Генерал Задорожный обладал деятельной натурой. Как достойный преемник старых традиций, он считал необходимым лично выстроить систему ценностей в душе подчиненного. Излагая свое видение, он без устали мерил шагами пол кабинета, а я так же, без устали, вращал головой, надеясь, что генерал оценит мою перекошенную от чрезмерного старания физиономию.

Наконец он остановился, вынул из настольного портсигара сигарету, отломил фильтр и прикурил, попыхивая невесомыми колечками дыма. Прежде он служил с моим отцом и в свое время частенько бывал у нас в доме. И хотя с тех пор много воды утекло, но генерал так и не изменил своей давней привычке мусолить во рту крошки табака.

Щурясь от дымка сигареты, он пристально посмотрел на меня сверху вниз, словно желая удостовериться – насколько я проникся высоким смыслом его слов:

– Похоже на то, что аппарат нашего военного Атташе во Франции дал серьезную течь. А тут, как назло, в Ля Бурже, скоро открытие ежегодного авиасалона. Сам понимаешь, к нашим изделиям там всегда повышенный интерес. Ожидается он и в этом году. Тем более что мы везем туда кое-что из нового поколения. Но вот здесь-то у нас и появилась загвоздка…

В этом месте генерал скривился и взял паузу, но из его дальнейшего повествования мне стало понятно, что некая коммерческая структура, отчаявшись судиться с Россией по поводу невозврата долгов, предпринимает некоторые шаги, чтобы сорвать куш, используя наш экспонат – самолет новейшей конструкции. Генерал тщательно подыскивал слова, чтобы обойти некоторые имена и факты, но я-то знал, о чем идет речь.

Но в ответ на мою реакцию, выразившуюся в ироничном поднятии брови, генерал лишь неопределенно хмыкнул. Потерев пятерней лоб, словно сгоняя усталость, он ненадолго задумался, затем приоткрыл дверь в соседнюю комнату, что-то буркнул и в кабинет вошел подтянутый сухопарый майор.

Всякая старушка, у кого сын тянет воинскую лямку, увидев этого фрукта, прослезилась бы от умиления. Но я не предвзято подхожу к оценке людей, и сразу подметил, что написанная на его лице несгибаемая уверенность в собственной непогрешимости, как-то не очень увязывалась с обликом нынешнего офицерства. По крайней мере, задатки к этому налицо – войдя в кабинет, меня он словно и не заметил:

– Вызывали, Николай Семенович?

– Проходи, майор! Знакомьтесь – капитан третьего ранга Велихов, из ведомства адмирала Черемисина, майор Лавров, мой помощник.

Майор вскинул-таки на меня брови, вяло пожал руку, и первым нагло уселся на стул, закинув ногу на ногу.

Генерал звякнул связкой ключей, вынул из несгораемого шкафа папку:

– Введи его в курс дела, майор.

Майор снисходительно кивнул, и как бы нехотя, скосил на меня глаза:

– Андрей Николаевич, у нас в этом деле нет никаких конкретных фактов, кроме подозрения о нечистоплотности одного из советников военного Атташе. Сами понимаете, убирать его оттуда сейчас нельзя – наши недруги вынуждены будут искать новые подходы, и у нас тогда просто не останется времени для оперативной работы! Так что, лепить кренделя будем на том тесте, что уже забродило…

Майор замолчал, а уголок рта его дернулся – это могло означать у него улыбку. Я же до сих пор только наблюдал за их неуклюжими потугами уберечь себя от выбалтывания чего-либо лишнего.

И хотя пространство кабинета высокопоставленной персоны не обладало достаточно комфортной средой для полета мыслей, но одна из них все же прорвалась к моему сознанию – вопрос-то о моей командировочке, кажется предрешен.

Как всякий человек, кому не по нраву узнавать об изменениях в своей жизни де-факто, я попробовал все же шевельнуть ластами:

– Все, о чем Вы сейчас рассказали, действительно похоже на проблему. Но чем же я могу помочь? Моя специфика – военно-морские силы противника, диверсанты, охрана акваторий и…

Я замолчал. Потому что уголок рта у майора дернулся вверх, где и застыл. Похоже было, что он просто ржет надо мной. Но майор решил и далее не обременять себя светскими условностями:

– Поймите, Андрей Николаевич! Подключать к этому людей из нашего аппарата глупо до неприличия – там же все друг друга знают! А Вы, человек бывалый, в наших палестинах не засвеченный. И по специфике своей Вы, прежде всего, разработчик оперативных мероприятий, и надо сказать – классный разработчик! Но самое главное то, что французским Вы владеете как родным, да и в других языках поднаторели, ведь так? К тому же, учитывая особенности сложившейся ситуации, визит Ваш, от греха подальше, мы проведем в неофициальном формате.

После такого ажурного славословия мне оставалось только выгнуть спину и что-то довольно промурлыкать. И я быть может, что-то подобное и изобразил, если бы не последняя фраза майора, брошенная как-то ненароком. Конституция моего тела, отягощенная недавними физическими воздействиями, позволяла далеко не все, но я превозмог себя и повернул голову к генералу.

Он верно истолковал молчаливый вопрос. Раскурив новую сигарету, генерал пыхнул дымком, поморщился и махнул перед собой:

– Поедешь как частное лицо. Приказ на твой внеочередной отпуск уже подписан. Признайся, ведь хотел бы побывать во Франции туристом?

Он коротко хохотнул, но черты его лица тут же вернулись в свои привычные пределы, и он склонился над открытой папкой – по-видимому, чтобы спрятать свои глаза. Он ведь не мог не понимать: случись что, и «частное лицо» неминуемо окажется между молотом и наковальней уголовного законодательства страны пребывания.

Майор, взглянув на мою физиономию, вновь дернул вверх уголком рта. Он не счел необходимым чем-то еще взбодрить меня, а откинулся на стуле и выжидательно забарабанил пальцами по столу.

Похоже было, что они уже все про меня решили. В таком случае лучше будет театрально помолчать. Как говорит мой талантливый друг, Славка Бегичев: «если порка неизбежна, то уж или розги выбирай сам, или подставь чужую жопу».

Пауза затянулась. Генерал оторвался от чтения своих бумаг и долго взирал на нас обоих. Наконец, ему это надоело. Он встал, глубоко затянулся последней затяжкой, и выдыхая клубы дыма, раздавил замусоленный окурок в пепельнице коричневым от табака пальцем:

– Есть еще одно обстоятельство, Андрей, позволившее нам полагать, что данное сотрудничество в наших обоюдных интересах. Вот! Ознакомься. Маша…, хм…, мама твоя, Мария Александровна …перед смертью отправила мне письмо.

Задорожный положил передо мной раскрытую папку, сунул в рот сигарету, но прикуривать не стал, а так с нею в зубах и зашагал опять по кабинету.

Это был лист, покрытый ровными строчками аккуратного маминого письма:

«Николай! Богу так угодно, чтобы ты, как товарищ и сослуживец покойного отца моего Андрюши, принял участие в его судьбе.

Дед Андрея – комбриг Андрей Александрович Благовещенский, был оклеветан и расстрелян перед самой войной, в 1941 году.

Тогда то, по настоянию родственников, жена комбрига и дала только народившемуся сыну свою девичью фамилию, чтобы уберечь от возможных преследований носителя дворянской фамилии.

А когда мы с Коленькой поженились, она известила нас, что во Франции проживает князь Александр Благовещенский, отец комбрига Андрея Благовещенского. Она передала нам все документы семьи, и взяла с нас слово до определенного момента не посвящать в это Андрюшу. Но времена изменились, и теперь, как только стало возможным, я сделала запросы во Францию по поводу его прадеда. И совершенно неожиданно получила ответ из адвокатской конторы, а потом и приглашение для Андрюши.

Николай, всецело полагаюсь на тебя. Ты ведь знаешь о служебном положении Андрея. Стоит только поднять вопрос об его возможных родственниках за границей и его жизненный путь может измениться самым неприглядным образом.

Молю тебя! Если возможно что-либо предпринять с твоей стороны – окажи ему всяческое содействие…»

Второй листок из этого письма мне был же знаком. Копию этого извещения из Парижа я выудил вчера из кармана незадачливого Грекова посланника.