Смотрю на ее пальцы – обручального кольца нет. Той ночью тоже не было… но это ничего не значит. Мне уже приходило в голову, что Ника замужем и потому не позвонила, но думать об этом было неприятно.

И если все действительно так…

– Я похожа на ту, которая ходит налево или со всеми подряд? – вдруг тоже раздражается. – У меня во рту и ниже не помойка!

Против воли вырывается смешок.

Ника… она как ляпнет чего. Никакой томной сдержанности или завуалированных словесных конструкций. Этим и понравилась.

И слова ее понравились сейчас. Значит не замужем и не связана ни с кем.

Вот только…

– Что же тогда ты так переживаешь за наше знакомство?

– Я не переживаю! – задирает нос, – Просто не считаю необходимым показывать, насколько оно было близким. Было и было.

– И осталось в Питере? – уточняю, чтобы окончательно уж расставить точки над и. Не то что бы я планировал навязываться… но цепляет, что не позвонила и не хочет продолжения. Постоянной любовницы у меня нет, и в целом я не против был бы, чтобы именно Ника…

– Да!

– Ладно. – Черт с ней и ее клубничными губами. Собираюсь уходить, – Может еще увидимся.

– Угу, – кривит рот, – И поторопился бы. Твоя девушка разве что копытом не бьет, что ты так долго со мной общаешься.

Я бы уже отошел, если бы не эти слова и что-то в ее тоне…

Хмурюсь и снова смотрю на блондиночку.

– Какая девушка? Я здесь один.

– Та брюнетка в красном.

– Моя клиентка, – пожимаю плечами.

– О, – реагирует на это Вероника.

– У меня таких много, – зачем-то сообщаю.

– И все брюнетки в красных платьях? – недоумевает, а потом добавляет совсем уж странное, – То есть для того, чтобы задержаться рядом с тобой надо перекраситься и сделать губы и нос?

Добавляет и тут же кривится, как человек, который жалеет о сказанном.

А я уже совсем ничего не понимаю. Вероника ведет себя, будто я ее чем-то… обидел, что ли. Мне знакомы эти надутые губы и взгляд в сторону. Но… Почему?

Или она из тех женщин, кто сам выбрал, но потом за этот выбор отыгрываются на окружающих, будто те виноваты в сделанных глупостях?

Если бы она хотела продолжить знакомство – позвонила бы. Собственно, я на это и рассчитывал, когда оставлял свой номер.

Ника крепко спала, когда я уходил – пропустить поезд и встречу я не мог, как бы мне ни хотелось еще немного потискаться – не отреагировала ни на тормошение, ни на щекотку.

Я тогда еще неуместную гордость ощутил, что так ее заездил.

Потому просто положил свою визитку на прикроватный столик, чтобы точно заметила, букетом озадачился – девочки их любят. Но не дождался никаких звонков и сообщений.

– А ты хочешь… задержаться? – уточняю осторожно.

Вздрагивает.

И рявкает, да так, что близстоящие, о которых она переживала, точно что-то слышат:

– Вряд ли со своим вторым размером я сумею распихать окружающих тебя красоток!

Рука-лицо.

Мне уже ни хрена не понятно, но почему-то весело.

– Нормально у тебя все с размером, – пытаюсь утихомирить разбушевавшуюся фурию.

– Да? – хотя бы понижает голос, – Тогда чем тебя удивить? Третьей сиськи у меня не наблюдается, а все остальное я думаю ты столько раз видел что… впрочем, с твоей профессий ты может и третью грудь видел…

Замолкает.

Так и замираем, глядя друг на друга. Она – с показным высокомерием. Как человек, который только что наговорил всякой херни, но в жизни в этом не признается.

Я…

А у меня, блин, встает.

Это вообще нормально, что меня возбуждают чье-то чувство юмора?

– Ты в курсе, что это харассмент? – задыхаюсь под его поцелуями. Демид целует хаотично – в губы, щеки, шею, прикусывает мочку уха – и я громко стону.

– Неа, – шепчет со смешком куда-то в ключицу, – Если бы я был старым и страшным, был бы харассмент. А так…

Он прерывается в болтовне. Надолго. Потому что хоть у меня грудь и не четвертого размера, там есть что облизать.

Выгибаюсь и хнычу от затопившего возбуждения.

– И вообще, я не твое начальство, значит не харассмент, – бормочет, дергая пуговицы на блузке и добираясь до сосков через жесткое кружево.

– Ты мой клиент!

– Не я, а клиника. Ну даже если я… моей клиенткой ты уже была, так что теперь моя очередь.

Замираем.

Смотрим друг на друга. Смеемся. Да что там, откровенно ржем. Глаза Демида довольно блестят, зрачки расширены, грудь вздымается. Это все я… это все из-за меня?!

Ух ты…

«Нет, это из-за меня», – не может не вставить свое слово вагина.

«Он до тебя даже не добрался, так что не воображай» – самодовольно, но задыхаясь шепчут соски.

«Вообще-то нас потащили в эту кладовку еще когда никто ничего не трогал и не видел», – шипит мозг.

«Зато по-омнил» – захлебывается восторгом вагина, потому что в этот момент Демид отрывается от моей груди. Впивается снова в губы, пришпиливая бедрами так, что еще немного усилий – и его член протаранит несколько слоев ткани в самом правильном месте.

И мы с ним снова синхронно стонем.

«Все. Я пошел», – вздыхает мозг, но останавливается на пороге, жадно вслушиваясь в бормотание мужчины.

– Я бы трахнул тебя прям здесь, Ника. Несмотря на толпу за дверями. Но, во-первых, у меня нет с собой резинок. А во-вторых я хочу тебя трахать долго и много, и для этого нам нужно другое место…

«Нет резинок – не носит с собой… не блядун… И хочет много, а не вот так… Мой герой», – восторженно пищит сердце.

«Нет-нет-нет! Надо ловить момент! Если не сейчас – то фиг знает, когда мы с ним встретимся! У нас ребенок! Нам домой скоро надо!» – хнычет либидо.

«А он мне начинает даже нравиться», – тянет мозг.

– Это очень разумно, – выдавливаю из себя, задыхаясь. – Потому что у меня тоже нет резинок. Зато есть начальство, которое может уже меня искать.

«А еще есть я, – раздраженно добавляет женская гордость, – Но последние полчаса вы все меня просто не слышите. Неужели забыли, что он даже не попытался продолжить общение после первой ночи? Никто не сомневается, что он хочет секса… Но вы что, опять собрались предоставить его на безвозмездной основе, а потом спокойно наблюдать, как он сваливает в закат? То есть Демид может появляться, когда хочет, брать, что хочет и исчезать?»

И все стыдливо замолкают.

– М-мм, но ты такая… – продолжает мурлыкать мужчина, покусывая мне шею, – Оторваться невозможно, так бы и сожрал.

– Ты уже откусил достаточно, можно и остановиться, – получается как-то холодновато на контрасте. Потому что я взяла себя в руки.

Демид аж отстраняется.

В кладовке в глубине холла клиники, где, похоже, будут храниться всякие необходимые для персонала штуковины, полумрак. Но как раздраженно начали мерцать его глаза я вижу.

– Тебе не понравилось? Сказала так, будто я тебя принуждаю к чему-то. Силой сюда не затаскивал ведь.

Силой не затаскивал, конечно.

Но та-ак на меня посмотрел, когда я про третью сиську неуместно пошутила… что когда заявил «Знаешь, я хочу тебе кое-что сказать, давай отойдем» я сама пошла. Привязанная. И в кладовку сама зашла. На дрожащих ногах.

И потом естественно не спрашивала, что он там сказать хочет…

Накрыло нас с порога.

– Это было временное помешательство.

– Которое не надо продолжать? – спрашивает с каким-то напряжением.

– Можно подумать ты тот, с кем возможно продолжение! – вспыхивает раздражение.

Вот чего я так все время себя веду с ним? Как не умеющий себя контролировать подросток?

Я же взрослая женщина, я в состоянии держать лицо, говорить разумные вещи, не орать, не вскипать по малейшему поводу, не раздвигать ноги, стоит кому-то поманить меня за угол…

Что у него за талант бесить, пугать и заставлять желать одновременно?

– А. То есть для продолжения я не подхожу, – делает какой-то странный вывод Демид и сообщает его еще более холодным тоном, чем был у меня.