Жена. Ну зачем так жестоко? «Два трупа…» Только один, Зинкин… Или даже пусть она жива, но у нее от удара что-то с головой, и ее в больницу…

Муж. Да-да-да…. И он говорит тебе: «Люсь, я теперь один, переезжай в мой дворец!»

Жена (кокетливо). Ой, ну Вить, скажешь тоже. Ну почему ты решил, что этот миллионер мной заинтересуется…

Муж. Потому что у него от удара тоже что-то с головой… Да, летом легко оптимистом быть. А сейчас, зимой…

Жена. Вить, и в зиме можно найти что-то хорошее… Вот зима, да? А мы идем к моей маме…

Муж. Ага, к теще на блины…

Жена. Трескучий мороз, пурга, а нам весело! Потому что мы знаем, что нас ждет в конце пути! Приходим, а там такое, о чем ты даже не мечтаешь! На столе лежит…

Муж (радостно). Тёща!

Жена. Почему она на столе?

Муж. Она замерзла! Лопнули трубы! Не грусти. Люсь, во всем можно найти что-то хорошее!

Жена. Что ж тут хорошего?

Муж. А то, что перед тем как замерзнуть, блины она успела испечь! Выше голову, Люсь! Будь оптимисткой!

Дорогой дедушка Бен Ладен, аллах акбар! Пишу тебе из далекой России, куда ты нас направил отомстить Путину за дружбу с Бушем.

Устроились мы хорошо. Купили себе кепки-аэродромы и жили под легендой кавказских торговцев фруктами. Связь держали с посольством Южного Йемена.

Сначала мы хотели втроем угнать самолет, но здесь такие цены на билеты, что мы просто не потянули! Сбросились, еле-еле хватило на билет одному. Но он так и не добрался до самолета. Рейс отложили, его загнали в накопитель, где он и умер от голода и удушья…

Tебе, конечно, спросишь, куда мы дели твои миллионы. Все деньги ушли на милицию. Нас каждый день останавливали и говорили: «Плати бабки, чурка кавказская…»

Мы трижды закладывали взрывчатку под автомобили. Но здесь такая преступность! Трижды их угоняли вместе с заложенной взрывчаткой! А потом еще продавали — отдельно машины, отдельно мины.

Мы стали действовать по-другому. Шесть самоубийц-взрывников погибли напрасно. Шесть арабских богатырей, поставив таймеры на 9 утра, поджидали шестерых русских начальников у их кабинетов. Ни одна падла вовремя на работу не пришла…

Тогда мы перешли к биологической войне. Мы взяли бациллы брюшного тифа, чумы и холеры, посыпали ими фрукты и продали в столовую. Мы знали, что тут их мыть не будут. Что здесь, в России, моют только деньги. Но мы снова просчитались. Кто знал, что эти грозные бактерии погибнут в неравной схватке с неуязвимыми русскими тараканами?

Тогда, как ты нам советовал, мы заготовили четыре письма с сибирской язвой.

В первый же вечер трое из нас взяли три письма со смертоносным порошком, написали: «Кремль. Президенту лично в руки» — и отправились на почту. Он был обречен. Ты же знаешь, Бен, сибирская язва погибает, только если конверт прогладить горячим утюгом, а русские почтальоны, как только им раздали утюги «Мулинекс», сразу их унесли домой…

Я положил свой конверт за пазуху и уже закрывал свою фруктовую лавочку, чтоб пойти на почту и совершить свой подвиг во имя Аллаха, но тут подошел какой-то неверный в кожаной куртке, посмотрел на яблоки и спросил, какая у нас крыша.

Я сказал: «Южный Йемен». Но парень сказал, что это не крыша, а говно, что он вообще не знает такой группировки — южнойеменской… Из Южного Бутова ребят знает, а из Южного Йемена нет. И стал жечь мне живот раскаленным утюгом и приговаривать: «Солнцевским надо платить, солнцевским…»

Я выжил, но бактерии, конечно, сдохли…

Наш второй человек благополучно доставил свой конверт на почту, но Чубайс как раз выключил свет на почтамте за неуплату, и письмо пришло к нам обратно с пометкой: «Не можем прочесть адрес». Наш человек, взявший письмо у почтальона, погиб на месте…

Тогда мы, просто чтоб вызвать панику, послали третье письмо по первому попавшемуся адресу, выбрав дом рядом с почтой, но язва, как известно, живет в конверте тринадцать дней, а письма к простым россиянам тут идут год…

Дорогой Бен, ты, конечно, спросишь, где четвертое письмо? Оно у тебя в руках, идиот! Это тебе за то, кретин, что ты послал нас в эту дикую непобедимую страну!

Посылаю тебе свою фотографию, чтоб ты знал, как выглядит твоя страшная смерть. Посмотри на это фото. То, что у меня на голове — не тюрбан и не чалма. Это полотенце, потому что у меня башка болит от этой России!

А может, ты и не умрешь в страшных муках, может, к моменту, когда ты получишь это письмо, уже не будет в живых ни тебя, ни меня — мы просто умрем от старости.

И на всей планете останутся в живых только русские почтальоны, которые никуда не спешат.

Прости. Извини, что сорвался — нервы… Только забери ты меня отсюда, милый дедушка Бен Ладенович.

Говорят, в Питере, на здании бывшего горкома записка: «Комитет закрыт. Все ушли… в Москву».

Я вам хочу сказать, все-таки должно быть ну хоть какое-то чувство меры! Ну элементарное! Ну так же нельзя!

Нет, ну один чиновник перевелся в столицу, ну два, ну десять. Но сейчас же в Петербурге книжка Радищева на каждом столе как учебное пособие. Из начальников остался только Медный всадник! То ли никак не отцепится от постамента, то ли караулит его, чтобы с цветными металлами в Эстонию не толкнули…

Ни в чем меры… Ну хорошо, по закону бывший осужденный может избираться и быть избранным… И вот в Думе чего-то там голосуют: «Кто «за» — поднимите руки…»Половина зала по привычке — обе руки кверху, лицом к стене, мордой на пол… А другая половина с криком: «Братва, атас — мусора»! — отстреливаться и в окно…

Во всем крайность! Как мы умеем иг одного в другое шарахаться! Раньше в ресторан зайдешь — официанта не дозовешься. Теперь наоборот — стоит, не уходит. Каждую секунду пепельницы меняет. Мы с приятелем сидели. Он прикурил, затянулся, положил, на секунду отвернулся — пепельница пустая. Думает: я курил или только хотел? Достает новую, курнул — пусто… За три минуты пачки нет, жуткая головная боль, и по «Скорой» в психушку с подозрением на резкую потерю памяти…

Ну надо ж все-таки какие-то пределы! В Москве японских ресторанов уже больше, чем в Японии… японцев.

И теперь даже в бывшей общепитовской столовой номер три — ресторан «Фудзияма»… Что это такое — Фудзияма, никто не знает, но на всякий случай яму перед входом вырыли. Если кто-то, не расплатившись, из ресторана выскочил — далеко не уйдет…

И все так стилизовано под Японию. Официантки в кимоно, ты перед входом за дверью обувь оставляешь…

Но надо ж понимать, что у нас другой менталитет! Обувь перед входом… Через минуту остались только сильно ношенные… Половина людей босиком домой ушла…

Значит, как сходил — считай, новые ботинки нужны. А там и так страшно дорого получается. Потому что сам ешь и еще гейшу кормишь… Какую? А их насильно к тебе приводят! Для антуража…

Ой, а страшные, господи! Маленькие, ноги кривые, на голове какой-то вшивый домик…

Метрдотель говорит: в гейше красота не главное. Она должна услаждать слух мужчины интересной беседой и пением.

Ну как вы думаете, можно нормально есть, когда она рядом с тобой все время на какой-то лютне блямкает, воет и веером машет? В твой черепаховый суп за 30 долларов этим веером мух нагоняет?..

Его и так-то есть противно, этот черепаховый суп. Такое ощущение, что его варили из оправы для очков…

Зато антураж, гейши с разговорами. За соседним столиком новый русский сидел. Ему тоже гейшу всучили. Тоже страшней войны. И вот он только кусок себе в рот, она: «Кстати, как вам Азазель?» Он: «Не знаю, еще не распробовал…»

И чтобы эту уродину не видеть и не слышать, себе и гейше два стакана саке наливает. Это вроде водки, только теплая. А время — июль… Он еще как-то держится, к официанту повернулся, разговаривает. Тот ему предлагает экзотическое блюдо — мозг живой обезьяны. А гейша от стакана поплыла, головой в тарелку. Парень к ней поворачивается, смотрит: «Вот это обслуживание! Не успел заказать — обезьяна уже тут!..»