В тулупе Синего, похоже, был шаман —

По бубну и замашкам сразу видно,

На шпильках плёлся местный атаман,

Шагала в ногу писюнов элита.

Шаман отдал двум воинам приказ,

Сам отошёл подальше к океану,

Схватили Синего – убьют, видать, сейчас —

И потащили к злобному шаману.

Швырнули грубо пленного в песок

И, поклонившись, удалились быстро.

От смерти лютой он на волосок,

Свершится ритуальное убийство.

Шептал над жертвой заклинания шаман,

А сам тихонько говорил на русском:

– Здорово, Васька, друг мой, мой братан,

Я, Вась, сбежал на корабле французском.

Ты помнишь, как готовили побег,

Лаз через сопку ложками копали,

Не повезло, мой друг, тогда тебе,

А я бежал, аж пятки засверкали.

Пробрался в порт, залез на сухогруз,

Который шёл, как помню я, до Сета.

В пути со мной произошёл конфуз —

Пошёл на палубу, меня порывом ветра,

Короче, сдуло, брат, пока я ссал.

Тогда подумал: всё, кранты, приплыли.

Сам понимаешь, кто б меня спасал?

Там волны с дом огромный проходили.

Шаман извлёк из Васьки мятый кляп,

Достал с кармана фляжку с коньяком:

– Давай за нас, мой магаданский брат,

Подробно всё я расскажу потом.

Как я до острова вот этого доплыл?!

А тут друг дружку, Вася, люди жрут,

Такая страсть, что я тут волком выл,

И не морально, Вась, реально жуть.

Обнять нельзя, похлопать по плечу,

Восторги нужно тихо выражать.

– Я, Вась, тебя немного огорчу,

Всех мужиков начнут под вечер жрать.

Коньяк без закуси и пафосных речей

Заходит тоже, кстати, на ура.

– Что ожидать от этих нам чертей?

Они же, друг, по сути, фраера!

– На острове я ввёл всеобщий пост,

Едят три года каннибалы репу,

Был план такой – и он предельно прост:

Нарушит кто-то, вождь загнётся первым.

Проснётся спящий сотни лет вулкан,

Испепелит всех прочих «писюнов».

– Ты – голова, стратег, верней, братан!

– У нас осталось несколько часов!!!

С заходом солнца и поста конец,

Отделят пленных мужиков от дам,

А вождь, что в женской обуви, – стервец,

Подаст сигнал, ударив в свой там-там.

Из джунглей воины таскали сухостой,

Руководил работой мудрый вождь,

Процесс пугал своею простотой,

Эх, залил бы им хворост сильный дождь…

Бросали пленные украдкой робкий взгляд

На «писюнов», готовивших дрова,

На пленных тоже воины глядят —

Не абы что, вкуснейшая жратва.

Улыбки счастья у аборигенов:

Шаман отменит скоро строгий пост,

Вон сколько толстых дядек сидит пленных,

Еды в достатке, с бабами вопрос!

Прикинуть если: воинов-то больше,

И у вождя тут правды не ищи,

Тут как успеть схватить кого потолще,

А надоест – пустить её на щи.

Примерно схожи мысли каннибалов,

Но прежде сытный ужин при кострах,

«Конечно, жаль, что женщин очень мало», —

Читалась мысль одна у них в глазах.

Пленённые болтали, правда, тихо:

– Что делать-то мы будем, мужики?

– Вступить в борьбу – единственный есть выход.

– Мы против копий пустим кулаки?

– А может, лучше Синего дождаться?

Он опытный, и у него есть план…

– Всё бесполезно, чую, не прорвёмся,

А Синего давно сожрал шаман!

Мэр рвался пригрозить прокуратурой,

Его держали замы, стиснув рот.

– Зачем им хворост, что за процедура? —

С вопросом лез к Снегурочке пилот.

Среди сидящих на песочке пленных

На кресле возвышался инвалид.

На самом деле что в неволе ценно?

Не выделяться, словно индивид.

Не лезть в глаза, по сути, слиться с массой,

Упасть в песок и, замерев, лежать,

Амёбой притвориться пучеглазой,

Но лучшее для пленного – бежать.

Но здесь в побег уйти без вариантов —

Стража бодра, глазаста, начеку,

И инвалид, да в кресле, но атлантом

Был первым претендентом на рагу.

Вернулся взбудораженный шаман

И Синего с собой привёл живым.

Тот сел к собратьям, молвил: – Дело дрянь.

Слегка несло от Синего спиртным.

Служитель культа, чёрт его дери,

Ударил сильно в бубен головой,

Насторожились тут же дикари,

Сияло солнце, шелестел прибой…

Впадали «писюны» в священный трепет,

А пленных Синий новостью ввёл в шок.

Сияя фиксами, но перейдя на лепет,

Он заявил: – Шаман – мой корешок.

Есть тут свидетель драматичных пауз,

А коллективных очевидец есть?

Видимо, нет, судьбы вот в этом казус.

– Сидели с ним на зоне мы лет шесть, —

Понятно уточнил собратьям Синий,

Дыша на них армянским коньяком.

– А как он оказался на чужбине?

– Что было до? – Нет, что было потом?

Посыпались вопросы от собратьев,

В волнении вскочил на ноги мэр.

– Без кипеша, а вы, папаша, сядьте,

Скакать под стражей – так себе пример.

– Шаман – он что, сидел на Колыме?