Лис подошел к отцу и, взяв чашу из его рук, пересек ту невидимую преграду, что отделяла испуганную девочку ото всех взрослых, находящихся в этой комнате, и присел у ее ног.
- Это тебе самой решить нужно, - сказал он.
Зара прерывисто вздохнула. На самом деле она уже знала, как поступит, но все медлила, не могла собраться с силами, чтобы произнести вслух.
- Что же... Я ведь хочу остаться в этом доме, жить без страха... Только, если я выпью, пообещай мне одно.
- Если смогу исполнить...
- Ты сможешь. Я просто... Не хочу я больше путешествовать по этим всем ужасным мирам. Не нужны мне ни руны, ни ключи. Я больше не переступлю порога ни одной двери, ладно? Пообещай мне, прямо сейчас, пока я помню...
- Но... - Лис выглядел растерянным. - Что если ты передумаешь?
- Не передумаю! - нахохлилась Зара. - Просто пообещай!
- Хорошо, - сказал Лис. - Я обещаю. Ты будешь в полной безопасности здесь, за стенами этого дома. Я не дам тебя в обиду.
- Хорошо, - повторила за ним эхом Зара и протянула сложенные лодочкой ладони, готовая принять чашу. И когда уже держала ее в руках, в последний раз оглядела комнату, скользнула взглядом по родителям - мама едва заметно кивнула, а отец отвернулся. Закат за окнами догорел, темнота заполняла мир, и казалось, что утро никогда не наступит, во всяком случае в ее сердце. А так хотелось, чтобы жизнь стала прежней - беспечной и радостной. Она поднесла чашу к губам и сделала глоток.
Глава шестнадцатая. Этого не изменить…
...Взрослая женщина стояла у окна и смотрела на листья, плывущие по воздуху, ощущала под ладонью прохладу стекла и понимала, что совершила тогда самую большую ошибку в своей жизни. Утро так и не наступило...
Зара осталась в доме, но при этом была совершенно несчастна, хотя не понимала почему, ведь Лис всегда был внимателен и нежен. А она видеть его не могла. Не могла находиться рядом, не могла смотреть на его бледное лицо, не могла заставить себя коснуться его холодных рук. Он вначале очень часто пытался взять ее ладонь в свою, но она кривилась и при первой же возможности отнимала руку.
- Ты холодный, как ледышка, - говорила Зара. Видела, как дрожали его губы, и испытывала мучительное чувство вины и жалости, но поделать с собой ничего не могла. И постоянно злилась на него за что-то, хотя, казалось бы, он ничем не заслужил такого отношения. Он стал растить для нее яблоневый сад, потому что как-то Зара обмолвилась о том, что яблони в цвету это самое прекрасное, что только можно увидеть в жизни. Но каждое дерево, посаженное Лисом, словно было молчаливым укором в ее жестокости.
А потом наступил день, когда они остались одни в замке. Двое подростков, напуганных, предоставленных сами себе. Им бы в этот момент сплотиться против всего мира, но получилось так, что они еще больше отдалились друг от друга.
В тот день, когда произошло несчастье с Феликсом, Зара заставила себя забыть о своей неосознанной неприязни к жениху. Она была нужна ему, должна была его поддержать. К тому же она толком не знала о том, что произошло, слышала только, как слуги перешептываются за ее спиной, но тут же замолкают, стоит только девушке подойти ближе. Она слышала только обрывки фраз: «Взяли его за руки и повели за собой... Даже не сопротивлялся... А Лис... Бедный мальчик... Все шел за ними. Это проклятие! Не надо ему было...»
И вечером, когда все слуги разошлись по своим комнатам, она тихонько поднялась по ступеням в его башню и постучала в запертую дверь.
- Пусти меня, - попросила она. Хотя дверь оставалась запертой и Зара не слышала по ту ее сторону никакого движения, почему-то она была уверена в том, что Лис не спит и стоит у порога. - Я просто... Хочу поддержать тебя...
- Не надо. Я справлюсь, - голос Лиса был уставший, словно бесцветный. Значит, он на самом деле стоял у двери. - Уходи...
- Но что случилось? Я могу хотя бы знать?
Молчание в ответ.
- Я имею право знать! - Зара сорвалась на крик. - Феликс и мне был почти как отец!
- Я... Не могу тебе рассказать. Уходи, Зара.
Она просила, умоляла рассказать ей все. Даже плакала. И долго сидела на пороге у запертой двери, но он больше не произнес ни слова и так и не вышел к ней.
Когда Зара, совершенно опустошенная, спустилась вниз, села в кресло у потухшего камина, к ней подошла пожилая служанка, принесла плед.
- Укройся, деточка. Ночь сегодня так холодна.
Зара упрямо качнула головой и вытерла тыльной стороной ладони слезинки, застывающие на щеках. Ей бы хотелось замерзнуть насмерть, жаль, ночь для этого недостаточно холодна.
- Ненавижу вас всех, - сказала она тихо. - Никто ничего не рассказывает мне! Я никому не нужна! И родители не навещали меня целую вечность. Отвезли и забыли! Почему? В чем я провинилась?
Женщина неловко погладила ее по голове, и от этой неуклюжей ласки Зара разрыдалась и вцепилась в ее передник, пропахший кухней.
- Ты ни в чем не виновата, девочка... - грубая ладонь успокаивающе гладила ее по спине. - Он приказал не говорить... Но я расскажу. То, что сама видела. Я возвращалась сегодня из деревни по дороге через холмы, была уже совсем рядом, когда увидела хозяина...
Зара забыла о слезах, жадно впитывая каждое слово.
- Нет, с другого начну. Давно уже поговаривали о проклятии...
Она быстро взглянула на Зару и замялась:
- Людям только дай волю - наболтают невесть что. Но здесь, видать, дело и правда было нечисто. Я-то сама у вас год как работаю, но прошлая кухарка, на место которой я и нанялась, обмолвилась как-то... Видать, он запретил прямо-то говорить, но намеками и недомолвками она сказала мне, что хозяину не больше года жить осталось... То ли проклят он, то ли еще что. Такой жути нагнала, что я неделю на новом месте спокойно спать не могла. И как ни упрашивала ее сказать, та как воды в рот набрала. Только сболтнула, придут, мол, ловцы за ним и уведут. И мерещились мне потом те ловцы, обликом страшные. А сегодня... Вот ведь день какой грустный, да, девочка? Бедный наш молоденький хозяин...
Она и сама незаметно вытерла слезинку краем передника, задумалась, замолчала. Зара тоже молчала, боясь сбить ее с мысли.
- А сегодня видела я тех ловцов... И знаешь, не страшные они вовсе. Но это как на мой взгляд, а Феликсу-то наверняка страшно было. И Лисенку... Они вели Феликса за руки, а сами маленькие, как тени, полупрозрачные. Это если на первый взгляд, а если присмотреться, то ребятами мне стали казаться. То ли карликами... Не знаю. Один раз посмотрю - ребятишки в черных плащиках, другой раз - тени неясные. Но понятно было, что хозяину никуда не деться от них. Так и шел он вперед, и голову прямо держал, как знал, на что идет. А Елисей за ними шел шаг в шаг и звал его. Феликс только раз и обернулся. Нет, два раза... Первый раз сказал: «Лис, за каждой дверью послание для тебя. Я давно этого дня ждал, знал, что он придет. Не грусти». А второй раз просто прикрикнул даже: «Домой возвращайся! Этого не изменить, ты ведь знаешь!» Но он так за ними и шел до моста. А я стояла на холме, видела все, и шага ступить не могла от ужаса... Потом они по мосту вверх пошли. А Елисей упал там, где стоял, и лежал долго-долго. Я уже подумала, что сердце у него от горя разорвалось, поспешила навстречу, почти добежала. Тут он встал и посмотрел на меня. И от взгляда его до сих пор мурашки бегают. ««Со мной все хорошо, - говорит. - Я справлюсь». И домой зашагал... А вы-то ни в чем не виноваты, молоденькая хозяюшка. Ваша-то в чем вина... Ой, горюшко...
Пожилая кухарка с грубыми руками и добрым сердцем искренне хотела утешить Зару, девушка и сама себе говорила, что ей не в чем себя винить. Но словно тревожный маленький колокольчик трепетал где-то в груди. Как в сказке, когда волшебная арфа начинала играть, когда рядом кто-то говорил неправду: «Ты виновата. Ты виновата. Ты лжешь».
И девушка, не выдержав этого тревожного обвиняющего звона, вскочила на ноги и убежала прочь. До ночи бродила по берегу, пытаясь понять, что хочет сказать ей сердце. И почему-то слышала только голос Лиса из какого-то давно забытого разговора: «Это тебе самой решить нужно...» Что решить? О чем он?
