Так и тянет на банальности, крылья всякие… в небо… к солнцу… Для пассажира это не совсем так. Когда заранее прибудешь в аэропорт, отстоишь все очереди, пройдёшь все досмотры, потом втиснешься в небольшое кресло – смотреть в маленький грязный иллюминатор уже не хочется. Если и ощущаешь себя птицей, то скорее в зоопарке в клетке, среди таких же несчастных. Вставать нельзя, компьютер ни-ни. Много часов в замкнутом пространстве. Да! Ещё страшно! Мало кто признается, но мысли-то непослушные в голову лезут. Напоминают всякие катастрофы и происшествия. Высоко всё-таки – десять тысяч метров.

Поэтому при любом изменении режима работы двигателя самолёта, при небольшой воздушной ямке я сразу вспоминал «свежий анекдот», или сообщал новые сведения о животном мире тропиков, или… Ну, что угодно, только отвлечь свою благоверную, щёки которой мгновенно покрывала бледность.

К полёту надо подготовиться основательно. Кроссворды, любимая книга, газеты, бумага для записей и ручка, а главное – настольные игры. При правильном чередовании эти занятия отвлекают, скрашивают полёт; если между ними удаётся ещё вставить крепкий сон, можно считать, что первое испытание Вы преодолели.

У нас к вышеперечисленным занятиям добавилась тема для беседы. Читая памятку туристу в Таиланде, мы с интересом обнаружили информацию о том, что несчастный, осмелившийся оскорбить местного короля, получает двадцать лет местной каторги независимо от гражданства, вероисповедания и половой принадлежности. Супруга моя с ужасом посмотрела на меня.

– Двадцать лет! Это же так долго!

– Такое ощущение, что я уже на каторге, – сказал я.

– Милый! Я очень боюсь! Ты же так любишь всех критиковать. Обещай мне, что ни одного слова ни по какому поводу ты не будешь говорить об этом замечательном, чудесном таиландском короле.

– Да, конечно, – неуверенно пробормотал я, а на языке у меня уже так и вертелись самые нелестные замечания в сторону этого монарха.

– Двадцать лет! Подумать только! Двадцать лет! А как же я?! И зачем мы только поехали!

– Послушай, дорогая! Прекрати, пожалуйста, каркать, – я дал страшную клятву: во время нашей поездки не касаться никаких политических, социальных тем, до тех пор, пока не вернусь на российскую землю. А тем временем наш Боинг мягко приземлился на землю таиландскую и изо всех сил старался затормозить на ней, стремительно приближаясь к зданию аэровокзала.

Жители Таиланда называют свою страну «страной тысячи улыбок». При этом они иногда действительно улыбаются. В остальное время пропорции настроений на их лицах соответствуют лицам в других странах. Видел я, пожалуй, народы более жизнерадостные.

Но эти наблюдения рассмотрим позже, а пока…

– Цапли! – радостно воскликнула моя супруга. Цапли неторопливо прогуливались вдоль взлетной полосы, выискивая добычу в траве.

– Во многих южных странах цапли населяют города примерно так же, как наши голуби. В Египте ни одна помойка не обойдена их вниманием, – поучал я, но так увлёкся повествованием, что забыл, как мы вместе с супругой с фотоаппаратами гонялись за цаплями по египетским свалкам. Недаром ценю её врожденное чувство такта: она почти ни когда не заострит внимание на моих повторах.

Тяжёлое пасмурное небо нависало над редкими пальмами. Вот-вот и оно обрушится тёплым ливнем. Горячая влажность встретила нас у самого трапа, резко контрастируя с кондиционерами на борту самолёта.

– Тут и без дождя уже весь мокрый, – проворчал я. – Кстати! Мы взяли зонтик?

– Ты же помогал мне собираться. И выложил массу нужных вещей, – торжествующе заявила супруга.

– Мне кажется, у нас заключено не перемирие, а крепкий долговременный мир. Тем более, нет самолётов, способных поднять то, что мы хотели взять в поездку.

– Ладно! Пошли за нашими чемоданами, – вздохнула супруга. Вообще-то, вздыхать должен был я. Мои ноги спасали прочные ручки наших саквояжей: если бы ручки под тяжестью оторвались – упавшие чемоданы неизбежно сломали мне ноги. Именно поэтому я следил, чтобы обслуживающий персонал в каком-нибудь государстве не попытался поднести наш багаж. Мне искренне жаль смотреть на метаморфозы лица несчастного при попытке поднять сей груз. Сначала сбегает улыбка, потом вены набухают на лбу и шее, почти сразу выдвигаются вперёд глаза. Лицо меняет всю гамму возможных окрасок, тогда мне приходится отбирать багаж и тащить самому.

Идти по аэропорту нам не пришлось, эскалаторы бесшумно и быстро пронесли нас через всё огромное здание. Паспортный контроль, багажное отделение. Из толпы кричащих турагентов с табличками мы сразу выбираем «своего». Им оказалась невысокая плотная тайка.

– Я Моль! – сообщила она.

– Я надеюсь летучая? – спросил я.

Острый локоть жены больно ткнулся мне в бок.

– Меня зовут Моль! – радостно сказала встречающая и вручила нам по чудесной живой орхидее в виде значка, чем окончательно покорила мою супругу.

– Очень красивый у Вас аэровокзал, – сказал я.

– О! Да! Наш Король Его Величество Маха Вачиралонгкорн Рама X очень заботится об аэровокзале, – ответила Моль с очаровательной улыбкой.

При слове «король» я сразу замолчал и всем телом своим почувствовал напряжение своей жены. Она умоляющим взглядом посмотрела на меня, а я подбадривающе кивнул ей: «всё в порядке». После чего мы натянули на физиономии дежурные улыбки и следовали за гидом, стараясь не говорить вообще. В ответ на любое обращение мы синхронно кивали, как «китайские болванчики».

За окном нашего микроавтобуса проносились небоскребы вперемешку со зданиями, которые я назвал бы хрущобы. Мимо нас и навстречу двигались разномастные автомобили: от новеньких японских до старых трудяг неопределенного происхождения, очень много пикапов, микроавтобусов и мини-грузовичков. Стайки мокиков, мотоцикликов и прочей мелочи составляли львиную долю участников дорожного движения. Движение это производилось по простым дорогам, но чаще подвесным автотрассам, которые в два, а иногда и три яруса опутывали город. Причём третий ярус располагался выше семиэтажных домов.

Рассказывая о достопримечательностях на неплохом русском, наш гид через каждые несколько слов обязательно упоминала Его Величество – Маху Вачиралонгкорна Раму X. При каждом его упоминании мы вздрагивали.

В промежутках между домами встречались небольшие скверы и парки. Пестрели рекламные щиты.

Наконец, наш микроавтобус въехал в лабиринты небольших переулочков, зажатых меж огромных домов. Ловко лавируя между мотоциклами, торговыми тележками, и пассажирскими мотороллерами, он добрался до отеля, стены которого уходили куда-то высоко в небо. Перед въездом на парковку образовалась пробка, вызванная как раз мотороллером, перегородившим дорогу. Со всех сторон скапливались автомобили и сбегались прохожие, привлечённые динамичной сценой.

Около мотороллера стоял его водитель – небольшой таец и, через каждые три минуты изображая вежливую улыбку, повторял фразу: «Фифти долларс». В ответ маленький полный итальянец разражался гневными тирадами и бегал вокруг, отчаянно жестикулируя. Второй итальянец, такой же черноволосый и кудрявый, как первый, был в два раза выше и крупнее. Он озадаченно переводил взгляд то на водителя, то на своего товарища. Мы выбрались из автобуса и подошли поближе.

– Ке гранде кула!!! Корнуто! Корнуто!!! – бушевал маленький.

– Он называет водителя данного транспортного средства, которое, кстати, называется тук-тук, задницей большого размера и утверждает, что другие мужчины имеют близкие отношения с его женой, – перевел я.

– Фифти долларс, – вежливо улыбаясь, ответил водитель.

– Вай кагаре! Бастардо! Бастардо!!! Бастардо!!! – взвыл маленький, ускоряя бег вокруг тук-тука, отчаянно хлопая себя по ляжкам.