Вот с телевизором сложней. Я тут чуть не попался… Признаться стыдно… У самого уже пацан взрослый, а я все как в юности… Дурак такой… Только все улягутся — я щелк! И «Очевидное-невероятное» смотрю. Его сейчас глубоко за полночь показывают. Ну, кого оно еще интересует, кроме такого козла, как я?

И вот однажды, как назло, только мне Капица сказать успел: «Добрый день! Сегодня мы поговорим о том, что разноименные тела притягиваются! Это очень интересно!.. И тут парень мой со словами: «Ой, я тащусь— папашка Капицу смотрит!..» — дверь открывает!..

Фу! Я еле успел на НТВ, на порнуху, переключить… Что вы говорите, батюшка? «Слава богу»?… Вот именно… Хорошо, там как раз чьи-то разноименные тела притягивались… Сынок посмотрел. Говорит: «Во дает Капица! А ведь не молодой уже… Папа, ты знаешь, а мне эта физика нравится! Я, пожалуй, в ученые пойду..»

Я говорю: «Не дай бог, сынок! Что у нас — нищих не хватает? Ученым… И будешь, как Красная Шапочка, ходить с одной потребительской корзинкой…»

А с этим сексом вообще… Ну, у таких, как я, ведь все не как у людей… Я отношусь к «сексуальному меньшинству»… Ну, это те мужики, батюшка, кто могут только с женщиной и только один на один. Да, нас таких сегодня меньшинство. Вот такой я извращенец…

Конечно, скрываю — вру, изворачиваюсь… Мы тут с женой в дом отдыха поехали. Ну, у нас два варианта было: или такой номер, куда горничная никогда не заходит, или подороже, такой, куда заходит каждое утро… но без стука. Мы второй выбрали.

И вот она врывается, мы с женой еще в постели. Увидела, что нас там только двое… Вы бы видели, батюшка, с каким презрением она на нас посмотрела! И правильно! Извращенцев никто не любит… Пришлось мне срочно пересматривать свою сексуальную ориентацию…

Ну, ничего, на следующее утро зауважала! Входит— видит, из-под одеяла, кроме наших, еще шесть очаровательных ножек выглядывает. Даже семь…

Горничная на жену смотрит, подмигивает, а та молчит. И так молчит уже неделю! С той минуты, когда наткнулась в кровати на ножки для холодца… Конечно, если спросонья под одеялом копыто нашариваешь… В общем, шок у нее…

Я своей честностью людям только несчастье приношу. Ну что мне стоило тогда трех настоящих девок в кровать положить? Долларов двести, больше бы не стоило…

А когда старушку-соседку из-за меня инсульт хватил?.. Ну, она, правда, сама немножко виновата. Все жену спрашивала, почему у меня нет малинового пиджака.

— Сегодня, — говорит, — Зина, приличного мужика сразу видать. И на твоем должон быть пинжак малиновый, а в руке — телефон-автомат. Или просто автомат. А твой своим затрапезным видом мене раздражает…

Ну, я свой серый гэдээровский пиджачишко малиновым вареньем помазал, вечером вышел, в соседней будке телефонную трубку срезал — назад с ней иду. Вид нормальный, только пиджак почему-то мухи облепили…

А старушка как раз у подъезда сидела. Думаю: «Подойду, порадую бабушку..»

Она меня как в темноте увидела, всего в мухах, закрестилась, закричала:

— Мертвец идет! Мертвец идет!..

А когда я, как крутой, достал из кармана телефонную трубку, она как закричит:

— Не звони на тот свет, я еще поживу!..

Ну, старушка — черт с ней, а жену жалко. Она ведь мне верила, думала, что я приличный человек — рэкетом занимаюсь…

Каждое утро будила, провожала, напоминала, чтоб я утюг не забыл… А я бессовестно лгал! Брал этот чертов утюг, паяльник, клещи, а сам — на завод вкалывать…

Пока зарплату платили — все нормально было. Один раз даже премию дали. Помню, по дороге в кулинарию зашел, купил куриной печенки, в тот же пакетик премию… Домой приношу, вынимаю деньги — все в крови…

— Вот, — говорю, — не сразу отдал, дурачок попался, пришлось замочить…

Нет, пока зарплату платили — все ничего. Но вот когда стали вместо денег выдавать готовой продукцией… Батюшка, я не говорил, что мы выпускаем? Раньше-то у нас почтовый ящик был, мы боеголовки делали… Ну, а теперь конверсия, мы в мирных целях, мы не боеголовки, мы просто головки делаем. Головки, вибраторы разные, ну, для секс-шопов, в общем, да вы знаете, батюшка…

И когда ими аванс дали… Приношу домой целую коробку, в ней штук пятьдесят этих…

— Сегодня, — говорю, — денег не дали. Пришлось вот…

Жена говорит… Она тогда еще говорила… Жена говорит:

— Господи! У кого это ты отрезал? Ты, Федя, так можешь страну оставить без подрастающего поколения!..

Проклятая честность! Черт меня потащил эти налоги платить готовой продукцией! Господи! Как на меня эта девочка-кассир смотрела, когда я двадцать восемь процентов, двадцать восемь штуковин из этого ящика, перед ней выложил!..

Нет мне прощения, батюшка!

(К юбилею МХАТа)

Нас, милиционеров, МХАТ очень даже интересует. Про него говорят: мол, идет в ногу со временем, со страной… И мы у себя в милиции тогда задумались: что же это за театр такой? Страна сегодня насквозь криминальная, а он идет с ней в ногу..

Подняли документы. И поняли: то, что мы имеем сегодня, началось не вчера. Сто лет назад началось. Театру, кстати, действительно сто лет…Причем, если быть совсем точными, сто лет в обед… Поскольку вся эта история началась сто лет назад с обеда в одном из московских ресторанов…

Мы даже точно не знали в каком, знали только, что имел место сговор с корыстной целью (статья 162 УК РСФСР) двух людей: Алексеева, он же Станиславский, 1863-го года рождения, ранее несудимого, и Немировича, он же Данченко, 58-го года рождения…

Точно сказать, о чем они сговаривались, мы, конечно, не можем: техника прослушивания тогда не позволяла, современных «жучков» и «клопов» не было. То есть клопы были, но тогда они только кусались, ничего не записывали…

Мы попробовали реконструировать этот разговор. Из энциклопедии нам было известно только, что Константин Алексеев был из купцов, а Владимир Немирович крупным реформатором. И мы провели следственный эксперимент.

Попросили поговорить между собой хотя бы по телефону двух людей, чем-то похожих на наших фигурантов. Один, тоже купец, играл на бирже, другой — тоже реформатор. Оба увлекаются театром. В общем, попросили созвониться Борового и Жириновского…

Они, конечно, не такие старые русские, помоложе, поновее, но разговор получился интересный… «Але, Вова, надо встретиться…» — «Конечно, Костян, какой базар?» — «Какой базар? Я думаю, славянский…»

Так нам стало известно название ресторана…

Дальше стало легче. Мы подняли архивы царской охранки. В «Славянском базаре» один из официантов был надежным информатором. Вот строчки из его донесения: «Господин полковник, я слышал не все…Они меня все время отсылали за водкой. Но я слышал, как тот, что с бородой, сказал: «Нам надо все продумать. Осечки быть не должно — если уж выстрелить, так выстрелить…»А безбородый сказал: «Я думаю, режиссер должен умереть в «Актере»… Что он имел в виду, господин полковник, не знаю, меня опять отослали, но полагаю, что речь идет о Доме творчества в Сочи «Актер»… Когда я подошел с новым графином, услышал, как тот, что без бороды, спросил второго: «У вас есть кому заказать?» И бородатый, ответил без всякой жалости: «Да. Закажем Горькому..» Безбородый возразил, сказав, что у Горького нет опыта в таких делах и он, кажется, на подозрении у полиции… «Зато, — сказал бородатый, — он молодой, дорого не возьмет и хорошо знает дно…» Господин полковник, я думаю, что Горький — не настоящая фамилия, а кличка, как это у них, у рецидивистов, принято…»

На этом донесение обрывается, мы не знаем судьбы официанта. Может, этот некий Горький его расколол — не знаем…

Зато мы хорошо знаем судьбу Актера. Очень скоро, прямо во время спектакля, под шумок, где-то за сценой, на дне находят актера в петле. И никакой режиссер при этом не умер, хотя обещал… Наоборот, он в наглую выходит и еще раскланивается… Как будто уже и не действует у нас статья 125-я, доведение до самоубийства…