“Привет. Как дела?”

Нажимаю на кнопку “Отправить” и замираю в ожидании.

Но ничего не происходит. Парень не появляется в сети. Ни через пять минут, ни через десять, ни через час. У меня уже начинают слипаться глаза. Поэтому перебираюсь на кровать и тащу с собой в постель ноутбук. Потом до меня доходит, что проще открыть на телефоне приложение. Ноут остается на столе. Я с телефоном в кровать и под одеяло. Решаю позвонить отцу между делом.

— Сам хотел тебя набрать, но боялся, что спишь, — заговорил он.

— Ты же помнишь, что я совунья, — смеюсь.

— Ага, как же, — парирует. — Что у тебя там хорошего?

И я рассказываю. Весь день от и до. Меня будто прорвало, слова так и льются, как из автоматной очереди…А когда замолкаю, повисает тишина.

— Обалдеть, — выдает папа. — Ну вы молодцы конечно. Сам я даже не знаю, как поступил бы в такой ситуации. А твой Лев, ух, крутой парень, — гордо заявляет отец.

— Угу, крутой, только кажется он думает по-другому, — вздыхаю и подкладываю ладонь между щекой и подушкой.

— Почему ты так решила?

Я ему объясняю ситуацию, на что он вздыхает.

— Ты знаешь, все же разные. Кто-то не любит излишнего внимания от совершенного поступка, кто-то будет этим кичиться. Думаю, там и отец может люлей отвесить за машину. Но спасенная жизнь должна перекрыть все проступки. Я бы по крайней мере так рассуждал.

— Спасибо, пап, — благодарю отца. — Поддержал мою веру в хорошее.

— Мы же родные, принцесса, — усмехается. — Давай, спокойной ночи, своим привет передавай. Пока.

— И тебе хороших снов, чмоки.

Звонок обрывается.

А я с надеждой заглядываю в соц.сеть, но ничего там не нахожу. Лев не выходит на связь. Тогда я заглядываю в мессенджер, последний выход у него тоже не сегодня. И я решаюсь написать уже от своего имени:

“Лёв? Все хорошо?” и грустный смайлик.

Откладываю телефон в сторону. Выключаю светильник и укладываюсь поудобнее, гипнотизирую телефон, пока не проваливаюсь в беспокойный сон.

Лев

Отец приехал достаточно быстро. Я почему-то так и думал, что тут не обошлось без Тихоновой. Ведь не просил, но кто-то решил сунуть свой нос не в свое дело. И это безумно злит и бесит. Я не планировал так быстро с ним связываться. У меня были по крайней мере пара часов, до того, как найдут контакты отца, чтобы все взвесить и подумать. Но нет же…

Входит и останавливается у клетки. Я сразу чувствую его взгляд и поднимаю голову.

— Хорошо развлекаешься, — кривит губы в усмешке. — И на час оставить нельзя.

Разворачивается и пересекает небольшое помещение, останавливается у окна дежурного.

— Ермолаев Борис Евгеньевич, — представляется. — За сыном. Вызовите следователя, — словно отдает приказ. И снова оборачивается ко мне. Сверлит взглядом, но молчит.

Потом у него верещит в кармане телефон и он отвлекается на разговор. Спустя минут пять приходит следак. Отец сразу же сворачивает разговор и отвечает рукопожатием на протянутую руку Антона Михайловича.

— Иван, открой выпусти нашего гостя, — обращается следователь к дежурному, но отец его перебивает.

— Давайте побеседуем без него, — выдает холодно.

Захаров секунду молчит, но потом кивает, и они исчезают из поля зрения. Я снова утыкаюсь лицом в ладони, потираю лицо. Я пока не могу понять, что последует потом, после их разговора. Даже не могу предположить последствия. Отберет права? Да это вообще не максимум жести. Что еще может? Закрыть меня дома? Так я не девочка…

Через минут двадцать мужчины возвращаются. Меня выпускают. Отец благодарит следока и прощается с ним. Покидаем отделение молча. Отец идет первым, я следом.

В воздухе повисает напряжение. Сейчас еще больше, чем, когда он только пришел. Негатив волнами исходит от него. Это напрягает.

Выходим на улицу, я почему-то сразу подмечаю тачку, которая стоит в стороне. Знакомая. Впиваюсь взглядом в лобовое, будто знаю где искать девчонку. Меня магнитом тянет, но от этого ощущения только хуже. Понимаю, что ничего не изменилось бы даже после того, как отца сами менты вызвали бы в отделение. Но не могу перестать злиться. Если этим хотели помочь, то ни черта лучше не сделали.

Отец садится на заднее, приходится сесть рядом. Предстоит непростой разговор. При матери он не станет говорить то, что сейчас мне придется услышать.

Машина плавно выкатывается с территории отделения. До дома минут тридцать, если не больше. Этого достаточно, чтобы поговорить. Поэтому я молчу и жду начала шоу.

— Ты меня разочаровываешь все больше и больше, Лев, — тихим, холодным голосом заговаривает отец. Даже мои горящие ладони холодеют.

— Чем же?

— Поведением, поступками, — отрезает холодно. Но объяснение не следует.

— Что не так? Машину угнал? Извини, не мог иначе.

— Не придумал ничего лучше. Ты, будущий юрист, должен понимать последствия. Я один из ведущих адвокатов нашего района. И что теперь будут говорить? — поворачивается ко мне.

— Что твой сын не дал окочуриться старику на лавочке, — предполагаю, ухмыльнувшись.

— Героем себя возомнил?

Градус повышается.

— Ни разу.

— Вот и правильно. Никто на тебя лавры вешать не собирается. Ты угнал машину, нарушил правила ПДД, чуть не угробил деда и девчонку. Ты за это мог влипнуть. Если бы еще и дед помер в машине, вот тут… — зло поджимает губы и отворачивается к окну.

— Он не помер.

— И слава богу. Ты только подумай о последствиях! Ситуация: машина не останавливается на требования, в машине труп. За рулем сын известного адвоката! Ты мог лишить меня того, чего я добивался всю свою сознательную жизнь. Просто все просрать в один миг, не подумав головой! — вот теперь он очень зол. Хоть и тон его голоса ни на децибел не вырос.

Вот в чем проблема заключается! Могла пострадать его репутация. Не дошло до меня раньше.

— Мы разные, — нарушаю повисшее напряженное молчание. — Ты до мозга костей циник, не имеющий ни капли сострадания к ближним. Ты любишь зарабатывать деньги. Да, на проблемах людей. Ты первоклассный адвокат, тебя многие бояться и мало кто хочет с тобой связываться. Ты же по судам затаскаешь и сдерешь за все издержки до последней нитки. Может это и круто, по-своему. Но когда встает вопрос жизни и смерти, я уверен, чаша “жизни” должна перевешивать. Поэтому я не пойду по твоим стопам. Никогда. Я не стану таким как ты, — поворачиваюсь и ловлю его красноречивый взгляд. Он в бешенстве. Но я продолжаю гнуть свое. — Мне жаль, что ты такой. И рад, что я совсем другой.

— Пока еще ты живешь на деньги, которые я зарабатываю и вроде не жаловался до этого момента, — звучит с пренебрежением. — Видимо нужно было тебя оставить в ментовке, — говорит достаточно сдержанно. Но от этого голоса не по себе. Он умеет нагнать страху одним лишь деланным безразличием. — Посмотреть, как ты сам выкарабкаешься? Ты совершеннолетний, — кривит губы.

— Оставить меня не смог, хотя очень хотел, — продолжаю его слова. — От этого же могла пострадать твоя репутация, — подмечаю.

— Именно. Поэтому ты не оставляешь мне выбора. Я лишаю тебя карманных денег. Отбираю права. И впредь ты будешь посещать только школу и репетиторов. По окончанию одиннадцатого класса поступаешь на юрфак. И это мое последнее слово.

— Нет, — категорически отказываюсь. — Не быть этому. Мне не нужны твои репетиторы. Мне не нужен твой жизненный путь, который ты и мне хочешь приписать, — взрываюсь. Меня всего колотит изнутри. Бесит от сознания, что этот, вроде бы родной человек не хочет меня понять. Я же не бездельник, не пропащий… Почему ко мне такое отношение?

— Что? — его бровь взлетает вверх. Не привык отец, что я не соглашаюсь с его мнением вот так.

— Именно то, что слышал. Я не буду ходить к этим репетитором. Я не буду поступать на юрфак и не приду работать на пригретое тобой место. Не дождешься, — высказываю ему в глаза.

Повисает звенящая тишина. Машина останавливается на светофоре.

— Тогда ты больше в моем доме жить не будешь.