***

Проснулась я поздно, в пол первого утра. Лицо было отекшим, как и полагается по утрам, зато до завтрака фигура выглядела словно у Беллы Хадид. И если бы у меня

была мама, она бы назвала меня «Веточкой». Настроением похвастаться я не могла, чувствовала себя будто я дождевой червь, когда дождь будет лишь через месяц. Я потерла глаза и потянула руками, чтобы проснуться. Одев тапочки, я крикнула:

— Дим, принеси кофе. Глаза друг к другу липнут. — внизу все засуетились и я лениво пошла в душ, чуть не упав, потому что за время сна моя левая нога онемела. Мылась я не более десяти минут, быстро почистила зубы, наскоро помыла голову, шампуни купленные в Мауэре промывали голову крайне быстро, но волосы все же качеством похвастаться не могли. Простокваша гораздо лучше влияла на голову. Остальные минут тридцать я стояла под горячей водой, из-за которой после душа я выглядела как вареный рак, зато довольная и в милой пижаме с котиками. Я вышла из ванной комнаты и снова крикнула:

— Дима! — я услышала, что за углом кто-то стоит и сразу поняв, что это Дмитрий, либо горничная, я сворачивая за угол, кричала — Где мой кофе и завтрак, черт тебя дери..- я резко остановилась, вместо Димы с завтраком и кофе на диване сидел Агафон, довольный, как кот.

— Доброго утра, свет от утренних лучей. Ты видела погоду? — я мельком глянула на окно, дети играли рядом с моим забором, солнце пекло, точно стояла температура более 30°.

Я подошла к Агафону и села рядом с ним, незаметно посмотрев в зеркало, чтобы оценить мою внешность перед ним. Вдруг улыбка с лица парня спала и он нервно потер руки. Я вопросительно посмотрела на него.

— Я кое-что сделал для тебя, вообщем вот. — Агафон достал из-за спины конверт и передал мне. Он нервничал, будто там признание в любви, но когда я достала содержимое конверта, то моя челюсть упала на пол от мелодичности.

«И кто бы, что не говорил.

С тобою буду всегда мил.

И все мои ранние стихи.

Я посвящал тем, кто внутри:

И бесы, и чутье из леса, узоры на

Носу принцессы.

Но про узоры я писать стал, лишь

Тогда, когда в «кровать».

Всей моей жизни, разных мечт.

Проник принцессы славной меч.

А той принцессой была ты,

Не смотрела на Дракона с высоты.

Ты любовалась мной, я видел!

Тебя тоже не могу развидеть..

Приходишь ты в мой каждый сон.

В нем приходил к нам купидон.

Он стрельнул мне прямо в сердце.

Ну, а с тобой танцевал скерцо.

Ты улыбалась нежно мне,

Видел улыбку я везде.

Во тьме, во снах, в виденьях тех,

Что приходили для утех.

Я будто на утесе, при принцессе той.

Что с ума сводила, своею красотой.

Неутолимой жаждой, неразрешимою волной.

Я при закате темном, смотрю на звездный бой.

Глаза болят, все шипит.

Моя душа кипит, ведь каждый миг

С тобою, взрывал как динамит.

Но не буду больше я стеснятся,

Писать и говорить все вкратце.

Я для тебя, для наших мечт.

Готов весь город пересечь.

Выпить до дна реку «Мурат».

И смотреть с тобою на закат..»

Я видела, что Агафон стеснялся, поэтому унесла стих в комнату и положила на стол, кончено хотелось поставить его в раму и перечитывать каждое утро, как аффирмацию, но если бы это увидел Агафон, то стеснялась бы уже я, поэтому поставлю в рамочку после его ухода. Я вернулась к парню и вроде бы атмосфера была нормальной, но что-то не позволяло смотреть ему в глаза. После меня позвали завтракать, слава Богу повар заметил, что Агафон пришел и приготовил завтрак на двоих. Сначала поэт отказывался, но потом съел весь завтрак, пока я допивала кофе.

***

— В чем сама тренировка? — я села на скамейку, пока Агафон проводил какие-то махинации с забором. Я ждала ответа долго, а после стала ходить за ним по пятам, ведь пока он шептал что-то, ходя по периметру, делать было нечего. После Агафон стал читать мне лекцию о том, что нужно отвечать на звонки, по его выражению лица показалось, что он обижен, либо сосредоточен. Я поставила на второе и рассказала о том, как потеряла телефон. Агафон усмехнулся и перестал говорить со мной, казалось, что он не поверил. И когда Агафон дошел к точке, с которой изначально и начал свой путь по периметру забора, над всей территорией дома стал строиться черный купол. Скорее всего он закрывал мой дом от чужих глаз, я даже немного испугалась. Что за тренировка, которую не должны видеть? На мгновенье стало темно, но в миг включились фонари и осветили территорию дома словно ночью. Из-за того, что темнота была искусственной, получилось странное комбо. Пение птиц, особенно я любила пение Симфоний. Эти прекрасные птицы словно были оперными певицами с высшим уровнем вокала. Кстати, больше они меня не предупреждали, лишь в их пении присутствовали такие фразы, как:

Осторожно, берегись, тише будь, ниже стой.

Даже понятия не имела, что это обозначает, так что значения не было. Мысли, что они предупреждали меня об Агафоне как тогда, были, но я отмахивалась от этих мыслей большой, красной мухобойкой.

— Где твой Джонни? Он же не будет следить за тренировкой. Везде угрозу для тебя видит, урод. — я захихикала смотря, как в глазах Агафона виднеется ярость. Он ревнует?

— Не переживай, я давно от него отказалась. — Агафон радостно закивал и собирался начать мне что-то объяснять, как вдруг он что-то вспомнил. Его глаза расширились, он не знал куда свернуть и что сказать. Мне тоже стало тревожно. Агафон беспокоился только тогда, когда это было нужно. В голове словно тысячи бабочек порхали мысли(скорее мух). Я невольно оглянулась по сторонам и украдкой заметила, что теперь Агафон широко улыбается и смеётся. Будто его злая учительница математики увидела посвященный ей стих с не особо хорошим содержанием.

— Ты че пацана в царство Мауката отправила? — Агафон смеялся так, что его грудь стала трястись. Парень согнулся в двое и не в состоянии остановить истерику, упал на траву. Я с глазами по пять копеек могла только смотреть на него, то и делая, что перебирая в голове, что в этом смешного. Он пытался, что-то сказать, но из-за смеха не мог, да я и сама стала смеяться! У него рожа была, будто его в кипятке варили. И когда его вопли раненого тюленя закончились, Агафон вытер слезы смеха на глазах и сказал:

— Ты реально Джонни к Маукату отправила? — я пожала плечами, а Агафон положил руку на грудь и стал глубоко дышать, видимо, чтобы снова не засмеяться. Теперь меня стало распирать не любопытство, а то, что я устала ждать объяснения. Не успела я пожаловаться, что хочу узнать о том, что не так с царством Мауката, когда Агафон сказал:

— В царстве Мауката люди живут, на платинах, потому что снизу живут монстры, которые являются подчинёнными Мауката, я когда туда заходил последний раз, то там коровы летали. — я стала хихикать, представляя, как Джонни прячется от летающей коровы, которая стреляет в него молочными патронами, а потом вспомнила, что когда я там была, то монстров не было. Я пыталась воспроизвести тот день в своей голове словно мультфильм, но платин там точно не было! Как вдруг, я вспомнила, что была там не одна, а с Люсей. Я не знала где она, что с ней и сразу решила, что нужно найти её, но тогда, когда я научусь контролировать силу.

— Но когда я там была, то платин не было. — Агафон махнул рукой, как бы говоря(минуту) и приложил к её ко рту. Через пару минут раздумий, будто только сейчас он оплатил интернет и смог загуглить мой вопрос в голове, он ответил:

— В царстве Мауката есть столица «Шауэр». Остальное область, в области людей нет, поэтому и платин нет. А сам Маукат живет в области, я был у него и знаю. Тебя же тоже к нему подкинуло? Вот ты и не видела платин. А в «Шауэре» есть люди, поэтому и платины есть. Зная, что ты спросишь я скажу. Шаукат и Маукат братья, до их ссоры они нормально общались и любили друг друга. Да мне вообще кажется, что они не родные, ведь Шаукат — это Бог, а Маукат — это Демон, либо Сатана. Их жизнь, из-за их хороших отношений они назвали свои города в честь друг друга. До этого города назвались по другому, только когда на престол взошли Маукат 4 и Шаукат 4, название сменились. Дальше, Бог назвал в честь брата «Мауэр», а Маукат в честь Шауката «Шауэр». И сейчас твой Джонни сидит где-то в Шауэре на платине. Ему повезло, если бы ты у Шауката отказалась от него, то он бы стал Ординаром, а так человеком, правда в волшебном городе. — у Агафона был талант повествователя. Да это ему и нравилось, пока он рассказывал, я могла лишь сидеть с открытым ртом и слушать. То, как он подбирал интонации, это не описать текстом. Благодаря его интонации, я сразу понимала, что он хочет мне донести. Во время рассказа Агафон выпрямился и даже не смотрел на меня, только в его глазах начал разжигаться костер, а к концу рассказа в его глазах горел целый лес, образуя все сносящий пожар.