Когда отключается свет, я стараюсь не шевелиться. Вздрагиваю, услышав, как все двери разъехались в разные стороны, запустив в вагон прохладу и сырость. В темном вагоне начинают вспыхивать небольшие белые огоньки — мои попутчики включают в телефонах фонарики и, намереваясь подойти к краю вагона, чтобы посмотреть, что же там такого в этом бетонном сыром тоннеле, сами того не осознавая накликивают на себя беду.

— Выключите… — шепчу я, внутри меня от страха даже сердце начинает биться медленнее. — Выключите свет…

— Чего сказал? — доносится до меня вопрос, произнесенный грубым мужским голосом.

И в следующую секунду этот же голос, но уже не грубый, а надрывный и неестественно высокий, разрезает воздух коротким вскриком.

И начинается паника.

Вагон покачивается, я подбираю ноги, затаскивая их на сиденье.

Белые огоньки телефонных фонариков маячат перед глазами как светлячки, и я зажмуриваюсь, лишь бы ничего этого не видеть. И не слышать. Но сколько бы я не прижимал ладони к ушам, заглушая звучащие отовсюду крики, женские и мужские голоса все равно отчетливо пробиваются в мою голову.

А вагон все раскачивается и раскачивается. Туда-сюда. Туда-сюда.

Само понятие время исчезает из этого тоннеля, оставляя вместо себя лишь удушающую и холодную бесконечность. Секунды кажутся часами.

В какой-то момент в моей голове вспыхивает фейерверк боли, яркие пятна перед глазами начинают плясать в быстром хороводе — кто-то в этой суматохе умудрился заехать по моему лицу локтем. Переносицу начинает жечь, но, надеюсь, она не сломана. Кровь точно не идет, в носу нет щекочущего чувства, а во рту — привкуса железа. Но вместо этого есть десяток голосов.

— ПОМОГИТЕ!!!

— Что это?!

— ОТЦЕПИСЬ ОТ МЕНЯ!

— Кто-нибудь!

— НЕ ТЯНИ!..

— ПОМОГИ-И-И!..

Голоса… они звучат со всех сторон.

Странные голоса, с нотками истерии.

Голоса людей, оказавшихся в западне.

Оказавшихся сбитыми с толку.

— Эй, ты!..

Меня хватают за ворот футболки и цепкими пальцами впиваются в темную ткань, щипая кожу на ключицах.

— Помоги! — кричит человек мне в самое ухо. — ПОМОГИ МНЕ!

Его слюна попадает мне на лицо. Из его рта пахнет жженым кофе. Горьким, дешевым. Из какого-нибудь автомата у входа в метро. Этот запах оседает в носу, в горле, я чувствую этот вкус на своем языке.

— ПОМОГИ!

В попытке отцепить от себя пунцовопятного — а это определенно был именно он — я вместе с ним сползаю на пол. Холодная желеобразная слизь пропитывает футболку и джинсы, попадает на кожу шеи, пачкает волосы на затылке. От омерзения и страха я на миг застываю, и звуки исчезают.

Осознание ошибки, которую я только что совершил не по своей воле, пробивает в теле мелкую дрожь.

Я на полу.

На полу, по которому ползает эта тварь.

Мне нужно забраться обратно на сиденья.

И молчать.

Не шевелиться.

Молиться, чтобы оно ушло.

Не заметило меня.

Нужно всего лишь перетерпеть…

Но резкая боль в ногах выбивает из головы мысли, а из легких весь воздух. Мой крик так и оседает в горле плотным комком.

Я чувствую, как мои ноги прижимает к полу невидимая мне сила. Она настолько тяжелая, что я не могу пошевелиться, нижняя часть моего тела словно перестала быть моей собственностью. И я понимаю, что у этой «силы» есть оболочка из склизкой вонючей плоти.

Наверное, если бы на меня внезапно забрался морж, ощущения были бы такими же.

— ПОМОГИ МНЕ!

Пунцовопятный вцепляется в мои плечи, пытается оттолкнуться от меня, чтобы подняться, но у него ничего не выходит. Он, как и я, прижат к полу.

— ПОМОГИ!!!

Но я ничем не могу помочь. Ни ему, ни даже себе.

Лишь когда его голос затихает, а тело прибавляет в весе с десяток килограммов, на короткий миг я испытываю облегчение — его мучение окончилось. Он больше не будет кричать. И боли он тоже больше не почувствует. Тварь стаскивает его с меня и… наверное пожирает. Почему «наверное»? Потому что я не слышу ни причмокиваний, ни хруста костей. Просто приходит осознание, что пунцовопятного больше нет. В самом прямом смысле — от него ничего не осталось.

Продолжаю лежать на холодном полу, не в силах пошевелиться. Даже не сразу соображаю, что больше ничто не мешает мне подняться обратно на сиденье — тяжесть, придавливавшая меня к полу, исчезла. Вот только…

Способность здраво рассуждать возвращается ко мне только с приступом новой, отрезвляющей боли — мои ноги что-то опутывает. В голове сразу рисуется образ огромного удава или… да, анаконды. Той самой здоровенной змеи, обитающей в джунглях и способной своими «объятиями» переломать взрослому человеку все ребра.

Может, по этим тоннелям и ползают такие вот змеи? Про крокодилов же когда-то ходили байки, мол, наигравшись с маленькими рептилиями, нерадивые хозяева отпускали их на вольные хлеба в канализационные стоки. Почему бы не выпустить из террариума и змею переростка?

Страх накрывает с головой, как волной при шторме. Я пытаюсь подняться, но уже поздно. Давление в ногах становится только сильнее при каждой моей попытке вывернуться, извернуться и избавиться от этих «оков».

Черт.

Оно ползет на меня… медленно из-за своей тучности, но настойчиво, не сбиваясь со своего внутреннего ритма.

Белые огоньки телефонных фонариков давно потухли. Я не слышу ни чужих голосов, ни криков о помощи. Мой учащенный пульс барабанит в ушах, угрожая лопнуть барабанные перепонки. Давление. Да, я знаю, что это давление. Наверное, из-за него я больше ничего и не слышу. Мое собственное тело сейчас является источником моей погибели.

Но я все равно пытаюсь выбраться.

Безуспешно.

Может, стоит просто поддаться порыву и ничего не делать? Погибнуть в пасти монстра не самая завидная смерть, но по текущим ощущениям и не самая ужасная. Подумаешь, тело сдавливает в таких тисках, что спирает дыхание, а сердце начинает биться медленнее, словно боясь ненароком навредить самому себе при очередном ударе. Это мелочи жизни. С кем не бывает? Но противный зуд в груди не дает так просто сдаться.

Этот зуд расползается внутри моего тела, поднимается к горлу, опускается к желудку.

Раздражает.

Я верчусь под тушей монстра, но от моих движений оно только злится и начинает сильнее прижимать меня к полу. Эффект зыбучих песков и болот — чем сильнее стараешься из них выбраться, тем быстрее они тебя засасывают.

Если бы только у меня была возможность из-под него выбраться… Лишь немного… Чуть-чуть больше пространства для ног… но мне их не вытащить.

При очередной попытке выбраться, я ощущаю несильный укол в ноге. И после, словно раскаленной кочергой мою голову пронзает спасительная мысль — оберег Митяя!

Дал ли он мне его именно на этот случай, или на какой-то другой, я не знаю. Но делать мне больше нечего, остается хвататься за эту спасительную соломинку и тянуться к карману.

Как раз в тот момент, когда ладонь проскальзывает в карман, мои ребра опасливо хрустят — монстр почти добрался до моей головы.

Задерживаю дыхание и зажмуриваюсь. Стискиваю зубы, игнорирую нарастающую боль в черепе. Пытаюсь пальцами подобраться к заветной коробочке. Вот она, да, вот. Я чувствую ее тепло, которое она забрала от меня. Вот и она, моя спасительная кнопка. Нажимаю на нее и… ничего не происходит.

Отчаяние выбивает из легких остатки кислорода.

Я делаю глубокий вдох, понимая, что мой конец настал, больше я ничего не могу для себя сделать. И плотная склизкая туша покрывает мое лицо.

Себя не жалко. Я сделал все, что мог, жалеть не о чем. Мне жалко Сашу. Он остается в Клоаке совершенно один, никто ему не поможет выбраться. И от осознания того, что это из-за меня брат спустился в подземку, становится тошно. Жжет глаза.

Чертово метро!

Чертов Князь!

Чертовы монстры!

Со злостью сжимаю в ладони оберег Митяя.

Чертова бесполезная коробка!

Мизерная груда хлама!