В переносном смысле Вральман, в принятой трактовке, имя беззастенчивого лгуна и хвастуна. Но такое выводится не из его характера, наклонностей – если вы помните, в этом грехе он мало повинен, – а из его фамилии, образованной из русского слова и иноязычного элемента: Враль+ман (немецкое – «человек»).

Словарь русского языка так определяет значение этого просторечного слова: «бездельник, озорник, несерьезный человек». А в «Этимологическом словаре» М. Фасмера указывается, что имя Гаврик – уменьшительное от Гавриил, Гаврила и что в ряде говоров слово «гаврик» означает «простак», а также «хитрец», «мальчуган». Какой из этих смысловых рядов более убедителен, судите сами. Но они все же недостаточны. В речевой практике словом «гаврики» можно обратиться к друзьям-товарищам, отозваться шутливо о какой-либо группе сверстников.

Откуда пришло к нам это слово? Возможно, из неоконченной повести А. Гайдара о мальчишке Иртыше.

«Это был шумливый, бойкий, смышленый, задорный мальчик с живым, но болезненным выражением бледного лица. Он шнырял по городу, напевал, играл в бабки, рылся в канавах, поворовывал, но делал это весело… У него не было ни крова, ни пищи, ни тепла, ни любви, но он был радостен, потому что был свободен». Таким выписал этого гамена, иначе сорванца, озорника, уличного проказника, В. Гюго в «Отвер-женных». Кто читал роман, мог бы дополнить этот характер словами: храбр, горд, щедр, добр, независим, находчив. И еще найдете вы в книге афористическое высказывание писателя: «Га-мен – краса нации и одновременно ее недуг».

Со школьных лет помнится хрестоматийный отрывок: бесстрашный Гаврош на баррикадах. Под огнем гвардейцев он совершает вылазку – добывает патроны из сумок поверженных врагов. Теперь сражение можно продолжать. Он играет со смертью – и пули рассвирепевших гвардейцев долгое время пролетают мимо. Но роковой кусочек свинца все же настигает маленького храбреца. Обернувшись в сторону, откуда раздался выстрел, Гаврош спел свой последний озорной куплет. «Он не кончил песни. Вторая пуля того же стрелка оборвала ее навеки».

Имя Гаврош стало нарицательным. Им могут наречь юнца – обладателя ряда качеств, пре-имущественно положительных, своего прототипа.

Откройте словарь В. Даля и найдите слово «галиматья». Оно поясняется так: «бестолковщина, чепуха, вздор, бессвязица, бессмыслица. Галиматейный – вздорный, пустой. Галиматейщик – пустослов, вздорный болтун, говорящий бессмыслицу…»

Производные «галиматейный», «галиматейщик» вышли из употребления, и, как видно, вторая жизнь им не суждена. А вот слово «галиматья» живет и здравствует.

Каково происхождение этого затейливого слова? На этот счет имеется несколько версий. Привожу две, достоверность которых мы вправе подвергнуть сомнению, но они любопытны тем, что каждая связывает происхождение слова с антропонимом.

В Париже у некоего крестьянина Матиаса украли петуха. Пострадавший пошел в суд. Адвокат потерпевшего должен был, по традиции того времени, выступить на латинском языке, в котором был не слишком силен. И в речи он так часто произносил имя своего клиента (Матиас) и упоминал его петуха (галлюс), что безнадежно запутался сам и запутал других. Словом, вместо того, чтобы сказать «галлюс Матье» (петух Матиаса), он договорился до «галли Матиас» («петуший Матиас»).

Процесс о петухе благодаря незадачливому адвокату стал у парижан притчей во языцех. Из «галли Матиас» появилось слово «галиматья», которое шагнуло далеко за пределы Франции.

Версия вторая. Жил (опять-таки в Париже) врач Галли Матье, человек находчивый и остроумный. Он сдабривал свои медицинские советы шуткой, пикантным анекдотом, чем заметно поднимал настроение пациентов. Смехотерапия оказалась и полезной, и приятной. Став модным врачом и не имея возможности навестить всех, ожидавших его помощи, Матье начал рассылать своим больным листочки с каламбурами и остротами, которые по имени доктора Галли Матье стали называться «галиматьей».

Как бы то ни было, подобные истории лишний раз доказывают, в каких занятных и неожиданных ситуациях может порою родиться слово и, более того, выполнять иносказательные функции.

Как-то Шекспиру попала на глаза датская средневековая сага. Гамлет, сын короля, притворясь безумным, мстит отчиму за убийство отца, женитьбу на матери и незаконное занятие престола.

Гений Шекспира преобразил незамысловатый сюжет о родовой мести в трагедию высочайшего социального звучания. Когда в 1601 г. в английских театрах впервые была сыграна «Трагическая история Гамлета, принца Датского», перед зрителями предстал вместо коварного мстителя образ мыслителя, человека высокого душевного благородства и светлых устремлений.

Гамлет глубоко уязвлен падением нравов в своем отечестве, бушующими в нем низменными страстями – враждой, преступлениями, лицемерием. Герой отчетливо сознает необходимость очистительных перемен, искоренения зла, утверждения добра и справедливости. Действительность ставит героя перед сложным выбором. Следует знаменитый монолог: «Быть или не быть – вот в чем вопрос», трагический монолог одинокого страстного обвинителя зла, колеблющегося в выборе путей своей борьбы. А такие одиночки обречены на гибель.

Ни один образ мировой драматургии не знал столько истолкований, сколько этот. Порывы Гамлета, противостоящего обществу, бесплодны; сущность Гамлета – в конфликте между идеей и действием; Гамлет – символ бездействия и нерешительности… Но при всех разночтениях гамлетовский тип вольно или невольно отождествляется с людьми, отвергающими теневые стороны действительности, но бессильными их изменить.

В принятой у нас трактовке имя Гамлет стало характеристикой мятущегося человека, исполненного внутренних противоречий и сомнений. Отсюда гамлетовский, требующий размышления и выбора вопрос.

«Гамлетизм», «гамлетовщина» – душевный склад, присущий людям сильного ума и слабой воли. Слово «гамлетовщина» употребляется, как правило, с пренебрежительным оттенком.

Однажды, когда Ганимед, сын троянского царя, пас отцовские стада, его узрел с высот Олимпа верховный бог Зевс. Очарованный неописуемой красотой юноши, он повелел своему орлу вознести Ганимеда в чертоги небожителей. Там царевича одарили бессмертием и определили разносчиком нектара и амброзии к пиршественному столу богов.

Миф впервые донесен до нас гомеровской «Илиадой»:

Младой Ганимед, небожителям равный. Истинно был на земле он прекраснейший сын человеков! Он-то богами и взят в небеса, виночерпцем Зевесу. (Перевод Н. Гнедича)

Сюжет вдохновенно разрабатывался после-дующими поколениями поэтов Греции и Рима – Пиндаром, Горацием, Виргилием, Овидием. А в образной речи Ганимед стал шуточным синонимом человека, потчующего гостей напитками:

Не сытому хвалить обед, За коим нимфы, Ганимед Гостям амброзии разносят… (Н. Карамзин. К бедному поэту)

Астрономы наименовали Ганимедом и один из спутников Юпитера, и малую планету (№ 1036).

Еще девятилетним мальчуганом Ганнибал Барка, впоследствии выдающийся карфагенский полководец, неутомимый и свирепый враг Древнего Рима, поклялся своему отцу, карфагенскому правителю Гамилькару, вечно бороться с Римом, угрожавшим Карфагену. Он сдержал свою клятву, и много раз судьба Рима висела на волоске (см. следующую статью). Но в конце концов победа осталась за Римом. Ганнибал умер в борьбе – отравился, чтобы не попасть в руки врагов.