Бобров находился на той ступеньке управления, где приказы и указания никогда не приобретают материальной формы. Все только голосом. В самом крайнем случае — единственной подписью. Сказал — сделали.

Когда он решился на это мероприятие — именно он чувствовал себя Спасителем человечества. Ему необыкновенно льстила эта роль, и он раз за разом проигрывал, что будет говорить, как отвечать на вопросы, и что предлагать. Именно поэтому он был одет именно так — в костюме от Версаче, без галстука, в ботинках за тридцать тысяч долларов. Но без излишеств, без всяких сверкающих побрякушек. Костюм он не снимал вообще, только пару раз в день его менял. Даже спал в ботинках. Будет немного неудобно разговаривать с похитителями в пижаме.

Хотя поволноваться ему пришлось. Молния среди белого дня, которая, по оценкам специалистов, начиналась из магнитосферы, длиной в несколько сотен километров и толщиной почти в полтора метра — это серьезный аргумент. То, что эта молния ударила, пробив окно, прямо в генерал-майора Никодимова, от которого остался только пепел на стенах — говорило, что Марат и Юта Нечаевы уже через пять минут после рокового выстрела знали, кого им надо брать «за жабры».

Столь быстрая расправа с такими последствиями на мгновение устрашила Андарбека, который уже давно забыл что такое страх. В главном корпусе ГРУ после этого акта возмездия не работало ничего из электрики и электроники. Создались странные магнитные аномалии. Ты мог зайти в здание, и у тебя сразу отключался-перегорал телефон, останавливались часы, причем и механические тоже. В некоторые кабинеты можно было зайти с лампочкой в руках — и она загоралась. Обычная лампа накаливания горела у тебя в руке без всяких проводов. В одном месте в воздухе могли левитировать магниты или намагниченные предметы. А кое-где можно было потерять сознание и умереть, за несколько секунд. Потому что там железо плавилось… а железо есть и в человеке, и оно тоже плавилось, прямо у тебя в крови, вызывая почти мгновенную смерть…

Здание главного управления ГРУ превратилось в маленькую Зону, прямо как в «Пикнике на обочине». Это было непонятно и страшно. Это явно было предупреждение. И Бобров этому предупреждению внял. Были несколько горячих голов, которые прямо пылали решить уравнение по старинке, с применением спецгрупп, танковых соединений и ракетного оружия. Но Бобров то как раз знал, что это будет бесполезно.

Окститесь, граждане, какие боеголовки? Вы видели возможности ребят, которые достигли восьмидесятого или девяностого уровня? А тут перед вами — две настоящие «сотки».

Поэтому строго настрого запрещается их трогать, и уж не дай Всевышний — пытаться запугать.

Да, они не ангелы. Нет, они не демоны. Они убивают направо и налево, внедряют своих Наблюдателей, от их рук уже пострадали тысячи полезных и нужных людей, они забирают наши деньги, бредят своей «красной армией» и революцией. Ну и что? Пусть побалуются. От государственной машины — не убудет.

Осознание того, что он — фактически единственный, кто осознает масштаб и потенциал ситуации — буквально щекотало Святославу мозг.

Боялся ли он? Ещё как, не боятся только дураки. Тем более что в первую же ночь он видел тень, которая стояла у кровати. Святослав лежал поверх одеяла, в костюме и ботинках, готовый к похищению во всеоружии… А тень постояла… и исчезла. Вот тогда Бобров испугался по настоящему. Этот Марат Нечаев оказался не так прост. Святослав точно знал, что это был он.

Маузер.

Небольшого роста, худощавый. И пусть у тени не было лица — но она не привиделась, это не было игрой разума или света. В комнате кто-то был, хотя ни одна камера или датчик не зафиксировали ничего необычного.

А чего вы хотите от "сотки"? Бобров повидал два десятка ребят, которые специально были засланы на "тестирование". Пятеро из них дошли до семидесятого уровня. Потом двое из пятерки — не вышли из очередного испытания. Из оставшейся тройки только один дошел до девяностого уровня. Этот человек поднимал рукой танк. Не меняясь в лице, играючи, одной рукой, причем левой. Это был высококлассный специалист. Один из лучших в группе Альфа. Мастер от бога во всем — в стрельбе, в борьбе, в выживании. Он прошел двадцать четыре теста. Двадцать четыре! Достиг девяносто второго уровня. А на двадцать пятом — не вышел из двери. Чего-то не хватало им всем, этим специалистам, этим людям, хорошо подготовленным в разнообразнейших областях. Ни широкий профиль, ни узкая специализация, ни оборудование — не спасали. Такие результаты были у всех, не только в России.

Правда, ходил слух, что в Китае одному удалось получить "сотку", но этот слух требовал серьезного подтверждения. И вдруг — сразу двое, при этом — муж и жена. Но вот незадача: они оба, безо всяких уровней, еще задолго до тестирования уже были крайне, невероятно опасны для государства.

А вообще — для чего их готовят?

Для прогрессорства? Или человечеству реально грозит серьезная угроза? Почему неведомая цивилизация дала возможность именно этой парочке? Они же, с точки зрения Боброва — абсолютно бесполезные асоциальные личности, маргиналы, без хватки, с трудом зарабатывающие себе средства даже на пропитание, что уж говорить даже о банальных развлечениях и путешествиях. Они же ничего не видели, не знают и не понимают этот мир даже в малой части. Уткнулись, подобно кротам, в свою идиотскую идею, и тыкаются туда-сюда, как несмышленые котята.

О, как бы сам Бобров хотел бы пойти на тест. Он ведь пошел, правильно заполнил анкету. Но чертова дверь не открылась. Просто не открылась — и все…

Черт бы побрал этих Маузеров и Люгеров вместе взятых! Что в них такого, чего нет у него, Святослава Боброва, который движением руки управляет миллионами людей и миллиардами долларов? Какая нелепица. Какая несправедливость! Вот теперь лежи, как куколка бабочки, и думай, что этим уродам придет в голову, как с ними разговаривать, подчинить себе. Но сначала то придется унижаться, заискивать… Ничего, это он умеет. Уж чего-чего, а в морально-интеллектуальном поединке ему нет равных. Наверно, в нем пропадает гениальный театральный актер…

— Расстегни его, — сказал чей то голос.

Тьма пропала, и Святослав зажмурился от света, бьющего в лицо. Его распутывали, ворочая словно бездушную куклу.

— Надо же, ни разу ни пискнул, пока лежал, — удивлённо сказал все тот же голос.

Наконец, Боброва освободили из его кокона, человек отступил, и пленника оставили лежать на полу.

— Чего разлёгся, — сказал второй голос от луча света. — Вставай и раздевайся дальше.

— Догола, Бобров, догола, — подтвердил первый.

— Мне нужно увидеть ваше руководство, — сказал Святослав как можно внушительней, спокойным и преисполненным силой голосом, выделяя каждое слово.

В какой то момент ему показалось что он своим тоном ввел пока невидимых собеседников в ступор. Молчание продлилось секунд десять, а потом безо всякого предупреждения раздался хлопок, и Бобров согнулся от боли. Сгоряча он даже подумал, что пуля вошла в живот, а потом увидел резиновый шарик, какими сейчас пользуется полиция для разгона толпы.

— Твари, — прошипел он. — Вы хоть знаете, кто я?

Ему ничего не ответили, зато сильные и чрезвычайно умелые руки начали освобождать его от одежды, сняли пиджак, рубашку, ботинки, штаны, а затем и трусы. Руки завели за спину, и защелкнули наручники. Затем подняли, и усадили на стул. Со скрипом к Боброву прямо под нос подъехала тележка с мокрым песком. Две грубые ладони обхватили его голову, и резко нагнули. Лицо Святослава ушло в песок, руки кто-то вздернул вверх, что стало не пошевелиться, и тотчас же в затылочную ямку уперлись электроды шокера. Бобров закричал, чувствуя как песок гасит крик, попытался вывернуться, но тело почти не слушалось, содрогаясь от разрядов. Боль была неожиданная, и совершенно нетерпимая.

Самое обидное, что Бобров сам придумал этот метод пытки, двадцать лет назад, ещё на войне, много раз опробовал его на врагах, солдатах и офицерах вражеской тогда ещё армии, только вместо шокера он применял раскалённый докрасна нож…