— Где я? — спросил он в пустоту.

Последнее, что запомнил генерал — он в своем кабинете. Сидел, разбирал бумаги. Задремал…

Неужели инфаркт? Или инсульт? Мог просто внезапно потерять сознание и крепко стукнуться.

Да нет, что вы… Зачем инсультника или инфарктника привязывать к кровати? Он же явно и четко упакован, и крепко привязан.

— Что случилось? — снова спросил он. — Что происходит?

Послышался звук, как будто по бетонному полу тащат железный стул. Потом кто-то установил этот стул, и грузно сел на него, совсем рядом. Генерал услышал как скрипнули ножки от нагрузки. Кто-то очень тяжелый сидел рядом, и смотрел на обездвиженного человека.

— Слушайте, генерал, — сказал наконец рядом странный голос. — Я буду говорить прямо и кратко.

Голос сделал паузу, и продолжил:

— Очень скоро власть поменяется. Вместо сегодняшнего «не пойми чего» на территории этой страны будет установлен социалистический строй. Остановить это вы не сможете. Вы сможете только увеличить жертвы, и развязать полноценную Гражданскую войну. На самом деле это никому не нужно — ни жертвы, ни война. Поэтому мы предлагаем вам перейти на нашу сторону, выбрать место среди победителей. Если вы не согласны — вы будете уничтожены сразу после отказа. Вы исчезните, вас никто и никогда не найдет — и это будет достойно и честно. Если согласитесь — то вам в голову будут внедрены приборы слежения и связи. Они помогут вам не наломать дров, и действовать согласованно. Однако если вы решите просто спасти себе жизнь, и предать нас после — то в этих приборах есть заряд взрывчатки, и вы, наверно, прекрасно наслышаны о судьбах тех, кто решил играть нечестно. Пока я рассказал вам всё, что вам надо услышать. У вас ровно час на размышления и ответ.

— Стойте, — закричал Попов. — Кто вы? Вы что — серьёзно? Немедленно развяжите меня! Что хоть за шутки! Какой социалистический строй? Вы кто вообще? Вы вообще представляете кто я? Вернитесь на место! Вы слышите что я говорю?

Уже через минуту генерал сообразил, что его никто не слышит. Он был один в этой комнате.

Итак, что мы имеем? Да, уж кто-кто, а генерал прекрасно знал о «взрывающихся сотрудниках». Их было уже несколько сотен, если не тысяч. Об этом никто старался не говорить, хотя вначале это было просто уму непостижимо. Но как только ты открывал рот — можешь считать, что твоя голова тоже в зоне риска. Ты сам кандидат в камикадзе. Или просто исчезнешь…

Так вот куда они исчезали… Эти исчезновения тоже наделали много переполоху. Хотя не столько, сколько головы, разлетающиеся по стенам. Был человек — нет человека. Зашел в туалет в охраняемом здании, со всеми степенями защиты… — и не вышел. Как будто его в унитаз засосало. Смешно?

Ничего смешного. Тысячи исчезнувших сотрудников — и ни одного трупа. Ни одной весточки, ни требований, вообще ничего.

Генерал еще раз потрепыхался. Нет, закрепили надежно. Может, он спит? Попов крепко укусил себя за язык. Больно. Не спит.

Чем здесь пахнет? Он несколько раз втянул воздух, разными порциями, и в разных амплитудах. Ни хрена и ничем тут не пахнет. Нормальный, абсолютно чистый воздух без всяких примесей.

Посторонние звуки? Нет тут никаких посторонних звуков.

Так, давай без паники… Что там говорил этот псих? Гражданская война? Социалистический строй? Опять большевики из всех щелей полезли? Революционеры. Мать их за ногу. Чекисты — энкэвэдешники…

Вот только сотрудники НКВД, подумалось Попову, были кем угодно, но только не психами. Он читал критерии отбора… В НКВД даже если ты абсолютно нормален, но у тебя в близком родстве были психи — уже не брали. Вот поэтому на них пришлось вылить столько грязи — это была идеально-чистая, абсолютно нормальная государственная служба, на которой не было и единого пятнышка, которая даже при своей чистоте все равно продолжала чистится — что внутри, что снаружи. Да среди восьмидесяти тысяч служащих НКВД на границе, на заставах — в первые дни войны никто не отступил без приказа. Никто не сдался, все они стояли до конца, до последнего патрона и человека, когда вокруг шли в плен дивизиями и армиями — вот какие это были люди. Таких людей сложно оболгать. Но можно… Как только умерли последние живые свидетели — так и понеслось: руки в крови по локоть, психопаты, уроды… Хотя кому как ни Попову знать — какими они были на самом деле. Но даже он поддался на ложь и грязь.

А человеку гораздо проще поверить в ложь и грязь, потому что внутри человек и есть лживое и грязное животное, и ему доставляет истинное удовольствие, что есть кто-то более лживый и грязный.

Да у него у самого дед погиб тогда, в 41-ом, два месяца держа оборону, да не в окружении, а уже в полном, глубоком тылу у немцев. А отец? Офицер КГБ, самый справедливый и честный человек, которого он только знал в жизни?

Вот, внезапно пришло в голову, черт тебя дери, как же хочется туда, обратно, в тысяча девятьсот девяносто первый. А лучше — в восемьдесят шестой… Да, он бы сейчас показал, кто прав, а кто виноват, такие клочки по закоулочкам устроил — только держись. Всю бы нечисть вымел поганой метлой, с каждого бы спросил, по настоящему.

А он лежит, завёрнутый и беспомощный, как младенец в пелёнке.

Вот открывается дверь, снова скрипит стул под тяжестью человека. Минуту они молчат. Затем генерал вздохнул и твердо, голосом не терпящим возражений, произнес:

— Я с вами. Делайте все что считаете нужным, и начинаем работать.

В голосе человека на стуле не было и капли удивления:

— Спасибо, генерал. Мы надеялись на понимание и рады, что не ошиблись в выборе. Приборы слежения будут внедрены в лицевую часть, а также за ухом. Сейчас будет немного больно, и чуть-чуть страшно, но это не важно. Закройте под повязкой глаза, и постарайтесь расслабиться. Я начинаю обратный отсчёт. Десять. Девять. Восемь. Семь…

* * *

Генерал-майор Алексей Александрович Попов очнулся в своем кабинете. Сознание вернулось рывком, он осознал что сидит на стуле, уткнувшись лбом в столешницу.

— Заснул? — не поверил он. — Это что, был сон?

Но что это? Как это? На столе же была куча бумаг, календарь, бюро, лампа, ящик для канцелярии, монитор компьютера — в конце концов… Сейчас ничего этого не было — только одинокий желтый листочек, сложенный надвое, старый и рваный по краям.

Нет, это был не сон, это была как раз самая настоящая реальность. В нем теперь есть какие-то приборы, вживленные для наблюдения, прямо в переносицу и за ухо. Правильно он понял? Трясущимися от возбуждения пальцами Алексей Александрович потянул этот листочек к себе. Развернул. Буквы от печатной машинки ходили ходуном перед глазами. Это была клятва сотрудника внутренних органов, которую утвердили черт ещё знает когда, постановлением президиума Верховного Совета. Листочек, на котором расписывался каждый, кто тогда получал звание. На котором еще молодой младший лейтенант Попов в далеком тысяча девятьсот восемьдесят пятом поставил собственноручную лихую закорючку, и которая, согласно всем правилам, хранится в личном деле каждого, кто ее давал.

Как? Да этого быть просто не может, понятно? Не может этого быть! А взрывчатка за ухом может быть? Что, ему теперь дают ещё один шанс, но теперь уже без права на ошибку. Стоп-стоп. Кто у нас обладает такими технологиями? Американцы, китайцы, японцы, Израиль? Да ну, глупости. Нет сейчас таких технологий, чтобы людей из кабинетов федеральной службы безопасности похищать. А потом возвращать, к пустому столу, на котором только листочек от личного дела.

Тот, кто с ним разговаривал — был человеком. Вполне определенным конкретным человеком.

Не японцем, не американцем, не инопланетянином или загробным существом. И этот человек — знал будущее. И в этом будущем почему то требовался генерал-майор Попов, Алексей Александрович. Да, хорошо, просто замечательно, черт его дери… Не лезет ни в какие ворота, но как рабочая версия очень даже ничего. Ссорится с людьми, которые знают будущее — не рекомендуется никому. Это факт, никто в это всерьез не верит, но от этого факт менее значимым не становится. Ладно. Да, если пришло время вспоминать слова старых клятв, значит… Пришло время.