Им было так комфортно внутри моей дырявой, сквозящей, как в форточку, разочарованием, душонки.

— Киреев, двенадцатый билет.

Я записала номер в журнал. Следующий посетитель продолжительно торговался с судьбой, сканируя ладонью задания. Я не выдержала и оторвала надрессированный взгляд от бумажек.

А в аудитории было хоть и людно, но несправедливо заметно… Совсем не то, что одна девица заявилась без допуска. Плевать.

Муратов Алексей не пришёл на зачёт.

Будь я стеклянная, в районе груди у меня бы откололся кусочек. Но я была сплавом из жести и усмешек. Поэтому просто уткнулась обратно в журнал.

Сплав — это хорошо. Если есть антикоррозионное покрытие…

Первые полчаса группа писала ответы. Скорее списывала. А я без всякого желания вставать из-за стола притворялась доброй. И что в этом было хорошего? Если бы Ирка со мной разговаривала, я тогда спросила. Но уверена, впечатлительная дамочка, выросшая на сказках Андерсена, не смогла бы объяснить мне всю прелесть того, как здорово быть удобной для окружающий. Я последнее время, что осталась в одиночестве, пробовала вести себя хоть чуточку иначе. И мне эти перемены слабо нравились. Всё-таки, мы с Иришкой были очень разные.

Большая часть жизни теперь проходила в темноте, и вот за удивительно красивыми аркообразными окнами в "амфитеатре" быстро стало черно. Я не успевала отслеживать, как сменялось время суток. Один за другим парни начали подсаживаться к столу, уверенно и не очень излагая ответы на билеты. Я одобрительно кивала на любую чепуху и совершенно не задавала никаких уточняющих вопросов. Один раз, правда, спросила закон Ома, после чего взяла у заметно обалдевшего студентика зачётку и поставила "отлично".

Я не знаю, что со мной происходило. Впервые мне было насрать.

К моменту, когда в аудитории нас осталось трое, парниша, последний в очереди, совсем не знал, чем себя занять, потому что списал уже всё, что мог и хотел. Позади было уже два с лишним часа, и я совсем не старалась поддерживать заинтересованное выражение лица. Мне было так грустно… А Ревин всё бубнил, бубнил…

Я заподозрила странное, когда двое обернулись к двери. Весь день их удивлённые лица были призваны веселить меня, но никак не хотелось смеяться. А теперь они пялились на заплутавшего гостя, видимо, похожего на приведение.

Если это был Муратов, мне стоило разозлиться.

— Извините, можно? — я стремительно обернулась на осипший голос, от которого стало болезненно щекотно в груди, и не смогла удержать рот сомкнутым.

Лекса, конечно. Кто же ещё.

При каждой нашей встречи ему удавалось меня шокировать. И в этот раз он изумил прямо с порога.

Скромностью.

— Заходи.

Я уже упоминала о сегодняшнем моём равнодушии? Он хотел "отлично", и, о Всемилостивый, я была достаточно растоптана, чтобы сделать ему такой подарок. До конца владеть своим гнусным желанием восхититься его чертами я не могла, слишком уж долго не виделись. Поэтому я мельком взобралась взглядом по тёмной фигуре, дошла до уныло смотрящих в пол глаз и нахмурилась.

Боюсь, это была не скромность…

Помилованный Муратов зашагал по аудитории и опасливо подобрался к моему столу. У отвечающего студентика брови поползли вверх. Спасибо за реакцию на возмутительную наглость. Видимо, моя мимика атрофировалась после стольких потрясений. Без всяких инструкций Лекса забрал оставшийся билет, избегая встречаться со мной взглядами, и потащился к первым партам. Я всё-таки закусила губу.

Между нами что-то было. Как минимум, в его присутствии — моё шарашащее давление.

Парень напротив откашлялся.

— Кхм… Для ускорения повторного включения линий и уменьшения времени перерыва электроснабжения… — нудно продолжило доноситься из-за бумажки.

В ушах ухал пульс и раздавались чёртовы стихи. Волнительно скрывать от самой себя.

Хотелось остаться с Муратовым наедине.

Эти двое уйдут, а Лекса останется. Начнёт задавать свои любимые наводящие вопросы. А мне что, подойти ближе? Нет, и не сдвинусь со стула. Сам подойдёт. Надеюсь, в этот раз он пожаловал без пирожков… Да нет же! Мне ужасно хотелось пирожок! И вовсе не потому, что я обожала вишню, не потому, что была голодна… Эй, посмотри на меня.

Хотя бы разочек…

Только Лекса не смотрел. Он уткнулся в билет, словно зомби, шкрябал какие-то записи на листке. Но это даже вблизи первой парты не походило на ответ. Сейчас это не могло ввести меня в заблуждение. Если так начинался его новый трюк, то он не вызывал должного доверия, ведь Муратов с легкостью заберет свою пятерку, стоит ему сегодня выдавить хоть мало-мальски стоящее.

— До свидания.

Я наблюдала, как очередной студент удаляется с добытой "потом и трудом" подписью в зачётке. Затем участь последнего повторил его недалекий одногруппник. Лекса должен был удивиться тому, как легко эти двое заполучили тройки.

Но он не замечал ничего вокруг себя. А может делал вид.

Мы остались вдвоём…

— Кхм, — я представляла себе это немножечко иначе. Зачёт наступил неожиданно быстро. Лекса опоздал на два с лишним часа… Я же ни чуть не реагировала. Это был нонсенс. — Присаживайся.

Мне показалось вдруг, что с тех пор, как мы с Иришкой разругались, я училась быть добрее ради этого момента.

Парень с неизменно строгим выражением лица послушно поднялся и зашагал к моему столу. Без листка и билета. Так, конечно, тоже неплохо. Я полюбуюсь. Но лучше бы следовать общепринятым нормам. К ответу на зачёт приносить сам ответ…

Муратов рухнул на стул, сев ко мне в профиль. С боку он тоже был привлекателен. Ресницы длинные, губы по-серьёзному надутые и форма носа, единственно для него верная, слегка лживая, если оценивать с этого ракурса. А равнодушно опущенный к полу взгляд украшал очевидный недосып. Кожа вокруг глаз припухла, делая фарфоровое насупившееся личико чуть человечнее.

— Номер билета можно узнать? — кого я спрашиваю… Оставался ведь один билет, семнадцатый. — Ладно, неважно… Назови типы схем и виды.

В солнечном сплетении неприятно отдало, когда парень продолжил смотреть в ту же точку. Пожалуй, изощреннее укола, чем игнорирование, не придумать.

— Слышишь?

Я начинала понимать. Он был чем-то подавлен. И… Мне было известно только про одну возможную причину. Неужели, я его настолько обидела своим уходом?

— Да.

— Что "да"?

— Я вас слышу.

Впервые мне не доставляло удовольствие напряжение в нашем диалоге.

— Тогда я жду ответ.

Муратов продолжал бить свои личные рекорды сравнивания меня с пустым местом. Но вопрос был настолько легкий, особенно для него, что мне стало неловко.

— Что такое пусковые органы? — старалась не сдаваться я.

— Не знаю.

Я вспомнила себя на улице, с двумя связками ключей, смотрящую вслед стремительно уходящей Ире…

— Хорошо… Какие существуют схемы с одной системой сборных шин? — на коллоквиуме Лекса легко ответил на этот вопрос.

Он равнодушно пожал плечами.

— Не знаю.

В этой несмешной игре я чувствовала себя отстающим.

Преисполнившись смелости… Или что это было, разошедшееся безобразной дрожью по телу? Она взобралась даже на шею и щеки. Я набрала впрок воздух и без намека на издевки решилась спросить это.

— Лекса… У тебя всё в порядке?

Парень заёрзал на стуле. Я тоже. Он даже не удержался от мельком брошенного в мою сторону взгляда, источающего горечь, и отвернулся к пустой аудитории.

— Не ваше дело…

Меня передёрнуло. Казалось, терпения на то, чтобы справиться с его злобным ответом не осталось. Всё ушло на крохотное проявление человечности, но Муратов этого поступка явно не оценил. Он продолжал демонстрировать мне макушку с крупными чёрными завитками волос. Так никому не было позволено общаться с преподавателем.

И несмотря на это. Я не стала отвечать ненавистью, у всего существовала своя причина.