— Какая же ты идиотка, Мария. Как же я раньше не разглядел этого?

— Что? — кровь так стучала в голове, что мне казались его слова обычными слуховыми галлюцинациями.

— Только такая продажная тварь может повестись на его дорогое шмотьё и лживые словечки. Ты же никогда меня не любила, да? Хоть раз скажи правду, — он шагнул мне навстречу, внешне выражая ледяное спокойствие и не повышая голос. Казалось, что все эмоции отключились, скрытые под этой каменной маской. Ни один мускул на лице не дёрнулся. В глазах сияла лишь пустота и безразличие.

— Паш, он здесь не при чём. Просто мы не подходим друг другу. Ты найдёшь хорошую девушку, но это буду не я, — я старалась говорить спокойно, в душе гася поднимающуюся панику от открывшегося с другой стороны парня.

— Какая же ты лживая. Ты вся гнилая внутри. И слова твои гнилые. Вы стоите друг друга, — он наклонился и, дыша мне в лицо горячим дыханием, добавил. — И гореть вам в аду вместе…

Эмоции, копившиеся внутри меня, подобно гнойному нарыву вырвались наружу. Размахнувшись, я влепила пощечину, от которой он даже не дернулся, лишь закрыл глаза.

Я отпрыгнула в сторону, боясь последствий от этого незнакомого мне человека. Ноги подкашивались. Пришлось опереться рукой о кухонный стол.

Обида. Разочарование. Сожаление. Страх. Всё смешалось в тугой клубок где-то в глубине груди, сдавливая и мешая дышать. Я медленно прошла в коридор, в надежде выпроводить парня. В надежде, что, поскорее закрыв за ним дверь, я переверну эту страницу.

Казалось, что я потеряла последнего близкого человека. Осталась одна в этом чёрном хаосе своей жизни.

— Прости… — Пашка стоял с закрытыми глазами, опустив голову. — Прости, Маш. Просто… Просто ты мне так дорога. Не хочу отпускать тебя. Не хочу отдавать ему. Я люблю тебя.

Он медленно подошёл ко мне, виновато глядя в глаза. На миг я увидела всё того же интерна, своего друга, любовника, который мог рассмешить в самую грустную и тяжелую минуту. Который видел красоту моей души, а не красоту тела. Так он говорил.

— Это ты меня прости, Паш. Но я действительно не могу. И дело не в нем. Не в тебе.

— Может быть нам стоит попробовать всё с начала? Всё будет по-другому, Маш, — он взял меня за руку, ладонью другой руки поглаживая мою щёку. — Мы будем счастливы вместе. Вот увидишь. Возьмём завтра выходной. Сходим в кино. На ужастик. Как ты любишь. Слопаем попкорн с колой. Будем смеяться над глупым сюжетом. Потом я провожу тебя до дома. Всё будет как раньше!

В его широко распахнутых блестящих глазах я, как на экране увидела свою жизнь, если сейчас буду слабой и соглашусь на все слова Пашки.

Ничего не изменится. Все будет по-старому. Будем проводить вечера вместе. Я буду закрывать глаза и представлять другого человека. Не Пашкины руки, обнимающие мою талию. Митькины губы, нежно скользящие по моей шее. Его горячее дыхание, обжигающее тёмными ночами.

— Хватит. Паш… Хватит, — я освободилась от его объятий и от удушающей пелены фантазий. — Я не могу. Понимаешь? Я так не могу. Не хочу портить тебе жизнь. Мы не будем счастливы вместе. Это все твои фантазии. Это не реально.

— Не реально говоришь? Не реально?! — от удара его кулака о стену наверняка останутся трещины, а я останусь заИкой. — Кто ты такая, чтобы решать чьи-то судьбы?!Ты лишь запутавшаяся маленькая девчонка, которая погрязла в лжи и жалости к себе!

Он вновь схватил меня за лицо, но в этом жесте не было и капли нежности. Грубые пальцы словно когти вонзились в мягкую кожу, причиняя боль.

— Что ты молчишь? КТО! ТЫ! ТАКАЯ! Ты никому не нужная бабёнка, которая дальше своего носа не видит! Я и был с тобой из жалости! Посмотри на себя! Кому ты нужна такая? Ни лица, ни фигуры. Полно тараканов в голове. Я был идеальным. Старался достать больше денег для тебя и влип из-за тебя же в неприятности. А он попользуется и бросит. Ты всю жизнь будешь одна лить слезы в подушку. Вспомнишь обо мне, но поздно будет!

Оцепенение спало точно так же незаметно, как пришло. Забитая маленькая девочка, жалеющая себя всю жизнь и рыдающая над своей судьбой, исчезла от его колких слов.

Ведь я была не такая. Когда-то я могла постоять за себя. Могла заткнуть любого обидчика. Я сама себя сделала той безвольной тряпкой, которая только и умела, что жалеть себя и винить всех вокруг. Что со мной стало? Как я докатилась до этого? Из этого болота только один путь. Наверх. И помочь мне может только один человек. Я сама. В голове прозвучал голос из далёкого детства — «Ты забыла всё, о чём я тебя учил, Манька?»

Резким движением колена, я ударила в болевую точку агрессора, не чувствуя вины и сострадания после его слов. О последствиях буду думать потом. Когда Пашка сложился пополам с протяжным воем, я толкнула его в уже приоткрытую дверь, с грохотом захлопнув её.

— Суууука! Открой дверь, Машка! Открой эту долбаную дверь!

Я прижалась спиной к вздрагивавшей от ударов двери, мысленно моля, чтобы соседи не вызвали полицию.

Спустя долгие минуты на лестничной клетке воцарилась тишина. Я приоткрыла рот, приложив ухо к поверхности. От адреналина кровь стучала так, что не было слышно и звука. Лишь протяжный полушёпот, не предвещавший ничего хорошего.

— Мааааш. Это ещё не конец.

Тяжёлые мысли, что я упускаю что-то важное, и щекочущие натянутые нервы сомнения заставляли меня снова и снова просыпаться посреди ночи. Кожа была противно липкой, а от постоянных метаний простынь сбилась в одну бесформенную кучу.

Поэтому раздавшийся стук в дверь в ещё не рассеявшейся темноте квартиры вызвал скорее облегчение, чем недоумение. Облегчение, что смогла вырваться из лап очередного беспокойного сна, в котором улыбающееся лицо Митьки расплывалось и превращалось в свирепый оскал Пашки.

Наспех натянув домашние растянутые штаны и лёгкую спортивную кофту, я побежала открывать дверь неожиданному визитеру, на ходу пытаясь сообразить кто бы это мог быть.

Вариантов было два. Либо вернулся Пашка просить прощения. Либо соседский кот опять сбежал, и его хозяева объявили «план перехват». И в том, и в другом случае я бы предпочла остаться не замеченной.

Как бы ни было горько и обидно после последнего разговора, на данный момент видеть бывшего любовника не хотелось. А выслушивать его извинения в шесть утра не входило в мои планы.

Приоткрыв дверь, я с удивлением и колотящимся сердцем, поняла, что предпочла бы увидеть Пашку.

— Мария Зиновьевна? Жихарева? Открывайте, гражданочка.

Запахнув поплотнее кофту и распахнув дверь, я отступила от двери, пропуская двух не знакомых мужчин в полицейской форме.

Один из них на вид лет пятидесяти с внушительным пузом и запахом перегара прошёл вперёд, не спеша, рассматривая мою халупу. Семенящий же за ним молоденький парнишка был больше похож на выпускника военного училища, чем на полицейского.

Хлопая глазами, я судорожно копалась в голове, пытаясь отыскать мотив, приведший «бравых защитников». Быть может, что-то случилось с мамой? Сердце застыло камнем в груди от дурного предчувствия.

— В чём дело?

— Поступила наводка, — «пузатый» не удостоил меня взгляда, всё так же разглядывая скромный интерьер. По недовольному взгляду было ясно, что его моя компания так же раздражает, как меня его присутствие.

— И? — я сложила руки на груди, пытаясь унять тревогу.

— Дерзить мне вздумала? — он наконец-то взглянул на меня своими мутными колкими глазками. Вытерев ладонью выступающие после холодного воздуха сопли, он обратился к стушевавшемуся напарнику. — Санька, давай ищи. Вверх дном тут все переверни, но найди.

— Что?! Что вы делаете? Эй! Я к вам обращаюсь, — я подбежала к сложившему в карманы огромной форменной куртки полицейскому в надежде понять хоть что-то.

— А ну брысь с дороги, «амара»! У меня постановление на обыск! — толстяк потряс перед моим носом бумажкой, грубо оттолкнув меня с дороги.

Волоски на голове зашевелились. Нет. Скорее тараканы попадали в обморок. Это такое отвратительное чувство, когда знаешь, что ты перед законом и перед собой чист, а воображение подкидывает картинки, где я в полосатой пижаме на три размера больше в кандалах и бренчащих цепях вышагиваю по загону 10 на 10 метров с толпой таких же «счастливчиков».