Согнувшись, крался, ну а где – бежал,

Неся огромный узел на плечах,

Разбогатевший быстро Баклажан:

Кряхтел, терпел, тащил, потел, молчал.

Деревня племени Большие Писюны —

Из хижин тут же повалил народ:

Узла размером все поражены,

И встало сразу племя в хоровод.

Вокруг охотника давай петь и плясать,

Слагали песни про Задорный Баклажан,

На шум явилась заспанная знать,

И стихли песни, бубны, барабан…

– Ты где ходить, что видеть и узнать?

Какой добыча ты суметь добыть?

Ты должен половину нам отдать,

Надеюсь, что закон ты не забыть?!

Сказал шаман за весь директорат,

Пытался узел развязать тугой.

– Да я и сам делиться с вами рад, —

Ему ответил воин молодой.

Неторопливо рылась знать в вещах,

Вождь примерял со шпилькою сапог,

Всё изложил подробно, в мелочах,

Акцент расставив, взвесив каждый слог.

О «птице белоснежной» с облаков

Поведал им Задорный Баклажан,

Про женщин стройных, толстых мужиков,

Как вещи бросили, рванули в океан.

Вождь всё-таки напялил сапоги,

Немного жмут, но это ничего,

Пускай завидуют теперь ему враги,

Он выше стал и видит далеко.

Шаман скрывал волнение с трудом,

Рукой всё гладил Синего тулуп,

Припрятал ловко фляжку с коньяком

И жёнам взял своим по паре шуб.

Решили идти в ночь, чтоб утром быть —

Врасплох гостей из «птицы» надо брать,

Меж писюнов всех женщин поделить,

А мужиков всех надобно сожрать…

Конкретно тормозил обутый вождь,

Скрипел зубами, обувь не снимал,

Оскалом жутким нагонял он дрожь —

На шпильках злобный сильный каннибал.

Шаман закутался в отобранный тулуп,

Поднял над головою воротник,

Он всем сказал – болит, мол, сильно зуб,

И пёр как трактор, то есть напрямик.

Ноги стерев, морально сдался вождь,

На шпильках сам не мог уже идти.

– Рубить лианы, паланкин готовь,

Чтоб бережно вождя в нём донести.

Отдал шаман немедленно приказ,

Не опуская у тулупа воротник,

В кустах исчез мгновенно папуас,

Сам не велик, но имя – Длинный штык.

Из моря вышло заспанное солнце

И начало продрогших греть людей,

Народ озяб, к друг другу тесно жмётся

Группа несчастных авиа-бомжей.

Не очень ночь, и все без настроения,

В пупырках все, в глазах застыл испуг.

– Сейчас бы выпил кофейку с печеньем!

– Пожалуйста, заткнитесь, милый друг!

Ругались пассажиры самолёта,

И друг от друга все особняком.

– Кто хочет жить!? Давайте за работу!

Отложим все дебаты на потом, —

Пытался убедить собратьев Синий

И вместе с ними убедить сестёр:

– Ремонт, разбег, потом полёт в Россию! —

И руки, будто крылья, распростёр.

Работа сразу вяло закипела,

Пилот под роспись выдал инструмент,

Чертёж крыла нарисовали мелом,

Наскальный получился документ.

По мере сил все отдавали силы,

Свои умения в ремонте ходовой.

– Смотрите, братцы, к нам идут мужчины!

Те повернулись, кто стоял спиной.

Носилки дядьки вынесли из чащи,

На них – мужчина в женских сапогах.

– А тот, – сутулый, он в тулупе вашем,

Сидит влитым он на его плечах, —

Сказал один из голых олигархов

И пальцем на шамана показал.

– Тулуп отличный, вам его не жалко?

На вашем месте я б тулуп забрал.

Авторитет смотрел из-под ладони,

В его тулупе шествует мужик!!??

Не может быть, похоже, это Лёня!

В порядке кореш, главное – он жив!!!

И Синий побежал что было прыти,

Понятно всем: чтоб отобрать тулуп.

– Он пожалеет сильно, что похитил!

– Тот, что в тулупе, думаю, что труп!

Заспорили Снегурка с Дед Морозом,

Но тут от ужаса вдруг замерла толпа,

Похоже, тот, в тулупе, – пуп серьёзный.

У кромки джунглей началась борьба.

Вот Синего скрутили, как ребёнка,

Пять рослых загорелых мужиков.

Крик на надрыве: – Сволочи, подонки,

Кто драться с каннибалами готов?

Согнали папуасы в кучу пленных,

Велели сесть в горячий всех песок.

– Товарищи, а где же наш военный? —

Послышался вдруг чей-то голосок.

Майор сидел меж пассажиров тихо,

Не отзывался воин на призыв.

Завыла Ленка: – Ох, дождались лиха…

Кольцом стояли, с копьями застыв,

Большие Писюны в составе полном —

Лишь воины, без женщин и детей,

Все как один, могучие и стройные,

Десятков пять огромных упырей.