Константина все любили, все на него как на редкую птицу посмотреть приходили. Все, кроме Хорошей.

Это случилось, потому что Константин мало того, что сам был врачом, так он еще знал много других врачей. И однажды, зайдя вечером в ресторан, пока пил свой кофе, позвонил кому надо и спас персонал ресторана, ставший к тому времени вконец нестройным.

А началось все утром, только-только ресторан открылся. Хорошая тогда подошла к Веро и с загадочным блеском в глазах сообщила:

– Веро, а Веро, там на кухню целый ящик с лимонадом выставили. У него срок годности прошел, так что Удав его нам на разграбление отдал.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянула Веро.

Соблазн, конечно, присутствовал. Лимонад модный и дорогой, и Веро уже второй месяц копила, чтобы его попробовать.

– Но вообще-то, – призналась она, – к сроку годности я отношусь с уважением.

– Да брось ты, – беспечно отмахнулась Хорошая, – он просрочен-то всего на неделю.

И Хорошая ее даже этим успокоила, но пока Веро с подносами бегала, лимонад благополучно без нее прикончили.

– Спасибо, – мрачно сказала Веро, допивая в обед то, что оставалось на дне бутылки.

– Спасибо, спасибо, спасибо,– благодарно лепетала она к вечеру, когда всем плохо стало, а Константин, ложечкой сахар помешивая, звонил куда-то – о групповой клизме договаривался.

– Нет!– бросилась тогда Веро к его желтым ботинкам.– Пожалуйста, умоляю, только не клизма! Пропишите мне что-нибудь. Ну, вы же можете. Меня и тошнит-то самую малость.

Константин с сомнением покачал головой.

– Ну, не знаю, Веро. Ладно, сделаю для тебя исключение.

А потом что-то нацарапал у себя в блокноте.

– Два дня поголодай и вот тебе рецепт. Два дня чтобы не ела. Я тебе серьезно говорю!

С того дня Веро стала его самой большой поклонницей. А Хорошей тогда хуже всех пришлось. Константин ее дольше всех в больнице продержал.

– Да что ты негодуешь?– удивлялась тогда Веро.– Ты знаешь, сколько одна его консультация стоит? А он тебя бесплатно в отдельную палату устроил, да еще навещал. Мне бы так отдохнуть…

Вспомнив это, Веро расстроено смахнула крошки со стола. Потом вздохнула, собрала всю силу воли и пошла на кухню мириться с Робертино. Тот, увидев ее, демонстративно отвернул голову, схватил нож и стал разделывать курицу, громко разговаривая с Буржуем.

– Ну, кто у нас всегда молодец? Не хамит, не спорит? Слушает и молчит, когда шеф-повар замечание делает!

Буржуй кивал, соглашался и алчно смотрел на курицу.

Веро в растерянности постояла на пороге и, ни слова не говоря, вышла, прикрыв за собой дверь. Проскользнула тихо в подсобку и, забившись в угол, села на ящик.

«Пойду к Константину работать, – удрученно подперла она голову, – только бы их всех больше не видеть. Хотя, что это меняет? Подносы везде одинаковы.

Надо будет только Алессандре сказать. И Хорошей. Одна радость – Максимильян вечером обещал заехать».

Максимильян был братом Веро, и он был чудо-братом. В придачу ко всей своей другой одаренности он умел доносить плохие новости так, что они уже не имели большого значения. Забыв обо всем, все смотрели только на Максимильяна. Ах, как он говорит, а какой у него костюм, а умница какой. Если требовалось кого-нибудь расстроить, Веро всегда пропускала вперед Максимильяна.

Он работал в крупной финансовой компании – носил дорогие костюмы и по пятницам навещал Веро в ресторане.

– Осторожно! Меня не заляпай. Руки-то не жирные? Галстук-то французский.

В этом была трагедия непонимания. От него пахло туалетной водой, от Веро – едой.

– У меня на работе внизу чебуречная, – иногда говорил Максимильян, целуя сестру, – так запах от них, и от тебя один и тот же.

– Это пицца! – оскорблено восклицала Веро.

В ресторане Максимильяна тоже знали. Он как-то заехал перед самым закрытием, взглянул на сестру и резюмировал:

– Я смотрю, ты еще больше отощала. Позор. Это работая-то в общепите!

Вернулся через двадцать минут с пакетами из «Макдональдса». На кухню тогда все пришли. Весть о добром человеке разнеслась быстро— Максимильяна теперь всегда ждали.

В тот день Максимильян обещал принести бутерброды. Буржуй его уже с шести вечера у входа караулил.

– Расселся тут, – огрызалась Веро, бегая с тарелками.

Но Буржуй упрямо нес вахту.

К одиннадцати часам посетители почти разошлись, Максимильян привычно опаздывал, Принчипесса с утомленным видом курила. Алессандра, сбросив рабочие тапочки, убежала пораньше. Хорошая болтала с Томми на кухне, Буржуй меланхолично смотрел в окно. Веро, склоняя на все лады персонал, бегала, убирая посуду со столов.

В двенадцать с пакетами заявился Максимильян.

– Неужели? – процедила Веро.

Буржуй, взвизгнув от радости, завилял хвостом. Принчипесса, потушив сигарету, проявила участие.

– Я тебя к Томми провожу,– ласково улыбнулась она Максимильяну, – он уже два раза о тебе спрашивал. Веро, скатерти поменяй, Буржуй, дверь покарауль. Я за ключами схожу. Закрываться будем.

Веро с Буржуем рты открыли. И если во взгляде у собаки, всегда полном нежности, в первый раз шевельнулось сомнение, то у Веро просто слов не было.

– Я тебе поменяю,– сбрасывала она рывком скатерти, – я тебе так поменяю – будешь скоро как страус по ресторану носиться. Где Веро, где Веро? А нет Веро! А ты чего уставился? Сожрут они бутерброды! Только зря ждал.

И тут погас свет. Веро вздрогнула и прижала к себе скатерть. В ресторане часто выбивало пробки. На этот случай всегда были наготове свечи и инструкция: «Чтобы включить свет, надо зайти в каморку рядом с баром, открыть электрический щиток и поднять второй рычаг справа». Веро это знала. В теории это все знали.

Прислушиваясь к тишине в ресторане и понимая, что на помощь бежать никто не собирается, Веро достала зажигалку из фартука и спешно чиркнула огонек – как-то не по себе было в темноте. Вытянув перед собой руки, медленно, шаг за шагом, Веро зашла в бар и нашарила ключи. Снова прислушалась. Никого. Совесть там, на кухне, видно, окончательно разменяли на бутерброды.

Веро снова чиркнула зажигалкой. Крохотное пламя осветило четыре шага до каморки и, неожиданно, Буржуя, который стоял у ее ног и геройски выпячивал грудь, вызываясь быть ее компаньоном.

– Неужели? – процедила Веро, но в душе была благодарна.– Давай это… шагай первым.

Веро хорошо помнила, что те четыре шага показались ей вечностью. Она и в более счастливые моменты в панику впадала, а тут в наличии все атрибуты фильмов ужасов. И, главное, Веро слышала, как пол скрипит и дышит кто-то. Дышит, дышит. И холодом потянуло. Хорошо еще, что собака спокойна. А с другой стороны… Веро, медленно подняв зажигалку, посмотрела под ноги. А если это не собака?

Но Буржуй уже дошел до каморки, в ожидании уселся у двери и стал чесать брюхо, терзаясь о бутербродах. Он так его чесал, так сопел, прикладывая усилия, что с Веро вся блажь сошла. Она сама на мгновение забылась, села на корточки и, подняв двумя пальцами собачье ухо, с деланным участием спросила:

– Слушай, я тебе не мешаю, а?!

…В каморке было пыльно и душно, и был рай для санэпидемстанции. Веро переступила порог, снова подняла зажигалку и увидела электрический щиток. Торопливо потянулась, открыла металлическую дверцу, а там: кнопки-кнопки-кнопки. И значок с черепом. Это, конечно, да. Это специально для Веро повесили.

– Гав, – многозначительно сказал рядом Буржуй, напомнив про рыбок.

– Да, сама знаю,– с досадой протянула Веро и, пожав плечами, огляделась.– Старалась как могла, дальше пусть другие разбираются… А вот мне интересно… Там что такое?

В самом углу, в двух шагах от нее, на полу у стены пробивалась едва заметная полоска света. Веро подошла и, посветив зажигалкой, увидела очертание двери. В задумчивости перевела взгляд на Буржуя.

– Сказку про Синюю Бороду читал? Там тоже все так же начиналось. А с другой стороны…. Если там Удав отрубленные головы прячет, то разговор о зарплате можно уже совсем в другом тоне вести.