— Как это проговорился?

— Сказал сначала Сыч, но тут же поправился Иван, мол, приказал нас, охранников не трогать, а вот жирному кишки выпустить.

— О, как! — Воскликнул, находившейся рядом, Василий. А Пронька лишь чуть усмехнулся и покачал головой

— Кто это жирный? — Не понял Голубцов.

Устин промолчал лишь блеснул глазами из под нависших бровей. Но Василий молчать не собирался:

— Дак это ты Ефимка. Тебе хотели кишки выпустить. Чем ты им так не угодил?

Ефим зло глянул на ухмыляющегося Ваську и переспросил Устина:

— Точно слышал про Сыча, али выдумал всё.

— Слышал. Вот те крест! Так и сказал «Сыч». И потом вспомни, как у самого дома Силантий кнутом мальца, что сзади пролетки прицепился, пужанул. Похоже тот малец и проследил за нами от самой Горы.

— Это что ж, выходит это Сыч денежки спёр? — Спросил молчавший до сих пор Пронька.

— Он! Больше некому. Не сам спёр, своих натравил. — Убежденно проговорил немного отошедший от стресса Устин и сжал поросшие черным волосом пальцы в кулаки.

Голубцов, глядя на него, пытался сообразить, что же все-таки делать. Деньги пропали приличные, хорошо еще не все, которые он был должен получить в горном управлении. На его счастье две третьих суммы, положенной за сданное золото обещали выдать в течение последующих трех-четырех дней. А он еще был зол на чиновников за задержку. Оказалось зря.

Потерей третьей части выручки Фрол конечно будет очень не доволен и наложит на него штраф, хотя может и удастся отделаться легким испугом, тем более что Фрол уже должен уехать на зиму в столицу. С Егором Золкиным, которого он вместо себя оставит, договориться можно. Не впервой.

Но кроме золотых монет пропали и его личные семь тысяч, которые он приготовил, чтобы провернуть в Барнауле одно очень выгодное дельце. Теперь об этом дельце можно забыть. Хотя если Устин не врёт, то можно попытаться вернуть денежки. Только вот как? Сыч по всему видать калач тертый и запугать его вряд ли удастся. На что уж Голован был матерым варнаком, но и тот предпочел с Сычем договариваться. Но Голован помер и, возможно, Сыч к этому причастен.

Голубцов вспомнил шишковатую, серую физиономию Сыча, его узловатые пальцы, неестественно большие ладони, ледяные глаза в которых иногда плескалась какая-то злая муть, и внутренне передернулся. Ох, вряд ли удастся с этим упырем договориться.

А если не договариваться? Вон Годный спит и видит, как бы с этим Сычом расправиться. Устин вон тоже готов с ним встретиться. Да и Васька с Пронькой, несмотря на их ухмылки понимают, что обещанных денежек не получат. Вроде лично в случившемся не виноваты, но кто там разбираться будет.

— Василий сходи-ка ты обратно к Годному, скажи, что я его срочно приглашаю. Мол, в связи с новыми обстоятельствами я готов обсудить его предложение по Сычу.

Василий еще шире ухмыльнулся, согласно кивнул и ушел выполнять поручение. Ефим же обратился к оставшимся, Устину и Проньке:

— Давайте мужики подумаем как нам этого Сыча прихватить?

— А чего тут думать. — Устин был настроен решительно. — Ночью, когда все спать будут и наведаемся. Я его, скотину, в клочки порву.

Пронька промолчал, но было видно, что с разозленным Устином он не согласен. Ефим, видя это, решил спросить его напрямую.

— Ну а ты, что скажешь?

— Что тут скажешь? Скажу, что торопиться не надо. Дождемся этого мазурика, Годного расспросим у него все про Сыча, а потом и будем решать, что делать.

Ефим почесал свою небольшую бороденку и мысленно согласился со здравым рассужднием Проньки.

— Ладно. Дождемся Годного, послушаем, что он скажет.

Годный на призыв откликнулся и, уже через час, ехидно спрашивал Ефима:

— Что голубь, и тебя Сыч обул. А ты мне, мол, завязал Сыч. А оно вона как завязал! Ну и, что ты теперь делать будешь?

— Ты Захар свое ехидство при себе оставь. Лучше расскажи нам про этого Сыча все, что знаешь и поподробнее.

— Я про него много чего знаю. Всё рассказывать и за день не переслушаешь.

— Ладно, скажи, как нам его прищучить лучше, где у него лёжка и много ли народа за ним стоит.

— Ну, людей у него человек пять, но все они мужики тертые, заматерелые. Лежки у него никакой нет, никого не боится Сыч, спокойно в дому живет. Вот там его и прихватить можно, ежели ночью тихонько подобраться.

— Скажи-ка, есть среди них черноволосый и чернобородый и по господски одетый? Голос ужасно хриплый.

Годный задумался вспоминая.

— Был такой. Храп его погремуха, но давно его не видно было, толи сгинул, толи ездил куда. Бороды у него не было, но бороду и отрастить можно. А хрипит, так ему года три назад горло в драке перебили, думали помрет, но выжил. А погремуха по фамилии Храпов образовалась. У него с Сычом вроде какие-то терки были. Видать помирились. Так это Храп, значит, у вас побывал? Этот может — годный бродяга.

— А не может этот Храп сам по себе варначить? Без Сыча.

— Без Сыча? Без него и раньше то ничего здесь не делалось, даже Голован на него оглядывался, а сейчас как Голован помер и подавно.

— Ясно! Но нам-то как быть. По доброму с Сычем не договориться. Хорошо бы сонного в постельке прихватить, да поспрашивать.

— Это можно. У меня возле Сыча человечек верный есть, так он давно все разведал и мне доложил. Одному мне с Сычем не справиться, а вот с вами, пожалуй, можем ему перца на хвост насыпать. Ну, так как, вы в деле или нет?

Глаза Захара радостно блестели. Видимо он давно вынашивал планы, как бы разделаться с ненавистным паханом и вот получил возможность эти планы реализовать. Хотя Голубцову, по прежнему не слишком хотелось участвовать в местных разборках, но и спускать такую наглость было никак нельзя, мужики бы не поняли, особенно Устин, да и деньги хотелось вернуть. Поэтому он, поколебавшись, произнес:

— В деле. Говори, что надумал.

Дальше они приступили к разработке плана нападения на хату Сыча. Впрочем, весь их план был банальным и примитивным. Решили брать Сыча под утро, наскоком. Идти на дело этой ночью ивсеми силами: трое охранников с Голубцовым во главе и Годный со своими самыми надежными людьми, коих набралось аж целых три человека вместе с самим Захаром. Когда осторожничавший Голубцов заявил, а не мало ли народу, то Годный на это ответил, что скорее всего много чем мало. Вряд ли в доме Сыча будет больше трех человек, а скорее всего будут только двое: сам Сыч и дружок его старый по кличке Гребень. Голубцов согласился и они стали готовиться к предстоящему захвату Сыча.

На другом конце города на «Горе» в доме Сыча тоже готовились. Получив записку от неизвестных, Сыч недоумевал недолго. Хотя ему было совершенно непонятно, зачем Голубцову нападать на него, ведь они разошлись с ним довольно мирно. Но упоминание о Годном настораживало. Тот давно хотел занять его, Сыча, место в криминальном мирке города, но пока ему ничего не светило. Не верилось также, что ему удалось привлечь на свою сторону Голубцова. Но мало ли что. За свою довольно долгую жизнь Сыч пережил уже не одну разборку между своими собратьями по ремеслу и потому к предупреждению решил отнестись серьезно.

— Гребень, пошли кого нибудь из мальцов в Волчьи Гривы к Поликарпу Зайцеву, пусть тот до нас дойдет.

— Ладно. Крюка пошлю. Тот быстро добежит. А что, опять Годный что-то затевает?

— Может затевает, а может нет, но проверить надо.

Поликарп Зайцев жил в доме напротив хаты Захара Грашина и давно уже следил за ним, время от времени докладывая обо всем увиденном и услышанном Сычу.

Через полтора часа Поликарп и Сыч сидели друг против друга у зайцевского свояка и пили чай. Под чаек Зайцев рассказал о сегодняшней суете у Годного. Сначала к нему на извозчике подъехали трое. Два здоровых облома и небольшого роста кругленький и пузатенький господинчик. Пробыв в доме около часу, гости погрузились в пролетку и уехали, а через полчаса один из этих обломов вернулся и вышел из дому с Захаром и они куда-то ушли вместе с двумя грашинскими прихлебателями и, пока Зайцев был дома, Годный не вернулся.