Это может быть улика, тебе её специально подбросили.

Заткнись. Никто не пихает улики в руки, если бы надо было меня подставить, сунули бы в рюкзак, пока я не вижу.

Где мать, он рассмотреть не мог, но отец уже взобрался на сцену, тяжело при этом опершись рукой. Вспышка и черты отца, который стоит к залу боком, становятся чёткими и слишком белыми, как на засвеченной фотографией, полумрак – и всё скрывается в тенях, к которым зрение не успевает привыкнуть, так как через пару секунд сцену заливает свет. В одну из этих вспышек Киря увидел, что рядом с отцом стоит ещё кто-то в белом. Вернее, сперва он считал, что из-за постоянных вспышек ему показалось, но и в темноте он увидел, как рядом с отцом стоит высокая белоснежная фигура.

Зрителям тоже потребовалось время, чтобы сообразить, потом раздалось приветственное улюлюканье. Прожектор стал вспыхивать быстрее, кто-то ещё образовывался на сцене, существа бледные, которых было очень сложно разглядеть. Прожектор ярко вспыхнул, а потом не погас, но стал медленно-медленно снижать яркость, даже свет из белого стал более привычным для электрических лампочек желтоватым.

Белая высокая фигура оказалась женщиной в белой простыне.

Это не простыня, это саван.

Киря никогда не видел саван, привидений принято изображать в каких-то ночнушках, а современных мертвецов хоронят в платьях и костюмах. Но саван он при этом узнал как-то интуитивно. И почувствовал жуткий, холодящий ужас, от которого верхняя часть бёдер стала слабой и дрожащей. Женщина была высокой, более двух метров, бледное лицо, не красивое, но волевое и жёсткое. Волосы её тоже были белыми, но не стояли над головой сухими, ломкими волосками, как у седых старух, а спускались на плечи гладкими, блестящими здоровьем волнами.

За ней стояли мужчины и женщины. Они были одеты вполне обычно и современно, разве что одежда была у них чуть бледнее обычного, словно заношенная. Или словно из них выпили краску. Они все смотрели на отца Кири, но взгляды их были отсутствующими.

Женщина откуда-то из складок савана вытянула руку, взяла отца Кири за подбородок и заставила его поднять взгляд.

– Здравствуй, Кен. Ты знаешь, кто я?

Мужчина молчал. Киря стоял от сцены метрах в двадцати, и его оттирала толпа, но и так он сумел увидеть, как мужчина сглотнул. Кто-то в толпе засвистел, видимо, раздражённый ожиданием. В толпе тут и там раздавался свист или улюлюканье. Женщина слегка улыбалась и, кажется, была ждать столько, сколько понадобится.

– Да, – сказал он после пары минут молчания.

– Тогда назови моё имя.

Женщина не сводила взгляда с отца. Что-то происходило, какая-то магия. Киря слышал про магию имени, когда ты заклинаешь того, чьё настоящее имя ты знаешь, но здесь происходило нечто противоположное. Когда отец произнесёт имя женщины, она получит над ним власть.

– Мара, – наконец сказал он.

Женщина улыбнулась, отпустила подбородок отца и выпрямилась. Один из её клевретов подошёл к краю сцены:

– Суд! – выкрикнул он.

– Суд! Суд! Суд! – подхватила толпа.

Киря почувствовал, что плачет. Он не знал, что делать, как сбежать и помочь сбежать отцу. Он врезался в толпу, стараясь пробраться ближе к сцене. Если он будет рядом, то можно схватить отца за руку, попытаться пробиться наружу. Или хотя бы разбить стеклянную крышу, быть может, солнечный свет прогонит всех собравшихся тут тварей. Эти твари и так спокойно стояли в тех лучах (мало напоминающих солнечные), что лились сверху, но Киря не разрешал себе задуматься об этом.

– Ты знаешь, что ты натворил? – обратилась Мара к отцу.

Киря, уже пробившийся почти к сцене, увидел у её ног те вещи, которые вчера отец вытряхивал на стол.

– Я украл ваши вещи, – отец как-то сгорбился, немного помедлил, – и деньги.

– Ты убил Триста, – Мара с холодным презрением смотрела на отца. Тот, не поднимая взгляда, отрицательно мотнул головой.

– Нет, когда мы… я там был, мужчина уже был мёртв. Я не должен был брать вещи и готов понести наказание.

– Ты лжёшь. Неделю назад, когда ты был у Триста, ты похитил талисман, через который стал управлять марионетками Триста. Потом ты убил его и лишь затем пришёл ограбить.

Отец вскинул голову.

– Что?! Вы с ума посходили? Вы же можете отличать правду от лжи! Я никого не убивал! Я видел мертвеца, но я понятия не имел, куда надо обращаться, если кого-то из ваших убьют. Меня никто ни о чём не предупреждал! Я взял деньги, был уверен, что ему не нужны. Деньги только для лоутов! Никто бы не хватился, посчитали бы, что он всё потратил!

Из савана снова выплыла белая рука.

– Талисман! Дай то, чем ты управлял марионеткой. Если управлял не ты, это будет ясно.

Отец хлопнул себя по бёдрам, проверяя карманы, видимо, готовый выполнить требование, но не сразу сообразивший, что сделать этого не в состоянии.

– Как выглядит талисман?

Возникла пауза, по толпе прошли шепотки. Кто-то прошептал на ухо Кире «Согласись на Обход». Он обернулся, но снова все лица оказались смазанными. В это время на сцене прозвучал новый голос. Один из мужчин из свиты Мары сделал полшага вперёд.

– Трист управлял марионетками посредством кукол. Талисман должен выглядеть как тряпичная кукла.

– У меня нет тряпичной куклы! Проверяйте что хотите! – отец выкрикивал яростно, но при этом с лица его сошла озабоченная гримаса, словно теперь он был уверен, что получит оправдание. Возникло замешательство. Киря тоже ощутил, как напряжение стало меньше. Что бы ни происходило, кажется, отец получит оправдание. Какая-то часть мозга, которая не была занята созерцанием происходящего, пыталась выстроить логическую цепочку. Отец не знал о том, что кукла была, он не видел, как Киря спрятал её, значит отец был уверен, что никакой куклы никогда не было или что её, по крайней мере, не было среди вещей.

Пальцы Мары шевелились, происходило какое-то заклинание, но потом рука опять скрылась в саване.

– Так значит, ты не убивал? – голос её был даже мягким.

– Нет, я же говорил! Давайте эти ваши штуки, вы же знаете, когда вам лгут!

Выражение лица Мары не менялось. Но Киря снова ощутил холод. Что-то было не то. Вся выстроенная защита отца рушилась. Позади сцены возникла тень. Она была с синеватым отливом и рябила в желтоватом свете прожектора. Тень была квадратной и становилась… глубже. Как коридор. Кто-то двигался в этой тени, словно медленно, чуть подволакивая ноги, поднимался по коридору откуда-то из-под земли.

Постепенно вырисовывалась фигуру идущего. И где-то через минуту он вышел из тени. Зал глубоко вздохнул, словно у него была одна глотка на всех. Это был бледный мужчина с чёрным хвостиком за спиной. Из его левой глазницы указующим перстом торчал карандаш.

– Так кто убил тебя, Трист?

Голос женщины раздался над залом. Тот медленно обернулся, поднял руку и указал на отца Кири. Тот стоял побледневший, потрясённый, не в силах отвести взгляда от видения.

– Это неправда! Неправда!

Крик был отчаянный и Киря даже успел отметить, что у кричащего какой-то чересчур высокий голос, лишь потом он понял, что кричит он сам. Поднялся шум, аплодисменты, проклятия. И хотя голос Кири прозвучал первым, память о нём потонула в криках зрителей. Рука мертвеца упала, но он продолжал стоять, повернувшись и немо уставившись единственным видящим глазом на предполагаемого убийцу.

– Молчание!

Теперь две руки Мары были направлены в сторону кириного отца. Тот прикоснулся к своему горлу, но руки его сразу безвольно упали.

– За убийство ты поступаешь в мою свиту навечно.

Бледные мужчины и женщины на сцене зааплодировали, овации были такими вялыми, что были практически беззвучными.

– За воровство на семь лет твоя жена поступит в мою свиту.

Из зала раздался крик, который быстро оборвался. Толпа расступилась, мать Кири медленно шла к сцене. Его отец развернулся и смотрел с ужасом на действия жены.

«Обход», – снова шепнули на ухо Кири. А затем «Встретимся в Марфино».