— Ребята, загадайте карту! Я сейчас колоду достану! На какую-то долю секунды все будто онемели… А потом раздался взрыв дружного хохота.
— Не надо фокусов! Хватит! В машине вздохнуть свободно нельзя, а ты колоду хочешь доставать!
— Не надо колоду! — закричал в азарте Мераб. — Загадывайте любую карту, какую захотите, я и так могу!
Все по очереди спрашивали у Мераба название карты, которую, якобы, загадали, и он «отгадывал» и «отгадывал». Все поддакивали и дружно смеялись. Смеялись, оттого что Мераб всерьез верил в свою способность читать мысли и оттого что весь день прошел приятно.
Ранним утром Мераб прибежал к Автандилу очень расстроенный.
— Автандил, мой отец дурак! — произнес он, убитый горем.
— Почему «дурак»? Что случилось? — встревожился Автандил.
— Целую ночь я с ним опыты проводил, но он ни одну карту не мог мне мысленно передать! В результате я ни разу не угадал! — трагическим тоном объяснил Мераб. Лицо его не шутя выражало мировую скорбь.
— Не нужно так говорить об отце! Мы вчера шутили, поддакивали тебе, какую бы ты карту не называл, а ты не понял…
— Ты хочешь сказать, что я не умею читать мысли??
— К сожалению, не умеешь… — мягко сказал Автандил. Мераб недоверчиво посмотрел на приятеля.
— Я не верю в это!
— Напрасно, я тебе сказал правду. Твой отец нисколько не виноват в том, что ты ни разу не смог угадать карту.
Несколько секунд Мераб молча смотрел на Автандила. Потом, загадочно улыбнувшись, произнес:
— Я понял.
«Ну, и слава Богу!» — подумал Автандил.
— Ты специально так говоришь, чтобы я не сердился на отца!
Услышав такой вывод, Автандил замолчал. Потом он хотел еще что-то сказать, но Мераб в самом веселом расположении духа уже шел обратно домой в полной уверенности в своих телепатических способностях. Пройдет еще немало времени, прежде чем он поймет, что такой способностью его Бог не наделил.
3
Время шло, и складывалось впечатление, что в Ленинграде совсем забыли о Ломсадзе и его необыкновенных способностях. Но это было далеко не так: о нем помнили не только в Ленинграде, но в Москве… Однажды ближе к ночи в квартиру на улице Габашвили кто-то постучал. Дверь открыла мама Автандила Варвара Александровна. На пороге стояли два человека средних лет. Их учащенное дыхание говорило о том, что они довольно быстро поднялись по достаточно крутой лестнице на длинный балкон, где и находилась квартира. Они были одинакового роста и, казалось, чем-то похожи друг на друга. Вежливо поздоровавшись, они спросили Автандила Ломсадзе. Обеспокоенная поздним визитом неизвестных людей, Варвара Александровна в некотором замешательстве спросила:
— С кем имею честь говорить?
Переглянувшись, оба, как по команде, достали из внутреннего кармана удостоверения. Один из них, назвав свое звание в органах комитета госбезопасности и фамилию, протянул раскрытые красные корочки документа Варваре Александровне:
— Прошу!
Она поспешно надела очки, постоянно находившиеся при ней, и посмотрела в удостоверение, которое владелец из своих рук не выпустил. Увидев первые три крупно выделенные слова Комитет Государственной Безопасности, она успокоилась. Подошел еще один человек, чтобы внести ясность — это был местный участковый милиционер, который и привел поздних посетителей. Он поспешил объяснить Варваре Александровне, что это гости из Москвы и им срочно нужно видеть Автандила. Варвара Александровна постучала в комнату сына, закапризничал ребенок, показалась встревоженная жена. Автандил вышел из комнаты и поздоровался. Лицо его было невозмутимо.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласил Автандил.
Все расположились за круглым столом в комнате матери, которая, почувствовав конфиденциальность визита, вышла. Гости сразу приступили к делу.
— Батоно Автандил, — начал старший из них, применив типичное грузинское обращение. — Тяжело заболел очень известный человек. Его деятельность чрезвычайно важна для нашей страны. Ситуация такова, что ему нужна срочная серьезная операция, но любой наркоз ему противопоказан — это заведомо летальный исход…
— Чем же я могу вам помочь?
— Мы знаем, что Вы учились в Индии, знаем о ваших необычных способностях. Можете ли Вы его загипнотизировать или усыпить, чтобы возможно было сделать операцию без наркоза? Надо спасти человека.
Автандил задумался. С его стороны это не лечение, а только воздействие на человека во благо — наказ Учителя он не нарушит. Кроме того, он был уверен в своих силах, но слишком уж велика ответственность. А если какая-нибудь случайность, не зависящая от него?..
— Подумайте, Вы сделаете доброе дело не только для хорошего человека и его родных, но и для всей страны. Это без преувеличения.
— Я согласен, — твердо ответил Автандил Ломсадзе.
— Тогда выезжаем сразу, время очень дорого. Внизу машина, в аэропорту ждет самолет.
Автандил взял самое необходимое, попрощался с домашними, кратко объяснив, для чего едет в командировку. У дома ждала черная «Волга», которая помчалась по ночному Тбилиси в аэропорт к самолету, прилетевшему сюда из Москвы спецрейсом.
Уже через четыре часа Автандил Ломсадзе был в кремлевской клинике. Кругом все блистало чистотой. В просторных холлах мягкие кожаные кресла, цветы в хрустальных вазах, огромные зеркала. В коридорах ковровые дорожки, заглушающие шаги, предупредительный улыбчивый персонал. Ломсадзе подали белоснежный халат. Вместе с профессором-хирургом в сопровождении еще нескольких врачей, он вошел в палату, где на широкой кровати лежал больной. Сквозь большие окна, прикрытые тяжелыми шторами, пробивался рассвет. Мягкий свет торшера освещал измученное лицо больного, его лоб покрывала испарина. У постели неотлучно находились врач и медсестра. По их заботливым движениям и внимательности можно было догадаться, что человек, подле которого они стояли, имел большой правительственный чин. Первые лучи солнца и роскошь обстановки неприятно контрастировали с угасающим человеком. Высоты его карьеры, всеобщее почитание и, как следствие, обеспеченная жизнь… — все меркло в осознании его физической беспомощности и ярко возрастала ценность жизни как таковой… Вошедшие поздоровались — больной ответил. Голос был слабым, но взгляд решительным. Военная служба откладывала свой отпечаток — это был генерал-лейтенант. Он посмотрел на профессора-хирурга.
— Уже пора на операцию, профессор?
Доктор кивнул головой:
— Скоро начнем. А пока поговорите с нашим молодым врачом.
Он жестом пригласил Автандила Ломсадзе подойти ближе к больному. Генерал уже привык к тому, что все врачи спрашивают его о самочувствии и характере болей, слегка удивленно отвечал на простые вопросы Автандила, не касавшиеся болезни. Впрочем, его удивление длилось не более полуминуты, потом оно сменилось безмятежным состоянием, ответы потеряли четкость, затем против его воли закрылись глаза, и он затих… Его тут же повезли на каталке в операционную, где все было готово к сложнейшей операции.
В операционной — новейшая аппаратура, помощники профессора — врачи-хирурги, анестезиолог и терапевт. Присутствие врача-анестезиолога было излишним, но того требовал порядок. Все с головы до ног в белых медицинских костюмах и марлевых повязках. Все стерильно. Яркий свет в операционной, бьющий прямо в лицо больного, не разбудил его. Врачи констатировали глубокий сон. Совершив нужную подготовку, хирургическая сестра подала профессору скальпель…
Невозможно себе представить, что должен был чувствовать опытный хирург, делая надрез на теле больного, не получившего не только наркоз, а даже обыкновенного обезболивающего! Трудно вообразить его психологическое состояние. А что если проснется? Ведь неминуема смерть от болевого шока! Но хирург взял скальпель… Операция началась.
Четко и быстро двигались руки опытных врачей. Звучали короткие отрывистые фразы. С помощью импортной аппаратуры ассистенты следили за ритмом сердца и другими параметрами организма. Автандил стоял чуть поодаль. Неожиданно пульс больного участился. Тревожные взгляды врачей. Автандил Ломсадзе тут же оказал помощь больному своим методом. Ритм сердца восстановился. Врачи продолжали напряженно работать. За стенами операционной нервничали родственники и друзья, в служебных кабинетах с многочисленными телефонами нетерпеливо ожидали результата операции высокопоставленные чиновники. Сейчас все зависело от опытных хирургов. Лишь они не имели право на эмоции. Неожиданно больной чуть шевельнулся, глубоко выдохнув, слабо простонал. Глаза операционной сестры расширились от ужаса. Руки врачей застыли в воздухе, тревожные взгляды обратились к Ломсадзе. На аппаратуру никто даже не взглянул. В операционной наступила физически ощутимая тяжелая тишина. Ломсадзе оставался спокоен. Он стабилизировал состояние пациента. Слов не требовалось. Врачи поняли: они могут продолжать сложнейшую операцию. Только через несколько часов больной был перевезен в послеоперационную палату. Автандил Ломсадзе подошел к больному, присел рядом с кроватью на стул. Вокруг стояли врачи. Генерал спал. Умиротворенное лицо его говорило о том, что он не испытывает никаких болей и никакого беспокойства во сне.