— Да, он первый.

— Ну, хорошо, — обратился он уже к Автандилу, — Считай, что вопрос решен. Больше ничего не нужно?

— Больше ничего.

На следующий день Ломсадзе позвонил помощнику Зураба Александровича и попросил поблагодарить Председателя Совета Министров за содействие, передать, что Гурам Габуния обещал дать квартиру. Ломсадзе ждал ордер. Он знал, что обещание — это лишь обещание. Чтобы быть уверенным, нужен ордер. Через месяц ордер вручили и ему, и его тестю. Тогда Ломсадзе позвонил, а затем снова пришел к Зурабу Патаридзе, на этот раз поблагодарить.

— Как дела? — спросил Патаридзе. — Какие проблемы еще есть в жизни?

— У меня проблем в жизни нет и никогда не было. Я очень благодарен Вам за то, что Вы дали квартиру моей семье, сам я не очень страдаю от тесноты и так прекрасно себя чувствую. А вот семья — другое дело. У меня к Вам на этот раз не личный вопрос.

— А в чем дело?

— Сейчас в Тбилиси идет реконструкция площади Героев цирка. Есть очень хороший проект, но его не приняли.

— Ты неправ. Я все проекты смотрел сам — выбран лучший, — не согласился Патаридзе.

— Вы меня извините, Зураб Александрович. Не считайте, что я излишне настойчив, но я уверен, что тот проект, о котором я говорю, Вам не показали. Если бы показали, Вы признали бы его лучшим.

— Да? — усомнился министр. — Ну, что ж, принеси, покажи. Если он, действительно, лучше, я буду настаивать, чтобы его приняли. Сейчас я уезжаю в Москву, буду через неделю. Приходи.

Автандил не сомневался, что Патаридзе, увидев проект его одноклассника Важа Чагунава, человека, несомненно, талантливого, отдаст предпочтение прогрессивной планировке. На художественном совете, рассматривая этот проект, отклонили его исключительно потому, что он был похож на японский, не приняв во внимание, что он удобен, рационален и красив. Председатель Совета Министров Грузии Патаридзе был человек широких, прогрессивных взглядов — он оценил бы проект Важа Чагунава. Но следующей встрече Ломсадзе и Патаридзе не суждено было состояться. Зураб Александрович уехал на неделю, потом Автандил уехал на две недели выступать, а когда вернулся, узнал, что Председатель Совета Министров Патаридзе попал в автомобильную катастрофу и скончался. Автандил Ломсадзе не был равнодушен к красоте своего города, хотел он помочь и самореализации талантливого архитектора, но теперь о проекте Важа Чугунава не могло быть и речи. Иногда стечение событий и обстоятельств выше наших самых больших желаний.

1

Известность Автандила Ломсадзе росла. Его пригласили выступить в столице. Программа москвичам очень понравилась. Каждый раз после выступления его окружала толпа зрителей. Они приходили к нему на сцену, за кулисы и спрашивали, спрашивали… Интеллигенция столицы стремилась увидеть его.

Номер гостиницы «Москва». Вечерами Автандил Ломсадзе почти никогда не бывает один. У него посетители, которые накануне договариваются о встрече. Автандил Алексеевич не отказывает им. Он любит людей, любит общаться с ними. Встречи разные, порой очень интересные.

В гостях кандидат наук — женщина. В руках у нее лоза, стянутая тонкой леской, как лук. Ею измеряют размеры биополя человека, считая, что они указывают на интеллект человека.

— Позвольте, я ваше биополе измерю, — говорит женщина и начинает процесс, не дождавшись ответа Автандила Алексеевича, уверенная в том, что он, конечно, позволит.

Автандил Алексеевич успевает только неопределенно пожать плечами. А между тем женщина, измеряя биополе Ломсадзе, отходит от него все дальше и дальше; комната большая, но она имеет свои пределы. Экспериментатор упирается в стенку.

— Ах, интеллект у вас какой! — восторженно заявляет она. — В размеры Вашего биополя вся Москва поместится, измеряя его границы, далеко уйти можно. Но вот желудок у Вас болит.

— Послушайте, — вежливо возражает «измеряемый», — во-первых, такого интеллекта не может быть, да такой и не нужен никому. Во-вторых, желудок у меня не болит.

— Вы не обижайтесь, — мягко добавляет он, — но сама постановка вашего вопроса неправильна. Подумайте, если я скажу, что Вы не правы, значит скажу, что у меня низкий интеллект. Если соглашусь с Вами, то поставлю себя выше других. Если хотите, я Вам скажу объективно.

— Скажите, — соглашается опешившая женщина.

— Я этому не верю, — говорит Автандил Ломсадзе и показывает на лозу.

Новая встреча. Преподаватель одного из институтов, приятная женщина верит в силу природных камней.

— Я, — говорит, — могу определить, кому какой камень подходит.

— Ну, хорошо, — отвечает Ломсадзе, — я не сомневаюсь, вы можете. А что это дает?

— Как что? — искренне удивляется женщина. — Если человек этот камень будет носить с собой, ему легче жить станет.

— Хорошо, — снова соглашается Автандил, — я и этому верю. Только вы мне скажите, вы объективно опыты ставите?

— Да.

— Как?

Женщина достает из сумочки камни и что-то тяжелое, привязанное на ниточке, похожее на маятник, и демонстрирует.

— Вот несколько камней, — она раскладывает камни на столе и держит над ними маятник. — Если это не ваш камень, маятник стоит, если ваш — маятник начинает раскачиваться.

Над одним из камней маятник начинает заметно делать вращательные движения.

— Вот Ваш камень! — уверенно говорит она.

— Я согласен, что это мой камень, но знаете, пальцы могут крутить нитку незаметно.

— Как? — возражает женщина. — Вы хотите сказать, что я сама воздействую на маятник?

— Нет, — говорит Ломсадзе. — Я этого не говорю, но когда Вы знаете человека, когда выясняете, какой камень, подсознательно мускулы могут дрогнуть — маятник начнет движение. Если Вы не против, сделаем так. Завяжите себе глаза, а я переставлю камни и спрошу: «Этот камень подходит Иванову, Петрову? Или нет?»

Женщина согласилась и в процессе опыта ни разу правильно не угадала.

— Получается, что я сама кручу, — огорченно говорит она.

— Нет, я же Вам сказал, это может происходить подсознательно, — возражает Автандил. — Когда у вас нет информации, какой камень (у Вас завязаны глаза), тогда у вас ничто не срабатывает, а когда вы знаете — вы уже объективно не можете проводить опыт.

— Но у меня ведь группа студентов, я их обучаю.

— Я Вам сказал свое мнение. Вы можете продолжать обучать студентов. Но чему обучать — я не знаю. Опыты не объективны.

Ушла, обиделась, но виду не показала. Автандил никого не хотел обижать, он просто говорил правду, иначе он не мог. Людей обижал не он, а сама правда. Он всех заранее предупреждал, что на вопросы может отвечать только правду.

Бывало, что Автандила посещали сразу несколько человек.

— Можно в России открыть группу йоги?

— Можно.

— Что для этого нужно?

— Для этого нужен учитель или человек, который обучался, стал йогом, и у него есть право быть учителем.

— Кто эти права дает?

— Эти права учитель дает. Больше никто.

— Хорошо, значит, мы можем послать человека в Индию?

— Да, но смотря к кому… Кто его будет обучать. Нужно, чтобы к хорошему учителю попал, да еще чтобы учитель разрешил учить других.

— Но ведь это очень долго.

— Не только долго, но может быть, и не сбудутся ваши надежды. На это может уйти вся жизнь, и Вы вернетесь из Индии ни с чем.

— А можно самим открыть школу йоги?

— Можно. Только зачем называть йога? Назовите «русская школа, похожая на йогу».

— Мы назовем «русская йога».

Русской йоги не бывает, — не согласился Автандил Ломсадзе. — Может быть только похожая на йогу, или по-другому назовите.

Это гостей не устраивало. Они хотели, чтобы Ломсадзе сам предложил организовать школу йоги, но он, наделенный даром проницательности, не увидел среди них людей, которые серьезно хотели учиться йоге, да и просто имели хотя бы какие-то способности в этом направлении. Кроме того, Автандил знал, что обучать человека, уже обученного, причем обученного неправильно, намного сложнее, чем необученного. В большинстве случаев людей интересовала не столько йога, сколько возможность стать целителем, даже не представляя всей сложности данного дела. Для этого они учатся, правда, их учение заключается, как правило, в том, что; они сидят на полу, держа руки вверх ладонями, заведомо неправильно занимаются дыхательными упражнениями, а уже через месяц получают «дипломы», в которых сказано, что они могут лечить… Но кого? И как?… Автандил Ломсадзе хотел открыть школу йоги на Родине, но никто из соотечественников ему это не предложил, тогда как вездесущие американцы предлагали Ломсадзе открыть школу йоги в Штатах. Надо заметить, они сразу поняли его масштаб, его возможности. Но время было сложное, Автандил Алексеевич не мог сотрудничать со страной, бывшей с его родиной в конфронтации.