Киря смотрел в окно, почти не замечая проплывающих мимо улиц севера Москвы. Внутри у него поднималась кислая волна раздражения на родителей, которые всё всегда пытались решить за него. Потом чувство неполноценности: если бы он вёл себя более по-взрослому, возможно, они не обращались бы с ним, как с ребёнком.

Дмитров, Санкт-Петербург, Ярославль? Скорее всего, отец поедет в Питер. Оттуда, возможно, они попытаются ухать в Финляндию, говорят, что туда визы получать легко так же, как и до пандемии. Если только их не найдут раньше те, кто за ними гонится. Кто бы они ни были. Киря даже мысленно не называл то, на что намекали обстоятельства, но позволил себе мысленно связать пачки денег, которые передавал матери отец, и утренний визит дяди. «Он тебя постоянно втягивает в неприятности», – постоянно повторяла мать отцу и, видимо, была права.

– Кеша, где мы сейчас? – подала с переднего сидения голос реальная мать.

– Где-то за Икшой, посмотри по GPS.

– Как-то безлюдно, – в голосе матери слышалось странное напряжение.

Кирилл вгляделся в окружающий пейзаж. Вокруг тянулись поля, только справа за полем стояло серое здание двухэтажного торгового центра, с большим экраном над входом, по которому демонстрировалась видеореклама.

– У меня GPS не работает, дай свой телефон.

Не отрываясь от дороги, отец достал и протянул телефон. Мать нервно схватила его. Тишина. Она не сказала, что и этот телефон сломан, просто промолчала. На экране шла реклама зубной пасты, трейлер какого-то незнакомого фэнтези-фильма с героем, у которого лицо было синеватового оттенка, сцена бури на море, которая прерывалась появлением морского бога и кадрами, как Нептун рекламирует почему-то соковыжималку, затем залитое белым лунным светом поле с разрушенным замком и кадр, предлагающий покупать квартиры в жилом комплексе Bedtime. Хотя центр был километрах в двух, экран был достаточно большим, чтобы Киря мог видеть рекламу. Больше смотреть тут было не на что. Он просмотрел блок из четырёх роликов ещё дважды, затем подал голос.

– Ни одной машины вокруг. Нас никто не обгоняет и мы никого. И на встречке никого нет.

С передних сидений сперва было только молчание, потом отец отозвался.

– Будний день, да и жарко. Сейчас въедем в лес, станет попрохладней, там будет оживлённей.

Киря сместился в середину сидения и посмотрел сквозь лобовое стекло на совершенно пустую дорогу. Никакого леса впереди не было, только пустые поля слева и справа. Не было даже рекламных баннеров и дорожных знаков по краям дороги. Киря снова переполз к правой дверце, рекламные ролики продолжали сменяться. Семья с белоснежными улыбками, которая радостно вскакивает с утра, чтобы почистить зубы; синеватое лицо размахивающего мечом пожилого мужчины и название фильма, похожее на «Элрик», только записанное странным шрифтом, похожим на руны; корабль разбивается о грудь Нептуна, а тот улыбающийся оказывается на лиловом фоне и протягивает вперёд соковыжималку; тёмное поле с бродящими тенями… Раз рекламный блок, два, три, четыре…

– Этот торговый центр уже минут пятнадцать от нас на одном и том же расстоянии, пап.

Молчание.

– Пап, бензин тратится, пока ты едешь?

Молчание наконец прерывается.

– Пока сложно судить…

– Тратится?

– Нет.

Все молчали, мотор ревел, поле проносилось мимо, но торговый центр стоял на месте. «Интересно, сколько времени им понадобится, чтобы признать неизбежное?», – подумал Киря. А ещё: «Интересно, мама будет скандалить, если я первым озвучу то, что все мы думаем?».

– Кажется, пап, они тебя нашли.

Ещё минуту все ехали в молчании, потом отец затормозил. Несмотря на то, что дорога была пуста, он всё равно аккуратно съехал на обочину. Открыл дверцу, но не вышел, просто повернулся в сторону дороги, глубоко втягивая воздух.

– Кеш, чего ты молчишь? – не выдержала мать. Она не умела ждать, ей постоянно требовалось действовать, чтобы заглушить беспокойство. – Давай мы возьмём вещи необходимые и пойдём через поле в другую сторону.

Отец сидел сгорбившись, положив локти на колени. Он улыбнулся уголком рта, и Киря вдруг подумал, что вне семьи отец совсем иной: харизматичный, сильный, знающий. Потому он работает с… с ними. Кто бы они ни были.

– Если мы пойдём пешком, всё равно выйдем к машине. Или к тому зданию. Смысла никакого. Вы здесь оставайтесь, я сам туда пойду.

– Я тут не останусь! – мать испуганно оглядывалась.

По-прежнему стояла жара, небо было чистым, но при этом что-то определённо происходило, в воздухе стояла какая-то дымка, словно туман.

Киря перегнулся вперёд между сидений.

– Пап, мама права. Они нас не выпустят, если даже ты один к ним придёшь.

Отец вздохнул. Он глядел куда-то далеко, в то пустое поле, где не было странного здания, словно надеялся, что выход найдётся и можно будет сбежать. Потом резко хлопнул в ладони, подводя черту под происходящим:

– Тогда в машину все.

Он закрыл дверцу, некормленым зверем снова заурчал мотор. Они не проехали и двадцати секунд, как увидели уходящую вправо асфальтированную дорогу, на которую и свернул отец. Киря снова переместился в середину сиденья и смотрел, как приближающаяся реклама на экране отбрасывает на автомобиль быстро сменяющиеся цветные отблески.

Глава 3

В торговом центре было шумно. Завывали игровые автоматы, из скрытых колонок доносилась какая-то рок-н-ролльная мелодия. Народа тоже было полно. На первый взгляд они выглядели людьми. Разве что Киря не мог сосредоточиться, чтобы разглядеть нормально хотя бы одного. Кажется, большинство из тех, кто находился в центре, было молодо, в современной, слишком блестящей одежде. Они провожали семейство Кири взглядами. Глаза можно было разглядеть, наклон головы, улыбку, но всё это не складывалось в общую картину.

Киря всегда понимал, что работа отца является чем-то, что стоило бы назвать «потусторонним». Он читал книги, читал статьи в интернете, он исходил массу сайтов, начиная серфинг с википедии и заканчивая даркнетом. Потому Киря знал, как называется магия, когда ты не можешь разглядеть кого-то – «отвести глаза». Но сталкивался он с этим впервые. Как и со всей той, второй жизнью отца. Он пытался смотреть на кого-то прямо, но черты лица напротив расплывались, на секунду он забывал, что хотел сделать, а потом уже пытался сосредоточиться на ком-то ином.

Зато он мог рассмотреть помещение. Влево и вправо тянулись длинные коридоры, заставленные игровыми автоматами. Света было мало, светильники были скрыты, только впереди стоял столп света. Они шли вперёд, немного сжавшись, хотя их никто не толкал. Левой рукой Киря вцепился в рамку рюкзачка, который не решился оставить в машине, брошенной на пустынной стоянке. За правую руку его взяла мать. Сперва он хотел отдёрнуть ладонь, потом понял, что ей не столько надо успокоить его, сколько получить поддержку самой.

Они шли в сторону света, который имел белый, холодильный оттенок. Они оказались в просторном помещении, какое часто бывает в гипермаркетах – нечто вроде площади в большом городе. Посредине стояла небольшая сцена, похожая на любую из тех, что создаются для выступления аниматоров. С момента эпидемии такие сцены отовсюду убрали и даже этим летом, когда ограничения стали снимать, подобных массовых развлечений ещё нигде не проводилось. Рядом со сценой стоял прожектор, который вспыхивал белым светом слепого бельма, а потом гас. Хотя периоды света и тьмы длились секунды по три, всё равно создавалось ощущение постоянного, вызывающего тошноту мелькания. Крыша была стеклянная и тот столб света, который был заметен из коридора, лился с потолка, но при этом каким-то образом не освещал сцену в моменты, когда прожектор гас.

Отец направился вперёд, бросив на ходу:

– Оставайтесь здесь.

Постепенно помещение заполнялось народом. Кирю оттёрли от матери, он попытался снова найти её ладонь, но вместо этого ощутил, как ему в ладонь пихнули что-то квадратное и твёрдое. Он сдёрнул рюкзак с плеча, пока ещё толпа давала ему эту возможность, и даже не рассмотрев приобретение, сунул его в рюкзак.