Призваны. Брошены. В тѐни сокрыты;

Неразделимы. Обиды забыты.

…Словно порвалась удерживающая его веревка, Тамаш закатил глаза и тряпичной куклой бессильно упал на камни, а эхо, искажая и путая звуки, все повторяло непонятные слова.

Эрнальд сидел, боясь пошевельнуться, но ничего не происходило. Лекарь безвольно распластался на камнях, едва видимый в тени стены. Эрнальд пересилил себя и придвинулся ближе. Но ничего не разобрал в темноте, и, собравшись с духом, откинул волосы с лица Тамаша. Оказалось, падая, тот зацепил виском острый камень, и теперь по щеке и волосам расползалось теплое липкое пятно. Правая рука лекаря была вывернута и зажата под спиной, перчатка на левой руке тоже оказалась липкой и теплой на ощупь.

Эрнальд осторожно распрямил руки лекаря и достал из торбы пресловутое платье. Он оторвал один рукав, обвязал рану на голове, остальное свернул и подложил лекарю как подушку. Сам же устроился рядом, положив на колени лютню.

Последние облака унеслись на запад вслед уходящему солнцу, и узкий кусочек неба, зажатый темными стенами, вскоре изогнулся бархатной звездной завесой. Луна не торопилась, и яркие летние созвездия густо усыпали небосвод. Эрнальд задумчиво разглядывал знакомые северные звезды и сам не заметил, как задремал.

Ночь уже царила в ущелье, когда Тамаш вдруг глубоко вздохнул и огляделся. Неуклюжая повязка съехала на лицо. Лекарь стянул ее на шею и в растерянности ощупал голову.

– Хвала богам! – протирая лицо, пробормотал Эрнальд.

– Что произошло? – Тамаш удивленно коснулся содранных костяшек.

Эрнальд едва открыл рот, как вдруг земля задрожала, и откуда-то из глубины послышался низкий, вибрирующий гул. Лекарь и юноша подскочили. Гул стремительно нарастал, приводя в движение весь каньон. Мелкие камни под ногами содрогались и подпрыгивали, издавая низкий рокот. Сверху посыпались комья. Совсем рядом с грохотом сорвался целый пласт вместе с деревьями. Рев нестерпимо нарастал, резонируя где-то в хребте, выворачивая внутренности и накрывая сознание тяжелым, животным ужасом. Вдруг от стены напротив откололся узкий вертикальный осколок и медленно начал заваливаться в сторону стоянки. Тамаш резко толкнул Эрнальда и сам бросился прочь. Камни под ногами разъехались, и он упал на землю. Каменная глыба накренилась, на мгновение замерла и с грохотом рухнула на стоянку, затопив ущелье пылью и оглушительным громом.

И также внезапно тряска вдруг остановилась. Шурша, осы̓пались последние крошки и все смолкло.

Почти оглохнув и слепо шаря в густой пыли, Тамаш ощупал себя, желая убедиться, что он еще жив, и, тяжело прокашлявшись, хрипло позвал Эрнальда. С другой стороны завала послышался такой же хриплый кашель и неуверенный отклик юноши. Тамаш поднялся на ноги и едва удержался, со стоном ухватившись за ребра.

– Ты цел? – крикнул он в темноту.

– Кажется, да, – неуверенно ответил юноша.

Тамаш оглядел массивную каменную плиту, черным монолитом перегородившую дно каньона. Обломок лежал под уклоном, заметно поднимаясь в сторону стоянки и сходя на нет к основанию.

– Идти можешь? Пробирайся к другой стороне, там, вроде, пониже.

– Да… – послышались звуки шагов.

Кашляя и придерживаясь за плиту, Тамаш тоже направился к противоположной стене и вскоре разглядел растрепанного, но вполне целого Эрнальда, перелезающего через камни. Юноша суетливо оглядывался и нервно прижимал к груди лютню.

– Хвала богам! – Тамаш порывисто обнял парнишку, – у тебя все цело?

– Да. А вы? – ответил юноша, выворачиваясь из рук.

– Жить буду, – отмахнулся Тамаш, – давай отдохнем, а утром соберем, что уцелело и решим, что делать дальше.

Они кое-как устроились прямо на камнях и погрузились в сон. Невнятная тревога растаяла вместе с последними шорохами, и ничто их больше не беспокоило до рассвета.

Утром Тамаш с трудом поднялся: ушибленный бок налился свинцом и отдавал болью при каждом вдохе. Лекарь ощупал ребра через рубашку и, недовольно морщась, стал копаться в своей сумке, так и болтавшейся на шее со вчерашнего вечера. Изучив содержимое и выбросив пару мелких, остро пахнущих осколков, он вынул темную баночку, и натер ушиб пахнущей травами мазью.

Оправив одежду и пригладив здоровой рукой волосы, он убрал пузырек в обратно сумку и заметил, что за ним наблюдает Эрнальд.

– Почему вы не используете дар? – спросил юноша.

– Это нужно далеко не всегда, к тому же на мне и так все быстро заживает, – пожал плечами Тамаш и принялся осматривать сильно изменившееся русло ущелья.

Огромный осколок, рухнувший ночью, застрял, не дойдя до земли чуть больше локтя, под ним лежали котелок и полная торба, которую Тамаш упаковал перед сном. Лекарь нагнулся пониже и попробовал дотянуться, но бок обожгло болью. Тогда Эрнальд, что-то прикинув, перебрался через завал и направился к упавшим деревьям.

Огромные ели от удара раскрошились в щепки и усыпали землю хвоей и рваными ветками. В этой мешанине Эрнальд выбрал палку подлиннее и вернулся к стоянке. Возле каменной щели он распластался и зашарил под плитой, пытаясь вытолкать или подцепить вещи. Первым выкатился изрядно помятый котелок. Эрнальд покрутился, обдираясь об острые камни, и после нескольких неудачных попыток подтянул к себе тяжелую торбу. Один из мехов для воды порвался, второй же виднелся в глубине и никак не поддавался, прижатый обломками. После долгих попыток выудить уцелевший мех Эрнальд отбросил палку и юркнул под камень.

– Остановись! – испуганно крикнул Тамаш.

Но Эрнальд уже исчез под нависающей махиной и через несколько мгновений задом выполз обратно, держа в руках тяжелый мех с водой.

– С ума сошел!?

– Не за что, – мрачно буркнул юноша, – не в котелке же воду нести?

– Это было слишком опасно!

Эрнальд только пожал плечами.

После короткого завтрака они засобирались в дорогу. Эрнальд взял сумку с провизией и воду, а Тамаш, отвязав болтавшийся на шее рукав, приспособил его к лютне и закинул инструмент на плечо, и они поспешили к выходу. Когда в створе ущелья показалась беспокойная зеленая гладь равнины, Эрнальд спросил:

– А что дальше?

– Если верить картам, там на выходе должна быть река – исток Великой Матери Степей, или как называют ее в хрониках – Мата-Дану. Здесь река только начинается, и я думаю, мы легко найдем переправу. А дальше пойдем предгорьями и будем молиться, что даллы сюда не заглядывают.

– Господин Тамаш, – неожиданно серьезно произнес Эрнальд, – вы ведь знаете, что даллы делают со своими пленниками?

– Ну… – растерялся лекарь, – в хрониках об этом ничего нет, а в народе разное болтают. Думаю, здорово преувеличивают. Хотя я и не горю желанием проверять.

– Нет, – покачал головой юноша, – не преувеличивают. Да хранят нас боги.

Каменные стены, наконец, расступились, и перед глазами разлилось яркое травянистое море, плавными холмами уходящее за горизонт. Пронзительно-синим куполом расстелился над ним небосвод, припорошенный мелкими кудрявыми облаками. А внизу, следуя за своими небесными братьями, по бескрайней равнине бежали их большие тени. Зеленое море неспокойно колыхалось и, гонимое ветром, переливалось, словно настоящая водная гладь. Слева высился горный массив, круто выставивший невысокое каменное плечо на восток. Справа горы постепенно скруглялись и уходили покатой лесистой грядой на юг, а прямо перед ними, клокоча и, бушуя, неслась мутная, вздувшаяся река.

Ягори – Вигмар, переход

Ягори и Вигмар залегли у края плато. Возвышенность, которая плоским каменным горбом поднималась среди равнин и редколесья, была расколота длинным озером. Зажатый в каменной трещине водоем узкой кишкой тянулся сквозь плоскогорье, уходя вниз на невероятную глубину. Но в одном месте плато отступало от воды. Там к озеру узкой полоской примыкала равнина. И на самом стыке, каменная стена, потревоженная давнишним землетрясением, треснула, и из нее выщербился длинный вертикальный осколок. Осколок этот не рассыпался, а упал единым куском, высвободив просторный, но в тоже время укромный грот в сплошной скальной стене.