– Что они поют? – смутилась я.

– Какая к черту разница? – заорала мне в лицо Динара. – Главное, их послушаем!

Толкаясь и ругаясь, как сапожники, мы с трудом протиснулись к центру площади. Сцену заменяли две телеги, соединенные вместе. Голоса у певцов были тихие, подкрашенные для громкости простейшим заклинанием, запах которого витал вокруг. «Баянов» оказалось четверо: худые и длинные как жерди, с новенькими дорогими лютнями в руках. Долго и напряженно прислушиваясь, я поняла, что один из них играет невпопад, а другой сильно фальшивит.

– Я что, ради этого в такую рань вставала? – возмутилась я. – Пойдем лучше на лучников посмотрим!

– Дура ты, Аська! – скривилась подруга. – Ты посмотри, какие женихи знатные! Да тебе все девки в городе завидовать будут, глядя на такого парня!

Я хотела было возмутиться и объяснить ненормальной, кто из нас дура, но не успела. Какая-то шибко влюбленная особа, потеряв остатки стыда, решила забраться на телегу дабы потрогать предмет своего восторга. Глядя на нее, разгоряченная визжащая толпа совершенно озверела. Вся женская масса стала наступать на бедных певцов, пытаясь оторвать кусочек их одежды или, на худой конец, вырвать из рук лютню как военный трофей.

Парни побледнели и сбились в кучку – такой горячей любви они явно не желали. От особо надоедливых и прытких поклонниц отбивались ногами. В это время туда же забрался толстый гном в невообразимом разноцветном полушубке, из-под которого торчали ярко-желтые порты. Он приложил маленькие ухоженные ручки к лоснящимся упитанным щекам и заголосил тонким голосом: «Стража! Стража! Касатиков убивають!» Стража конечно же не появилась. А несчастный захлебнулся собственным воплем, когда невменяемая девица выдрала клок из его штанов.

– Дура! – заорал как бесноватый гном. – Я всего лишь импресарио, на них одежду рви! – Он ткнул пальцем в сторону «касатиков».

Тут мне стало весело, я громко хохотала и прикрикивала: «Разденьте их догола! Нечего девок молодых смущать!», пока не поняла, что толпа наступает и нас с Динаркой подминают под себя не в меру влюбленные поклонницы «Баянов».

Мы находились у самой сцены, и пути к отступлению оказались перекрыты людской массой. Я схватила подругу за шкирку и хорошенько подтолкнула. Та шлепнулась и отползла в самое безопасное место – под телегу. Следом за ней и я. Каково же было мое удивление, когда мы обнаружили там всех четверых красавцев и несчастного гнома в разорванном полушубке. Зрелище было жалкое и уморительное, но подружка и здесь не растерялась. С совершенно безумным видом она протянула свиток со страшными рожами и прошептала: «Крестик поставьте!»

Парни шарахнулись из-под телеги, но разгоряченная толпа являлась лучшим аргументом для возвращения обратно. Гном закрестился и запричитал:

– Чур меня! Чур меня!

Я расхохоталась страшным голосом, как настоящая ведьма.

– Бесы! – охнул пискляво гном, хватая за грудки то одного парня, то другого. – За какие же грехи посланы? И чем я провинился-то?

Обтерев навернувшиеся слезы, я отдышалась и обратилась к нему:

– Обедом накормите, вытащу!

Тот недолго думая, замотал вихрастой башкой, и я вылезла обратно к толпе. Девицы аккурат сообразили, что «Баяны» самым чудесным образом исчезли, и решили громить площадь. Забравшись в самую гущу, я сложила ладони рупором и заорала во всю мощь своих легких:

– Вон они! Туда побежали! – ткнув пальцем в сторону Главной площади.

– Вон они! Вон они! – раздалось вокруг. Толпа озверелых поклонниц моментально двинулась в указанном направлении, сметая все и вся на своем пути.

Музыканты вылезли на мостовую, потом высунулся помятый гном, следом показалась моя подруженька, закусывающая от блаженства губы.

Пробирались мы как партизаны темными улочками, известными мне с детства. Я шла первая бодрым шагом, напевая скабрезную песенку. Мальчики бледнели от любого женского голоса, судорожно прижимая некогда шикарные лютни, и с ужасом ожидали нового появления орущей толпы поклонниц. Гном пыхтел и ковылял на своих коротких ножках, стараясь не отставать. Динара, едва не плача, завершала процессию. Она несла развернутое во всю ширину лубяное безобразие с лицами музыкантов. Через минут двадцать показался «Веселый поросенок»; не сговариваясь, все прибавили ходу.

– Дошли, слава богу, – проснулся гном, – а то я чуть не помер. Одышка, зараза, замучила.

– А вы приходите к нам в лавку травницы Марфы. Мы вам быстренько лекарство найдем, – не стала теряться я, зазывая выгодного клиента, – и ребятам, – кивнула я в сторону четверки, – что-нибудь от горла предложим, а то на морозе поют, голоса сажают.

Последнее предложение вызвало у них неподдельный ужас. Видно, перспектива быть вылеченными от чего бы то ни было, пугала всех до беспамятства.

– Но я не настаиваю, – быстро ретировалась я, решив, что еще слово – и обеда нам не видать.

– Ну ладно, девоньки, ладно. Обсудим потом, а сейчас кушать, есть или жрать. У меня после таких разборок всегда аппетит просыпается, – замял гном.

Всемером мы зашли в харчевню. Дородный усатый хозяин едва не обмер:

– Ох, какие гости, какие гости. Доченька-то моя, Аленка, на вас, касатиков, пошла полюбоваться, а тут вы сами и пожаловали. Честь-то какая, честь, – запричитал он, вытирая фартуком стол.

– Лучше дверь на засов запри и ставни закрой, – гаркнул совсем уже пришедший в себя гном, – а то весь твой сарай разберут на прутики. Ну девоньки, давайте знакомиться, – обратился он к нам, когда мы все расселись за длинным столом.

– Ася, а это Динара, – представила я оторопевшую от такого нежданного счастья подругу.

– Угу! – поддакнула она, съедая глазами четырех красавцев.

– Аспид, – важно представился гном. – Я импресарио этих орлов.

– Чего? – не поняла я.

Гном махнул рукой: дескать, неважно.

Мальчики дружно молчали.

– Бойцы, ну познакомьтесь же! – скомандовал Аспид. Очевидно, «бойцы» умели только петь, но не говорить, или же берегли горло для новых концертов.

Через несколько минут принесли закуски и выпивку. От вина мы вежливо отказались, а вот курочку в маринаде да огурчики уминали с удовольствием.

Динарка не сводила влюбленных глаз со своих кумиров, гном громко чавкал и икал. С улицы стали доноситься приглушенные голоса и стук поклонниц «Веселых Баянов» в закрытые ставни. К трапезе последнее обстоятельство не располагало, скорее наоборот, – кусок в горле застревал. От одной мысли, что удачливых у нас не любят, а потому сильно бьют, аппетит исчез. В понимании фанаток мы с подругой сейчас были самыми счастливыми на всем белом свете.

Я начала тянуть Динарку домой, но та упиралась и не хотела прерывать своего блаженства. Все же после того как парни нацарапали по кресту на своих лубяных изображениях, она обреченно сдалась.

Совершенно счастливая и окрыленная, с обновой под мышкой я влетела в лавку и заголосила с порога:

– Марфа, я купила!

Завернутые в коричневую хрустящую бумагу лежали эльфийские сапожки. О том, как я их приобретала, будут складывать легенды: такого хамства народ еще не видел. Эльфы по природе своей жаднее гномов, торговаться с ними бесполезно еще и потому, что языка они не знают.

Но со мной этот номер не прошел!

Желая заплатить хотя бы на медяк меньше, я орала до хрипоты, что меня обманывают, и этот хлам таких денег не стоит. Эльф от неожиданности едва не поперхнулся и, тыча пальцем в кульки, предлагал мне их вернуть. Через пять минут он еще молчал и пытался вырвать сапоги из моих рук, через десять – уже что-то орал мне в лицо на своем эльфийском.

Потом еще прохрипел пару слов и потерял от злости голос. Тут я проявила редкостное радушие и предложила ему купить в нашей лавке микстуру для горла с огромной, почти пятидесятипроцентной скидкой. Эльф, очевидно, ничего не понял, но как-то покраснел, осклабился. Недолго думая, я решила исчезнуть, пока он не набросился на меня с кулаками.