– Стоять!

Во мне все вспенилось, но верзила опередил меня. Он вновь вскинул руку, и я тут же замер.

Имея до сих пор немалую практику в общении с оружием, я могу вас глубоко заверить в том, что если вдруг на вашем пути возникнет автоматический пистолет Игоря Яковлевича Стечкина, то известный каждому советскому человеку постулат «человек – сам кузнец своего счастья» в вашем случае обретет издевательскую сущность. Ибо пистолет Сталинского лауреата, обладая сумасшедшим темпом стрельбы, в мгновенье ока сокрушит всякие порочные представления о собственной неуязвимости.

Нет, если скажем, у вас сложилось убеждение, что от разящего шквала можно уйти прыжками и перебежками, то конечно. Но перед тем хотя бы примерно вы должны прикинуть ту скорость, с которой вы собираетесь это проделать. Ведь двадцатизарядный магазин АПС опустошается со скоростью свыше шестисот выстрелов в минуту, а это… не более двух секунд. Мне доводилось бывать на стрельбищах – грудные мишени на дистанциях до пятидесяти метров неизменно превращаются в решето.

Сейчас, конечно, стоило отметить, что все вышеизложенное в большей степени относилось ко мне, так как зрачок ствола именно этого самого пистолета зловеще плясал у меня перед глазами.

Происходящее вызывало во мне все большее недоумение, но я опять послушно задрал руки. Пистолет опустился:

– Поедешь с нами, служивый, и без всяких фокусов! Репа, веди его!

Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как омытая грозовыми струями серебристая сигара дальнемагистрального лайнера завершила пробег по взлетно-посадочной полосе. И я уже не помнил, как добирался из аэропорта на это старое московское кладбище. Но к этому времени остаточные воздействия штормового циклона видимо уже покинули мою сущность – учитывая, что и в самом Управлении едва ли наберется с пяток человек, знающих о моем существовании, то это «служивый» прозвучало как выстрел.

Так что я быстро прозрел, и успел незаметно перенести вес тела на опорную ногу.

Цепкие пальцы крепыша с нелепым прозвищем больно впились в мое плечо:

– Так как, ты сам пойдешь? Или тебе помочь?

Приземистый Репа был тяжел как экскаватор. Но я с такой мощью крутанулся вместе с ним, что он бабочкой взмыл вверх.

Максимально прогнувшись, я придал Репе необходимое ускорение в полете к памятнику, но чьи-то шаги по-кошачьи зашуршали в опасной близости.

Я ушел кувырком вперед, и в последний момент уловил еще один, возникший справа силуэт. Этот пижон в элегантном костюме с вызывающе ярким галстуком был совсем не похож на работника конторы ритуальных услуг.

Мое правое колено, хоть и с некоторым запозданием, а все же вылетело в сторону, и тело вошло во вращение на опорной ноге.

Считается, что если не довернуть стопу до тех пор, когда пятка будет направлена к цели, то удар ногой получится скользящим. Но когда я хлестко выпрямил колено и лицо этого стиляги встретилось с каблуком моего ботинка, я понял, что ничем не нарушил каноны боевого искусства, и что косметическая операция этому бедолаге уже не поможет.

Перескочив через неподвижное тело, я метнулся было под прикрытие массивной стелы, но из-за моей спины, все с той же кошачьей быстротой, тотчас выросла длинная тень.

Я среагировал инстинктивно, и нога верзилы, обутая в тяжелый ботинок, с запоздалым отчаянием лягнула мне вслед. Он был искушенным бойцом, но скорее всего пренебрегал русской классикой, а то бы не гнушался советом гениального писателя, одно из произведений которого гласит: «на всякого мудреца довольно простоты».

Шажок вперед, имитация прямой правой в голову, и молниеносный удар ногой в пах!

Верзила сложился пополам, и со стоном повалился на землю. Но Репа уже стоял на ногах. Вернее, он только еще подпирал плечом монумент, но кровоточащая ссадина на его лбу и застывшее лицо с плотно сомкнутыми губами, не сулили мне ничего хорошего. Но я был маловпечатлительной натурой, тем более что в моей голове появились кое-какие мысли.

Однако в тот момент, когда я решительно шагнул к Репе, в дальнем конце аллеи появился еще один тип. Его намерения в отношении меня были неясны, но когда он полез за пазуху, я метнулся в сторону и в виртуозном прыжке взмыл через кусты промеж двух монументов – как я уже говорил тормозящее воздействие циклона скорее всего благополучно улетучилось.

Отчаянно взвизгнув, первые пули ударили рядом, и острые крошки мрамора как осы повпивались в мое тело.

– Не стреляй, идиот!!!

Забота Репы о моем здоровье не могла меня не радовать, и в другой раз я возможно бы и прослезился от такой его душевности, но едва приземлившись, я вновь вскинулся через затерявшееся в кустах надгробие и рванул, что есть духу, вдоль забора к выходу.

Мощные заросли боярышника, дерена и чубушника разрослись здесь такой стеной, что с легкостью скрыли бы еще роту таких же страдальцев, как я.

Это коварное корневище, вымытое из-под земли дождями, я заметил слишком поздно.

До сих пор мне казалось, что я давно перешагнул порог чувствительности, но въехав головой в кусок старого бетонного постамента, я понял, что здорово заблуждался – сноп искр ярчайшим букетом брызнул из глаз, и наступила темнота, окаймленная багровым заревом. Было так больно, что хотелось взвыть. Но тут земля гулко задрожала, будто приближалось стадо бизонов.

– Репа, ты его видишь?!

– Нет, но он где-то здесь, не мог он далеко уйти…

– Не вздумайте больше стрелять, Греку он живой нужен!

– Ладно…

Стадо бизонов протопало поодаль.

Кое-как я дождался, чтобы мои двигательные функции опять восстановились, и неуверенной походкой двинулся в путь.

Ох уж этот людской эгоизм! При жизни мы нисколько не задумываемся о своем духовном наследии. Но уходя в мир иной, мы с маниакальной упертостью, и какой уж век подряд загромождаем жизненное пространство наших потомков бесполезными глыбами бетона, мрамора и гранита с собственными изображениями, душещипательными эпитафиями и прочей дребеденью.

Наконец, впереди замаячили крайние ряды погоста.

На кладбище по-прежнему царила тишина, а звуки огромного города сюда практически не долетали. Тенистые аллеи были пустынны, из ближайших кустов на меня никто не пялился в бинокль и не обнаруживал своих воинственных намерений.

И это мне было на руку, поскольку мой взгляд был прикован к небольшому приземистому строению с вывеской ритуальных услуг.

Около него были припаркованы два роскошных лимузина, да по пятачку у входа уныло слонялся рослый увалень. Он больше походил на вышибалу в ночном клубе, чем на кладбищенского работника. И хоть мое специфичное зрение сразу определило, что за предмет скрывался у него подмышкой прилично скроенного пиджака, в целом выход с кладбища был для меня свободен – это сублимированное дитя штанги и протеина не казалось мне непреодолимой преградой. Да только уходить, не выяснив – кто же объявил на меня охоту, было бы неразумно.

Я собрался духом и юркнул меж двумя высокими постаментами. Скрытно выбравшись к аллее, проскочил незаметно к машинам, и распластался меж ними напротив входа.

Ботинок был новый. Без единой царапины и пылинки. Он появился из беззвучно открывшейся над моей головой дверцы и с наглой самоуверенностью преградил мне путь.

Великолепная мягкая кожа, элегантный силуэт – ботинок пах не только новой краской, но и большими деньгами. Вероятно, от этой смеси желание чихнуть усилилось в разы, но я пересилил себя, подобрался и резко вскочил.

Кр-р-ях! Мне показалось, что на меня обрушилась массивная мраморная стела. Мир померк, взорвавшись мириадами ярчайших искр…

* * *

…Где-то рядом журчал прохладой ручеек. Его веселенькая струйка порождала у меня жесточайшую жажду, и я снова почувствовал себя самым несчастным человеком. Окончательно и вдребезги разбитая голова казалась оголенным нервом, распухший язык едва ворочался в наждачной сухости рта. Не день, а сплошное стихийное бедствие.