

– Сначала даете собаке обнюхать танк, познакомьте, чтобы потом без истерик. Затем собаку усаживаете на место, команда «место», а сами – миску с едой под танк. Затем подходите к собаке, команда «работай» и отпускаете псов под танк. Ваша задача – сделать так, чтобы собака не боялась танка. Сначала стоящий танк. Всю еду не даем, у нас должно хватить на весь вечер. В нашем распоряжении два танка. Приступайте.

Солдаты разошлись, и началась работа. Никакого испуга у собак танки не вызвали, да это и понятно – сколько они на своем веку видели таких машин. И стоящих, и едущих, и даже стреляющих. Но приказ есть приказ. Постепенно бойцы приступают к обучению. Но не все сразу получилось даже у самых прилежных.

– Товарищ сержант! – не выдерживает Прутков. – Ну, так вообще работать невозможно! Валет сжирает и свою миску, и нашу! Кудахин! Отдавай корм!

– Поклеп это, товарищ начальник, – возмущается Кудахин. – Мой Валет вообще работает за двоих. И поэтому ему две миски полагается! Вы только посмотрите, как он команду отработал! Валет! Давай работай!

Но в этот раз у Валета не получилось – Стал ждать не стал, он мгновенно рванул под танк и сожрал и свою еду и сотоварища.

– Ну вот, Валерка, – усмехнулся Данилов. – А ты пса не хотел под танк. Он у тебя сам знает, что надо, а чего – нет.

– Хорошо работают собаки, – поиграл желваками Сенин. Быть может, вспомнил своего пса, недавно погибшего, а может… – Продолжайте. Данилов, у тебя Кузьмич совсем под танк не идет, отрабатывай.

– Так чего там Кузьмичу делать? – дурил Ясенцев. – Данилов сам под танк лезет, все трудовые собачьи крохи подбирает, Кузьмичу ничего не остается.

Данилов только с улыбкой качал головой:

– Вот шельмец это Леха… Кузьмич, давай, не балуй. Давай к миске. Работай!

Под вторым танком была другая проблема – пес Бабулько Вано никак не хотел вылезать из-под танка. Собака вылизала всю миску и тыкалась носом в поиске новых харчей. Бабулько уже и сам залез под танк, пытался вытянуть гурмана, но ничего не получалось.

– Ванька! Змей гадский! Вылезай, говорю! Сейчас увидят… Да сколько ж можно жрать?! Нет уже ничего… вылезай, – пыхтел парень, толкая пса в пушистый зад. – Не вылезешь, прямо здесь начну вычесывать, как завещал великий Варшов!

– Значит так, Бабулько, – неожиданно раздался над парнем голос сержанта. – Если Ванька через минуту не вылезет, я с тебя…

– Так он не может вылезти, товарищ сержант! – высунулся из-под танка Бабулько. – Он все выполнил и… это… погиб смертью храбрых. Как он вылезет-то?

– А ты ему миску вытащи, – негромко подсказал Ясенцев. – Не поверишь, миска, она такие чудеса вытворяет. Будет твой Ванька, как живехонький.

– А я так и собирался… – таращил глаза Бабулько. – Вот так и хотел.

У Климова собака под танк не шла. Эта дворняжка ему досталась не так давно. Он и вовсе не собирался быть проводником собаки, но уж так все повернулось, не пришлось выбирать. Псина была взята из какой-то деревни, но прежний ее проводник очень полюбил дворняжку, много в нее вложил, обучил очень многому, только сам погиб. И Дина – умница и прекрасная исполнительница стала работать с Климовым. Работала собака без ошибок, но вот танков Дина боялась больше всего. Кто его знает, какая судьба была у животины.

– Вперед! – пинал собаку Климов. – Я сказал «работать»!

Та, поджав хвост, на полусогнутых лапах подбегала к танку и ложилась, прижав уши и вжав голову в землю.

– Гад ты, Климов! – шипел Прутков. – Совсем собаку забил.

– Хочешь – могу вас местами поменять, – рявкнул Климов. – Умник выискался! Еще молоко на губах, а туда же…

Варшов свою собаку готовил спокойно, не спеша. Его Одер всегда работал четко, без сбоев.

– Ты, друг мой, не слишком торопись, – как человеку пояснял задачу собаке ветеринар. – Старайся, чтобы тебя не заметили…

А вот у Ясенцева Гриф все команды выполнял, как очередную интересную игру.

– Давай! – азартно приседал перед ним парень. – Работай! Быстрее! Ну, молодец!! Хороший пацан!! Вот, как надо работать, точно?! Молодец, Гриф.

Но как долго не продолжались занятия, пришло время возвращаться домой.

Возвращались уже темной ночью, шли осторожно. Девять человек неслышно ступали на листья и корни деревьев, прятались за густыми зарослями леса – прифронтовая зона.

Тенями двигались проводники со своими четвероногими бойцами. Только у Бабулько с Вано опять что-то не получалось. Собака постоянно нервничала, оборачивалась и совсем не слушалась проводника.

– Да что с тобой, окаянный? – прошипел Бабулько, стараясь, чтобы никто не услышал, что с собакой он сегодня не может совладать. – Куда ты тянешь-то?! А, черт! Руку поранил из-за тебя! Сейчас я…

Тут Вано почувствовал слабину в поводке, рванул покрепче и мигом понесся в кусты.

– Ванька!! – громким шепотом закричал Бабулько, но тут же осекся.

С той стороны, куда рванул Вано, послышались немецкие крики, вопли, выстрелы.

– Ванька!! – забыв про всю осторожность кинулся Бабулько вслед за собакой.

Где-то раздалась пулеметная очередь. Уже не только Бабулько, но и все бойцы кинулись на шум. Собак отпустили, те мгновенно растворились в темных зарослях.

Добежали быстро. Из-за ночной темноты сначала ничего не было видно. И только после того, как сержант включил фонарик, можно было разглядеть три немца. Один был мертв – с разорванным горлом. Другой был застрелен, наверняка, сам Бабулько его и застрелил. А на третьем, не шевелясь, лежал Ванька. Даже в темноте были видны темные пятна на шкуре.

– Ванька, ты только потерпи, – подполз к собаке Бабулько. У парня были перебиты ноги, он не мог подняться. – Слышь, Ванька, отпускай этого фрица, все, отпускай…Отпускай его…Ванька, Вань, гляди, чего дам…

– Коль… Коля, ему уже ничего не надо, – покачал головой Варшов, растеряно гладя собаку по окровавленной шерсти.

– Не просто так погиб Ванька, – осторожно перевернул собаку Сенин. – Двух фрицев с собой забрал. Слышь, Коль, герой Ванька, герой.

– Трех, – швыркнул носом Бабулько. – Этого, третьего – тоже он. Он ему ноги разорвал. А я уж потом… Это он его и… не успел я… Вань, не успел я…

Прутков отошел подальше, чтобы матерые бойцы, не видели, как он плачет. По-мальчишески, горько, взахлеб. Ну что делать, если он так любит этих четвероногих. Ну и…да! Он еще зеленый. Молодой. Ну, так ведь он же не прячется! Не трусит! Он просто… ну…

– Иди ко мне, Стал, – уткнулся Прутков в шерсть собаки, и худенькие плечи парня еще больше задрожали под гимнастеркой.

Сержант Сенин сломал ветки и забросал труп собаки.

– Товарищ сержант! – постарался подняться Бабулько. – Я Ваньку здесь не оставлю! Я его…

– Отставить! – рыкнул Сенин. – Не спроста эта троица здесь была. Уходить надо. Варшов, как Бабулько?

– Да хреново, надо сказать, – почесал голову Варшов. – Обе ноги перебиты. Специально по ногам били, гады. Не знаю, насколько серьезно, но сам точно не дойдет.

Ясенцев и Кудахин молча подошли к другу и подняли его на руки.

– Погодите, ребята… – никак не мог бросить собаку парень. – А Ваньку моего… никак нельзя?

– Коль, – отвел глаза сержант. – Ему сейчас ничего не надо. Ничего. А вот потом, когда гадов фашистских разобьем, мы потом им такой памятник забабахаем! … Всем. И Ваньке твоему, и моем у Бурану… Я тебе обещаю, Коль… давайте, ребята, уходить надо.

Кудахин и Ясенцев понесли Бабулько, а Прутков взял их собак на поводок – мало ли, кого по этим лесам носит, пусть собаки рядом будут. И Стал Пруткова, и Гриф, и Валет послушно шагали рядом, только изредка оглядываясь назад – на своих проводников, да еще на пушистого сотоварища, который так и остался лежать, закиданный ветками.

Уже через час в деревенской избе, в которой расположилось отделение, за столом сидели бойцы и вспоминали неожиданную встречу.